Очень дорого сердцу (СИ) - Лия Болотова

кубики его пресса, потому что давно хотела так сделать, но всё не решалась. Когда можно не сдерживаться, стонать ему в губы и выгибаться, повторяя движения его рук по твоей спине.

— Пожалуй, — Демид отступил от меня на шаг, — я схожу в душ перед ужином.

— Хорошо, — я опустила свои руки, которые всё ещё были у него под футболкой.

А внутренняя пружина уже заводилась, заставляя охрипнуть голос.

Он спустился, когда я раскладывала ароматную сочную форель по тарелкам, босой, с мокрыми, растрёпанными после полотенца волосами. Демид открыл вино, достал бокалы, наконец-то не только я буду пить. Ели в плетёных креслах на террасе, держа тарелки прямо на коленях. Он нахваливал мои кулинарные способности, а я принимала это как должное, потому что действительно получилось вкусно. Отправив его после ужина мыть посуду и убирать на кухне, сама приняла душ, переоделась в чистые футболку и шорты, которые планировала использовать как пижаму. Хотя, она вообще понадобится? Когда спустилась, Демид снова сидел на террасе. Я захватила плед, который приметила на диване в гостиной, вышла на улицу, не спрашивая, села к нему на колени и укрыла нас обоих:

— Прохладно после заката.

— Аленький, ты рискуешь, — тембр голоса Демида был обманчиво спокойным. Говорил, а сам вёл рукой по моей ноге от щиколотки выше, к кромке шорт.

— Предупреждать о рисках надо было раньше, когда сюда звал, змей-искуситель.

— Ты знаешь, а насчёт того, кто действительно искуситель, можно поспорить.

В доказательство своих слов, он поднял руку ещё выше, уже под моими шортами, огладил большим пальцем выступающую на боку косточку, скользнул им там, где соединяются нога и туловище. Я дёрнулась было встать с колен Демида, укоряя себя за то, что меня так легко уличили в отсутствии нижнего белья, но он прижал к себе, удерживая, гипнотизируя взглядом, потемневших до цвета грозовых туч, глаз, заставляя чувствовать его нарастающее возбуждение, прикусил мою нижнюю губу, отчего в мозгу замкнулась какая-то цепь и разряд тока прошёлся вдоль позвоночника. Мы целовались, не замечая, что плед давно сполз на пол, не чувствовали прохлады сумерек, потому что наши тела горели. В какой-то момент Демиду надоела вся эта возня в кресле, он подхватил меня на руки и широко шагая, понёс в нашу комнату.

Сквозь сумрак в комнате видела, что он раздевается, решила, что мне тоже стоит. Потянула футболку вверх, но Демид запротестовал:

— Я сам хотел тебя раздеть.

Так я и осталась сидеть на кровати с поднятыми вверх руками и головой ровно по глаза скрытой футболкой. В комнате и так было темно, а ткань на лице полностью блокировала всякую возможность рассмотреть хоть что-то. Матрас рядом со мной прогнулся под весом ещё одного тела. Демид поцеловал меня, прошёлся ладонями по поднятым рукам, от локтей к подмышкам, по бокам, обрисовал большими пальцами грудь. Я рада была, что не могу сейчас видеть его, иначе бы запаниковала. Но зрение не работало, зато осязание усилилось в разы. Уложил меня на спину, снял шорты, гладил, мял, касался, целовал. И я дрожала, извивалась, просила разрешения прикоснуться к нему в ответ, на что он лишь глубже поцеловал меня, сминая мои губы своими. В конце концов, футболка сползла полностью. Радуясь, что теперь мои руки свободны, я, насколько хватало их длины, оглаживала его спину, ягодицы, заводясь ещё больше от ощущения его кожи под своими ладонями. Демид, наконец, оторвался от моих губ, обрисовал контур моего лица.

— Боишься? — спросил он на выдохе.

— Да.

— Я боюсь больше… — Услышав это, с сомнением посмотрела на него, но в темноте комнаты различила только блеск в глазах. — Ты такая… маленькая…

Снова поцеловал. А я действительно была маленькой, под ним снаружи, для него внутри, прочувствовав это каждой клеточкой, когда Демид, наконец решившись, сделал резкое движение. Всего одно, и я задохнулась от боли, попыталась выползти из-под него, но он крепко держал меня за талию и плечи кольцами своих рук.

— Не двигайся, — прижался своим лбом к моему, не позволяя шевелить даже головой, — дыши…

Послушалась. Дышала сначала шумно и глубоко, высоко подбрасывая грудную клетку, затем всё тише, размереннее, проникаясь силой чужих мышц, чувством наполненности внутри. Казалось, Демид превратился в камень, закрыл глаза, расслабился, и только пульсирующие на висках и шее вены, выдавали его напряжение. Я заелозила бёдрами, интуитивно ища более удобное положение. Он ответил мне слабым толчком. Теперь я не бежала, подавалась вперёд, навстречу, потянулась губами, целуя первой.

Кто там что говорил об оголённых проводах, фееричных взрывах и оргазмах до обморока? Я могу сравнить себя с гитарной струной, которую так туго накручивали на коло֝к[1], что в какой-то момент она просто лопнула, издав тонкий свист. Свист был однозначно. В тот момент, когда реальность рассыпалась перед моими глазами разноцветным бисером, я запрокинула голову и вдохнула воздух так резко, что получился именно этот звук. Что там и как было у Демида, даже не помню, потому что, когда полностью пришла в себя, он уже лежал сбоку от меня, и довольно урчал мне в ухо. Я повернулась к своему мужчине (теперь я точно имею полное право так говорить), а луна, бесстыдно заглядывающая в наше окно, помогала мне рассмотреть каждую чёрточку на его лице.

— Всё хорошо? — спросил Демид одними губами.

Я лишь моргнула в ответ, потому что сил, да и желания что-либо говорить, в тот миг не было.

Утром я проснулась рано, потому что мои глаза всегда были чувствительны к солнечному свету, а на окне не было штор. И такое блаженство на меня накатило, когда я почувствовала тёплое, размеренное дыхание Демида на своей шее, тяжесть его руки, лежащей на моём бедре, что я невольно растянула губы в глупой улыбке, наслаждаясь затопившем меня до краёв счастьем. Но на это