Живу, пока люблю - Татьяна Львовна Успенская-Ошанина

снова возвращается, он видит Еленины глаза. Золотистые, они смотрят чуть-чуть в разные стороны.

— Элка, я наказан, расплата пришла, я должен получить её сполна. Я должен мучиться. Я должен гореть живьём. Я порушил жизнь четырёх людей. Я не спас тебя — не увёз в Москву. Элка, потерпи, я скоро приду к тебе. Наконец мы встретимся. Я должен был прийти к тебе раньше, сразу, как только ты ушла. Я не пришёл, я наказан. Жизнь не получилась.

Он падал в красную черноту. Выныривал. Он слышал жизнь, вершившуюся в его доме: громкую и порой злую — Вера с Варварой ругались, гремела Варварина музыка. Он спал и просыпался. Он жаловался Елене на самого себя и плакал.

2

Сколько прошло дней, недель… неизвестно, он услышал голос Ильки:

— А ну, вставай! Распустился.

Евгений открыл глаза.

Илька приснился в прошлые разы. И сейчас снится. Не может пятидесятилетний человек на всю жизнь остаться подростком, начинающим жить, — со стоящими дыбом волосами, с весёлыми лампочками глаз.

— Где Элка? Она опять от меня исчезла! — сказал наконец Евгений. — Ты приказал мне снова жить ею! Ты привёл с собой Элку? Там, где ты, должна быть Элка. В прошлый раз я встретился с ней благодаря тебе. Почему сейчас её нет?

Илька снится — они готовятся идти в поход и спорят о маршруте. Как хорошо: ему стало сниться его Прошлое! Скоро и Елена придёт к нему снова.

— Я не снюсь тебе, чучело. Я вовсе не снюсь тебе. Я опять приехал к тебе в гости. Почему я должен приводить к тебе Элку? Ты сам должен вернуть её. Ты обещал мне начать жить. А Вадим говорит, ты лежишь и лежишь. Что приключилось с тобой?

— Вовсе я ничего не обещал тебе. Я хочу умереть.

Пауза — секунда. И хохот. И злой голос:

— Слабак?! Никогда не слышал большей глупости. Сдохнуть?! Ты ещё не разгрёб того, что понаделал. Вставай сейчас же, чучело! И говори подробно, кто тебе сказал такую глупость? Подумаешь, рак! Эка невидаль. Подумаешь, Тамиша говорит — полтора года! И ты поверил, чучело? Подумаешь, тебя тошнит! Ешь, что нельзя, вот и тошнит. Ты просто трус. Струсил и стал подыхать. А теперь говори начистоту, какая такая истинная причина твоего разложения? Авария? Ерунда! У кого только не бывает аварий! Труса празднуешь? Слабак! Чучело! А ну, по порядку. От печки.

— Печка — Элка. Не заставил уехать в Москву. Не спас в буран. И не хватило духу укатить за ней следом. Давно не смердел бы, освободил бы землю от дурака.

— И не родил бы детей. Дальше.

— Не воспитал их как следует, не выучил — не дал им ни статуса, ни профессии. Не отец, дерьмо собачье. Права Кира, что отказалась от меня.

— Это уже интересно. Давай-ка поподробнее. Ты ещё сядь, чтобы удобнее было врать и бить себя в грудь! Да посильнее бей, может, очухаешься?! Детей кормил, одевал, теперь они сами могут кормиться, выросли. Вспомни нас в восемнадцать лет. Самостоятельные сложившиеся люди. А если уж мучаешься, не жалеть себя и виноватить надо, искать выход! Давай по очереди. Елена.

— При чём тут Елена?

— А при том, что Елена не была ангелом. И наорать могла. И вскидывалась по любому поводу, спорила с тобой! И упряма была, как осёл, не сдвинешь с мысли, если что втемяшится в её голову. То, что она осталась на Кольском, — не твоя, её собственная вина, насколько я знаю, ты уговаривал её уехать в Москву. И потом… неизвестно, как сложилась бы ваша жизнь. Мы-то с Алей разбежались. Не ужились, нет. А уж какая любовь была! Так что вины твоей перед Еленой нет ни грамма! Елена, как я понимаю, — главная твоя вина, главный козырь в твоей глупой жажде помереть. Но ты же ни в чём перед ней не виноват! Уж я-то знаю. Твоё спасение — в который раз тебе говорю! — ощущать её живой! И тогда всё увидишь по-другому. Это что касается Елены. А теперь давай о реальности. Вадим сказал, Кира не захотела делать тебе «зелёную карту», сказала, что считает отцом Петра, ему сделала. Понимаю, ты ещё и из-за этого болен. Но ты не должен чувствовать себя виноватым перед Кирой. Не ты бросил её, против твоей воли Инга увезла её в Могилёв. Все годы ты давал деньги. Кому и знать, как не мне, если я передавал их Инге. И ты привёз Киру в Америку. Ты для неё сделал всё, что смог.

— Вот и нет. Она не захотела со мной жить, с нами, не понравились мы ей. Она сбежала в первый же месяц к Жорке. Я не смог дать ей образования, Жорка дал. Для своего сына старался, тот попросил. А когда замуж вышла, «зелёную карту» сделала Петру как отцу.

Острая боль, как после оладий, согнула его в три погибели.

— На, воды выпей. И поставь точку на Кире. Ты должен радоваться за неё, она счастлива: получила образование, счастлива в личной жизни и живёт в хороших условиях.

— Но она меня не хочет знать.

— Да потому, что она не помнит, как ты возился с ней в детстве, а помнит, как возился с ней Пётр: водил в театры, возил на курорты, занимался с ней математикой.

— Откуда ты знаешь?

— Инга хвасталась, каким замечательным отцом стал Пётр для Киры.

— Инга запретила нам встречаться.

— Почему же отпустила её с тобой в Америку?

— Она не со мной отпустила, она списалась с Жорой и Розой. Я не понравился Кире, — повторил Евгений.

Нарыв прорвался, и гноем заливало нутро. Он виноват перед Кирой — не добился встреч с ней, когда Инга привезла её наконец из Могилёва. И что-то он делал не так, когда Кира жила с ними. Что? Почему так поспешно она сбежала?

— Не к Жоре она сбежала, — словно услышал его мысли Илька, — а, насколько я понимаю, к Жориному сыну. Она росла с ним с детства, дружила. Она замуж захотела, вот и ушла. Не от тебя, а замуж. Пошла учиться, и затянула новая жизнь: любовь, молодой муж, учёба, язык, ни секунды… То, что она хорошо относится к Петру, — похвально, благодарная она. А твоих денег она и не видела, а может, и не знала о них. Пётр же просто всегда был с ней, в самый тяжёлый её возраст, вот и всё. Она позабыла тебя, — повторил Илька. — Это обстоятельства, их не перепрыгнешь. А у тебя есть дети, нуждающиеся в