Голован - Федор Березин

Остатки трепанированной мной рыбы туземцы зажарили (прямо тут, на плоту) и зажевали с аппетитом. Я, чисто в целях научного познания мира, попробовал кусочек. Вполне ничего. Челюсти кулебяки я отдраил (что значит иметь свободное время), оттер медицинским спиртом и повесил на веревочку себе на шею. Теперь я почти как ку-пу-пу, ибо когда только отделил челюсти, то понял, что именно такие висят у них на груди, а у рулевого Муцу — еще и на ухе.

В процессе нашего скромного пира (аборигены приготовили и остальных пираний), прямо на жареное мясо, с нависающей ветки, спикировал паук размером чуть меньше кулебяки и начал запихивать харчи в себя, как будто лично для него готовили. Я чуть в воду не грохнулся от неожиданности, да еще и поперхнулся, а вот «капитан флотилии» Маддукко проявил изрядную ловкость. Ухватив паука на брюшко, он тут же опустил его в еще не остывшие угли нашего палубного костерка. Короче, у речного народа оказалось еще и второе блюдо. Снова подумалось, что съедобный в джунглях и сам не умрет с голоду. В неком героическом порыве — да будь что будет! — согласился отведать и паучару тоже. Тоже, оказывается, вполне съедобно.

Острые коготки передней хватательной пары лапищ мохнатого нахала, ку-пу-пу применили вместо зубочисток. Очень продуманная утилизация отходов. Я, правда, использовал зубную щетку; слишком сильно въелась в меня цивилизация, по-видимому. В процессе этого самого полоскания зубов чуть вновь не лишился пальцев. Спас меня тот же везде успевающий Маддукко. Водицу я собирался зачерпнуть горстью прямо из Иррациональной, а он поймал мою руку. Тут же из-под воды на мгновение появился рыбий плавник. Кажется, пиранья-кулебяка, родственница той, что мы сожрали, решила в отместку полакомиться мной самим.

Круговорот белков в природе — вот как это называется.

Итак, ты Аю-Уракот, и ты прокололся в координатной плоскости Большой Суши.

Стоишь и кумекаешь — что теперь? Конечно, совершить ошибочку в пару сотен километров на Сфере Мира — это как два пальца. Тем более, в Топожвари-Мэш. Здесь же туман поверху такой, что не продохнуть. Снизу из-под древесного полога ни массаракша не видно, но ты ведь, в конце концов, поднимался когда-то на местную пирамиду, так? Она все-таки торчит над большинством крон. И что ты, собственно, наблюдал, кроме плотных клубов тумана поверху?

Да и вообще, в тумане ли дело? Сама ориентация исключительно с помощью Мирового Света — это еще та сложность. Всяческие алхимики и шлифовальщики линз уже не один десяток лет обещают, что с помощью неких сверхточных замеров небесного свечения получится определиться с центровой частью Мирового Света. А там уж, годков тридцать кряду понаблюдав и составив таблицы, выйдет с помощью пары десятков формул определяться с местоположением на всей Сфере Мира. Массаракш его знает, какого размера будут эти приборные причиндалы и какой толщины тома с таблицами? Может, канделябры линзовых решеток получится еще так-сяк втиснуть в каравелльные обводы, вместе с другой корабельной утварью? Туда, куда тебе, Аю-Уракоту, ход по здоровью заказан. Но получится ли все это хозяйство таскать с собой по лесам и пустыням? Вдруг оно поместится исключительно на стреноженном бегемоте, не меньше?

Короче, проблемы с определением местоположения будут всегда, тем более ныне, в текущей технологической эпохе. Но легче ли тебе от этого? Что тебе делать вот здесь и сейчас? Пока еще под твоим началом четыре сотни головорезов с пушками, аркебузами и прочим убийственным добром. Все это готово к применению прямо сейчас, с ходу. Но есть небольшое «но». Там, куда ты явился, нет города.

Он исчез.

Да, конечно, не исключено, что ты сбился с дороги. Так закриптографировал свои записи, что сам себя запутал.

Только вот тропический лес перед тобой несколько отличается от сельвы вокруг. Он явно более молодой. Да, разумеется, время здесь меряется слегка по-другому. За полгода местная флора творит непролазность из любой очищенной площадки. В этом-то и странность. Порой по старому лесу пройти получается даже без проблем. Топаешь себе между большими стволами, иногда перелазишь через повалившиеся. Сейчас перед тобой, во-первых, жуткий завал гнилых дерев-великанов. Попробуй, переберись через все это с пушками на привязи. Во-вторых, молодая, свитая в связку лиан, папоротников и один Выдувальщик знает чего еще ограда из растительности. Понятное дело, ты орудуешь мечете наравне с другими рубщиками. Ты — живой пример целеустремленности. Работая посменно, вы с трудом, но все же обгоняете флору. Срубать удается быстрее, чем препятствия нарастают вновь. И вот тогда ты и обнаруживаешь странность.

