Петербургские очерки - Пётр Владимирович Долгоруков

служебных занятий он всегда находил время читать журналы, книги и следить за ходом мысли человеческой. В течение своей долголетней жизни он чрезвычайно много перечитал; много видел и знал людей замечательных, и при его необыкновенно счастливой памяти беседа с графом Блудовым представляет истинное наслаждение: он бесспорно один из самых приятнейших собеседников в Европе.

Говоря о графе Блудове, нельзя не упомянуть о почтенной дочери его, графине Антонине Дмитриевне, которая никогда не хотела расстаться со своим отцом и ныне составляет опору и утешение его маститой старости. Графиня Антонина Дмитриевна женщина умная, с добрейшей душой, постоянно занятая мыслью делать добро всем несчастным, употреблять влияние отца своего на помощь всем угнетенным. Одаренная горячим сердцем, отменно верная в дружбе, она являет полное сочетание благородных качеств и возвышенных чувств.

Нельзя не упрекнуть графу Блудову, что он оставил Буткова государственным секретарем.

Отец этого Алкивиада Большой Мещанской, Петр Григорьевич Бутков{31}, был весьма добрый и честный человек, обладавший большими сведениями по части русской истории и древностей русских, и вместе с тем изумительно трудолюбивый. Он долго управлял одним из департаментов министерства внутренних дел, и когда сделался стар, дряхл и уже ни к чему не способен, его, разумеется, посадили в сенат, где он и кончил жизнь. Один из сыновей его, Владимир Петрович, начал службу свою в министерстве внутренних дел, потом перешел в Военное министерство, под начальство князя Чернышева. Время чернышевское в Военном министерстве было эпохою грабежа необузданного, и Бутков воспитался в этой школе. Искательный перед теми, которые могут быть ему полезными, исполненный пренебрежения ко всем прочим, он, как истый петербургский чиновник, соединяет в себе ум ограниченный с большой хитростью и с пронырливостью самой ловкой. Слывет он деловым человеком, потому что работает скоро и в состоянии провести ночь напролет за письменным столом, но лишен дара соображения, не понимает современных потребностей, защитник старого порядка вещей и вообще тип стародура. Он до такой степени чиновник, что ему случалось прогуливаться в летнем платье и в летнем пестром галстуке с владимирским крестом на шее! Однажды при нем сказали, что такой-то помещик приносит жалобу на губернатора своей губернии. «Как! — воскликнул Бутков. — Жаловаться на губернатора! Да в своем ли уме этот помещик? Ведь губернатор — представитель царской власти! Жалоба на губернатора — это мятеж!» Вот понятия человека, коего стародуры неоднократно силились посадить на министерство внутренних дел!

Он весьма большой охотник до подарков: прямо не берет, но получает чрез своего помощника по управлению делами комитетов Кавказского и Сибирского, действительного статского советника Николая Васильевича Гулькевича.

Князь Чернышев, который, само собою разумеется, оценил Буткова и весьма любил его, поступив в 1848 году на председательство Государственного совета и Комитета министров, сделал Буткова в 1849 году правителем дел Комитета министров. Это место занимал Брок, и чтобы дать Броку повышение, его назначили на открывшуюся в то время вакансию товарища министра финансов. Таким образом, благосклонности Чернышева к его достойной креатуре Буткову Россия обязана министерством Брока и, следовательно, отчасти своим финансовым расстройством. Потом, в 1853 году, Чернышев сделал Буткова государственным секретарем и управляющим делами комитетов Кавказского и Сибирского, места, доселе им занимаемые. Что его в эти должности определил Чернышев — это весьма понятно; но что его на этих местях оставил сидеть граф Блудов, это со стороны графа Дмитрия Николаевича слабость непростительная. Надеемся, что великий князь Константин Николаевич его сменит.

Князь Александр Михайлович Горчаков родился в 1797 году. Он поступил четырнадцати лет от роду в Царскосельский лицей при самом учреждении этого заведения. Там он имел товарищами Александра Сергеевича Пушкина, Ивана Ивановича Пущина, Вильгельма Карловича Кюхельбекера и барона Антона Антоновича Дельвига. В 1817 году он оставил Лицей после экзамена, в коем был одним из двух первых воспитанников, получивших золотые медали (другим был Владимир Дмитриевич Волховский, впоследствии начальник штаба кавказского корпуса). Отец его, князь Михаил Алексеевич, вовсе не был человеком богатым и, кроме сына, имел четырех дочерей. Князь Александр Михайлович предоставил всю свою часть имения своим сестрам, а сам вступил в службу в коллегию иностранных дел, коею в то время управляли вместе два статс-секретаря: граф Нессельроде, недавно умерший в звании государственного канцлера, и граф Капо д'Истрия[265], один из самых замечательных людей своего времени. Граф Капо д'Истрия весьма полюбил умного молодого человека и старался дать ему ход. Князь Горчаков сопровождал в Лондон графа Стакельберга, бывшего русским чрезвычайным послом на коронации Георга IV; сопровождал графа Нессельроде на Веронский конгресс в 1822 году и вслед за тем назначен был первым секретарем посольства в Лондон, где русским послом находился в то время князь Христофор Андреевич Ливен. В 1825 году князь Горчаков взял отпуск в Россию на несколько месяцев; проезжая через Псковскую губернию, он свернул с дороги, чтобы посетить опального товарища своей юности, знаменитого Пушкина, в то время сосланного в деревню отца своего, село Михайловское, и там жившего под надзором местной полиции. Со стороны двадцативосьмилетнего дипломата, ехавшего в Петербург, в аракчеевскую эпоху поездка в деревню для посещения опального друга была весьма благородным поступком. Пушкин оценил это, и всем известны стихи его к лицейской годовщине 19 октября 1825 года: «Ты, Горчаков, счастливец с первых дней» и проч.

Князь Горчаков находился в Петербурге, когда получено было известие о кончине Александра I в Таганроге и произошло известное недоумение о наследстве престола. Северное общество заговорщиков, сперва ошеломленное неожиданностью известия о смерти государя, немедленно опомнилось, оценило всю пользу, какую свобода России могла извлечь из неопределенности и смуты тогдашнего порядка вещей, и решилось действовать (к сожалению, избранный образ действий был непрактичен, и потому благородное предприятие декабристов не имело успеха). Товарищ князя Горчакова по Лицею, Иван Иванович Пущин, был одним из главных членов московского отделения Северного общества; он также находился в то время в Петербурге и сообщил князю Горчакову о существовании заговора, приглашая его вступить в общество. Князь Горчаков отклонил предложение и под видом необходимости возвращения в Англию сократил добровольно время своего отпуска и отправился в Лондон. Предложение, сделанное Пущиным, каким-то образом стало известным правительству, и Николай Павлович во всю жизнь свою никогда не мог простить князю Горчакову, что он знал о заговоре. При назначении князя Горчакова уже в нынешнее царствование, через тридцать лет после 14 декабря, министром иностранных дел достойный друг Незабвенного, разрумяненный Адлерберг-Минин, повторял, вытаращивая свои бессмысленные глаза: «Как можно делать министром человека, знавшего о заговоре 1825 года?»

По возвращении в Лондон князь Горчаков неосторожно