Богатые мужчины, одинокие женщины - Петти Мессмен

– Потанцуй со мной, – попросил Марк Пейдж посреди лучшего на ее памяти поцелуя.

– Хммм, две вещи я люблю больше всего, – прошелестела она ему в губы, затаив дыхание.

На вкус Марк был как вишневое мороженое. Со ртом ярко красным от падкого ледяного фунтика он выглядел мило. А ее губы, скорее всего, были фиолетовые.

– Две вещи? Какие? – Он просунул руки между ее головой и зеленой ребристой поверхностью фонарного столба, вжимая свое тело в ее невероятно соблазнительные формы.

Какая странная ночь! Он всю неделю думал о Сьюзен, с тех пор как встретил ее. А теперь вел себя как школьник с ее подругой, совершенно одурманенный, отключившись так, как уже многие годы не отключался. Он напоминал себе одного из своих студентов. И снова, и снова целовал ее, так жадно, что не мог остановиться.

– Целоваться и танцевать, – ответила Пейдж. – Ты так же хорошо танцуешь, как и целуешься? Мы должны прекратить целоваться, чтобы перейти к танцам.

– Не вижу причины, – засмеялся он, хватая ее и волчком запуская на танцевальную площадку.

– У тебя хорошо получается, – рассмеялась она, ее глаза сияли как звезды.

– Целоваться или танцевать?

– И то, и другое! – выдохнула она, когда Марк глубоко запрокинул ее назад и подхватил у самой земли в рискованном па, вызвавшем аплодисменты.

Они были Джон Траволта и Оливия Ньютон-Джои, и море танцующих расступилось, чтобы освободить им пространство, свистом, криком и хлопками выражая свое одобрение.

Воодушевленная обретенной аудиторией, Пейдж попыталась взять на себя инициативу в танце, но Марк не допустил этого. Он был хорош. Силен. Лучше, чем большинство мужчин, с которыми она танцевала на сцене.

«Господи, не дай мне влюбиться в этого парня», – умоляла она, взвизгивая от удовольствия, когда он, исполняя сцену из избитого мюзикла и крепко держа ее, крутил до тех пор, пока у нее не закружилась голова и она не упала ему на руки.

После очередного взрыва аплодисментов забитая до отказа неистовая танцплощадка снова сомкнулась вокруг них. Неистово пылая в фантастическом экстазе, они танцевали снова и снова, до изнеможения.

– Ты голодна? – спросил ее Марк, когда они отправились вверх по пирсу мимо разнообразных ресторанчиков, натыканных между игровыми павильонами, мимо десятков торговцев с ручными тележками, сновавших по дощатому настилу и продававших все, начиная от горячих темали и печеной картошки до мороженого в фунтиках.

Весь вечер они ели только мороженое.

– Больше, чем когда-либо, – ответила Пейдж, идя по пирсу впереди него и чувствуя себя заряженной дикой энергией и дикой сексуальностью.

Как она могла так поступить со Сьюзен? Они жили под одной крышей и были подругами. Ей всего лишь хотелось переспать с Марком один или два раза, узнать, что у него за душой, а затем она бы отдала его Сьюзен навсегда, если бы та захотела. Такую концепцию Сьюзен не смогла бы понять или простить и через миллион лет. Пейдж просто хотела погулять с ним. Пробежаться своими пальцами по его кудрявым светлым волосам, снять очки с его чувственного неоклассического лица и положить их на тумбочку рядом с его кроватью.

Пейдж думала – на что похожа его спальня? Возможно, она была маленькая. За исключением большого количества книг. Возможно, к ней примыкает маленькая студия. Это тоже было бы забавно. Может быть, они могли бы рисовать друг друга.

«Пейдж, ты страшный человек», – сказала она сама себе.

Кимоно вовсе не было случайностью. Она просто не могла совладать с собой, услышав внизу мужской голос. Ей казалось весьма забавным поддразнивать, провоцируя праведный гнев. Выходя из душа, она надела большой махровый халат, который висел в ванной комнате. Однако, выйдя из комнаты и услышав голос Марка, она кинулась обратно, в поисках более дразнящего, сексуального, розового атласного кимоно, надеясь, что Марк дождется ее «выхода».

Это было нехорошо. Она должна была чувствовать свою вину. И чувствовала ее. Но совсем немного и недостаточно для того, чтобы отказаться от удовольствий, которые доставляли его поцелуи.

За пятьдесят центов хозяин аттракциона, карни, зазывал в игровой павильон, обещая хорошую встряску. Игра заключалась в том, чтобы сильно ударить кувалдой по металлической конструкции, напоминающей качалку, на другой стороне которой восседала отвратительного вида резиновая лягушка. От удара молота по металлическому диску на свободной стороне качалки резиновая лягушка взлетала в воздух, и надо было, чтобы она попала не на пол, а в пруд, в котором плавали пластиковые листья кувшинок. Если лягушкой удавалось попасть в один из таких листов, можно было выиграть одну из набивных игрушек, выставленных в ряд вдоль стены. Из своих многочисленных экскурсий на Кони-Айленд Пейдж знала, что это требовало почти невозможной ловкости.

Для нее – может быть, но отнюдь не для Марка. Оказалось, что он мастер по части этих аттракционов. Как и Пейдж, он вырос в Нью-Йорке, и Кони-Айленд был местом его постоянного обитания. Он поставил себе целью научиться умению перехитрить карни, которые всегда плутовали на аттракционах. После того как лягушка прыгнула на пол, Марк дал карни еще пятьдесят центов и велел Пейдж смотреть внимательно. Он низко склонился, осматривая механизм снизу, после чего выиграл пять попыток из семи.

Нагруженные призами, они пошли дальше, обходя палатки с гораздо большим энтузиазмом, чем заслуживали находившиеся в них забавные игры. Пейдж несколько раз была близка к выигрышу, как раз достаточно, чтобы поддержать азарт, а Марк слишком часто выигрывал, как раз достаточно, чтобы карни не прекращали бросать на него косые взгляды.

Там были все те же обычные игры: бросание футбольного мяча в покрышку, метание стрел в надувные шары, разбивание монетами стеклянных тарелок, стрельба из водяных пистолетов по рисованным улыбкам клоунов, надувание и лопанье резиновых шаров, кидание мячей в набивных ситцевых кошек, в подвешенные молочные бутылки и в большой круглый металлический ребристый колокол, при попадании в который, женщина, работающая на этом аттракционе, падала в огромную лохань с водой.

Понаблюдав немного, Пейдж подошла к хозяину аттракциона с окунанием и прошептала ему на ухо свою просьбу. Он посмотрел на нее так, как будто имел дело с сумасшедшей. Возможно, он не мог сделать то, о чем она его просила. Тогда она вручила ему пятидолларовую купюру, и он передумал.

Минутой позже Пейдж заменила абсолютно мокрую женщину и уселась на скамейку сама, бросая вызов быстро собиравшейся толпе, удивленной так же, как и Марк.

Она видела, как Марк бросил два четвертака в руку карни, изумление читалось в его холодных голубых глазах, когда он оглядел ее новое ситцевое платье от оборки, открывающей плечи, до бедер. Она скинула туфли и сидела с голыми ногами, пальцами пробуя, насколько холодна вода.