Территория Холода - Наталия Ивановна Московских

Кажется, постепенно мы все устанем – и я, и Майор, и медперсонал. Меня оставят тихо гнить в койке, я закрою глаза и однажды просто не открою их. Я очень на это надеюсь.

***

Очередная ночь.

Я сплю и не сплю.

Я между «везде» и «нигде».

У меня давно не получается разобрать, где сон, а где явь и существует ли в этом проклятом месте хоть что-то из этого. Днем меня убеждают, что я живу в иллюзиях, ночью иллюзии убеждают меня, что я не живу. Я страшно устал от этой бешеной карусели, но не вижу никакого способа с нее сбежать.

Стук шагов отрывает меня от моих мыслей. Я прислушиваюсь. Как правило, ночью в лазарете тихо, никто не хочет бродить по темным коридорам и будить старых призраков. Но сегодня все не так: до меня доносится звук чьих-то шагов, ровных, как марш.

Стылый страх сковывает мое тело. Что меня ждет? Новая порция уколов? Может быть, на этот раз привяжут к кровати, чтобы не сбежал? Они могут. Удивлен, что они до сих пор этого не сделали. Нет смысла сомневаться, что идут именно ко мне – в такой час больше ни к кому никто не ходит, я-то знаю!

Дверь открывается. Фигуру Майора я различаю безошибочно и жалобно, беспомощно скулю. Он не реагирует, подходит к моей кровати и вырывает из-под моей головы подушку. Я не успеваю понять, что происходит, меня не хватает ни на вскрик, ни на попытку к сопротивлению. Тяжелая подушка опускается мне на лицо. Секунды три мне кажется, что через нее даже можно дышать, но затем это чувство пропадает.

Я уже ничего не контролирую, не знаю, что происходит с моим телом. Мне кажется, я уже давно должен был задохнуться, но этого не происходит! Тело будто застревает в состоянии вечной агонии и готово биться в конвульсиях бесконечно.

Затем подушка исчезает, и я делаю вдох. Самый сладостный вдох на свете! Он похож на крик и, кажется, может разорвать легкие…

Подушка опускается снова – и все повторяется.

Новый вздох, потом – новая пытка.

С каждым разом я обнаруживаю, что за окном становится светлее. И я согласен со светлеющим небом, которое будто говорит, что эта пытка длится невообразимо долго! Я рыдаю, захлебываюсь и схожу с ума.

– Ты понимаешь? – с остервенением шипит обезумевший Майор, отнимая подушку от моего лица. – Понимаешь?!

Я не знаю, что должен понять.

Признаюсь, я даже рад почувствовать укол в плечо, после которого на меня наваливается темнота. Темнота всегда была лучше, чем все это…

– Так – ты не уйдешь, – слышу я.

И, кажется, умираю.

***

Открываю глаза утром. За окном – светлая осенняя серость, в лазарете тихо. Вокруг, как всегда, никого. Подушка преспокойно лежит под моей головой, в палате никаких следов ночной борьбы.

Сон?

В таком случае, это самый страшный кошмар из тех, что мне здесь снился.

Я прислушиваюсь к себе: никаких неприятных ощущений в теле нет, даже бодрости будто прибавилось.

Я осторожно встаю с кровати и подхожу к окну, наверное, впервые за долгое время не чувствуя себя смердящим покойником. Так – ты не уйдешь. Меня не оставляют эти слова. Скорее всего, они мне просто приснились, но есть ощущение, что в них очень много смысла. В остервенении Майора из моего кошмара мне мерещилась усталость. Я безумно его утомил своими выходками, и он будто попытался дать мне подсказку с помощью встряски. Возможно, по его меркам, то, что он делал, вполне подпадает под эту категорию.

Я пытаюсь убедить себя в нереальности произошедшего, но не могу. Слова застряли в голове, я не в силах их оттуда вынуть.

Мне нужно его увидеть! Прямо сейчас!

Выбегаю из палаты в запревшей от времени пижаме. Удивляюсь, что вполне в силах бежать. Мимо ходят медсестры, но будто не замечают меня. Это заставляет меня только сильнее увериться в том, что их кто-то подговорил не обращать на меня внимания! Раньше каждый мой чих привлекал толпы монстров в белых халатах. Теперь – всем плевать.

А, может, я призрак?

Все-таки умер и остался в этом страшном месте?!

От ужаса я запутываюсь в ногах и заваливаюсь вперед, но кто-то подхватывает меня под руку и восстанавливает мое равновесие.

– И куда это ты так несешься? Неужели опять на болото?

Я задерживаю дыхание и отшатываюсь.

Майор. Вид у него спокойный, обыденный. Как будто ничего не было, как будто ночью он не пытал меня удушьем.

– Вы… – срываюсь я. – Вы пытались меня убить!

Майор приподнимает бровь.

– Интересные новости. Неужели не преуспел?

Я вздрагиваю от его снисходительной усмешки. У меня путаются мысли, но я чувствую, чувствую, что действительно пережил настоящую пытку! И пусть ничто мне об этом не говорит – ни тело, ни комната, – но воспоминания слишком явные, чтобы посчитать их сном!

Вопрос Майора при этом ставит меня в тупик. Я понятия не имею, что отвечать.

– Вы… вам не удалось!

– Да что ты? – Майор складывает руки на груди. – История становится все интереснее. Подробностями поделишься? Если я, взрослый и далеко не тщедушный мужчина, вознамерился причинить тебе вред, что же мне помешало? Ты сам, или случайный свидетель?

– Вы… издеваетесь?

– Ничуть. Просто хочу услышать твою версию. Создается впечатление, что говоришь ты всерьез, и я хочу понять, насколько все запущено. Так что излагай.

От меня ускользают все доступные слова, а ноги начинают дрожать – на этот раз не от слабости, а от страха перед этим жутким человеком.

– Может, присядешь? Ты, кажется, сейчас упадешь.

Он кладет мне руку на плечо и направляет к скамейке в коридоре, как самый настоящий заботливый воспитатель. В его искренность вполне верится. Сейчас он совсем не похож на мучителя, который явился ко мне ночью. Я безвольно следую за ним, глаза смотрят в никуда, я чувствую себя растерянным и беззащитным.

– Мне это… приснилось, да?

– Что – приснилось? – терпеливо спрашивает Майор. – Что я тебя убиваю? Я, если ты помнишь, несколько раз не позволял тебе самому успешно справиться с этой задачей. Прости, но так ты отсюда не уйдешь. Я за тебя отвечаю.

От услышанного я хочу вскочить, как безумный, но останавливаюсь. Поворачиваюсь к Майору и смотрю на него.

– Как – «так»?

– Через болото, – спокойно отвечает он. – Или какие там у тебя еще способы? – Он качает головой и устало улыбается. – Извини, парень, но такой дорогой я тебя отсюда не выпущу.