Да, ты мог ошибиться в координатах и не найти чужого города. Но массаракш! Даже слыхом не слышав о теории вероятности, ты прекрасно понимаешь, что нельзя ошибиться так, чтобы вместо одного города найти другой.

Мертвый!

Бальсовое дерево — чудо из чудес. Плот из него — попросту перышко. На плотах кучи нашего барахла, мы сами, собаки-носильщики, бамбуковый настил, шалаши — а им хоть бы хны. Не проседают в воде нисколечко, легко идут по совершеннейшему мелководью. Наши новейшие войсковые резиновые лодки смотрятся, в сравнении с этой прошедшей столетия проверки технологией, избыточно навороченной несуразностью. Особо такое заметно, когда эти технологии из разных эпох оказываются рядом.

Ныне именно тот случай. Родное начальство зачем-то надуло одно из наших резиновых «чудес». На веслах сам Дьюка Ирнац, на подхвате Маргит Йо, а Жуж Шоймар — за капитана. В лодке, кроме трех людей, более ничего, а она уже просела в воде и, кажется, скребет днищем об отнюдь не песчаное дно. Еще проткнется, не дай Мировой Свет! Не хватало скормить пираньям-кулебякам все командное звено экспедиции за раз. Лодка подгребает к плоту легко: плавательное средство из бальсы все ж не моторный катер и идет по реке еле-еле. Мы все еще в притоке Иррациональной, или же в ней самой, тут сам Выдувальщик ногу сломит разобраться.

— Доктор Гаал, ну-ка перелазьте к нам! Вы нам нужны, — сообщает Жуж Шоймар.

— Инструменты брать? — интересуюсь я на всякий случай, хотя уже понял, что дело не в моей лечебной практике.

— Не, так прыгайте, — машет головой Шоймар. На четырех других плотах все в норме. — Просто посмотрим кое-что. Вам будет интересно.

Мы отчаливаем молча. Дьюка Ирнац гребет с остервенением, но не по необходимости; его активной натуре просто не хватает адреналина.

— Что смотреть-то будем? — спрашиваю я профессора.

Он подмигивает:

— Не, мы просто поболтаем.

Вообще-то можно было б и на плоту. Туземное племя все равно ничего на общеимперском не понимает… или почти ничего. Я не успеваю додумать, потому как Жуж Шоймар ловит мои телепатические вопрошения на ходу.

— Есть подозрение, что этот наш народ речных рыболовов — ку-пу-пу — не так прост, как кажется. Возможно, они даже в языке шарят.

Я прикусываю свой собственный язык.

— Дело такое, доктор. Мы решили посовещаться тут, в сторонке, без лишних ушей. Сильно не обольщайтесь, конечно. Ваш голос все же не решающий. Но мнение интересно. Как думаете, наши люди чуть отдохнули, пока плывем, и смогут продолжить путь пешком?

— Как, уже? Мы же собирались…

— Доктор Гаал! — резко перебивает Маргит Йо. — Мало ли, что и когда мы собирались?

— Тут такое дело, док, — продолжает начальник экспедиции. — Собирались-то мы одно, но выяснилось нечто другое. Во-первых… Да, в принципе, в-десятых. У меня пропал компас. Похоже, стырили эти самые ку-пу-пу. Но как выявишь? Если они выкинули его за борт, то и не найдешь вовсе. А сами они не расколются, хоть режь. Благо, конечно, имеется запасной, но все же…

— Ну! Зачем же им красть компас, чтобы выкидывать? — я искренне удивлен. — Вы поглядите. Они носят на шее и в мочках ушей все, что под руку попадется. У одного в племени я видел гайку от двигателя. Ума не приложу, где он ее взял.

— Да нет! — отмахивается Шоймар. — Они выкрали его не на брелок, а с целью сбить нас с маршрута.

— Зачем им это надо? — мне как-то даже смешно. — Тем более, раз компас у нас не один? У нас же…

— Я вижу, док, вы прямо-таки прониклись к ку-пу-пу любовью и лаской? — встраивается в разговор наш официальный проводник. — Мы порядком отгребли? — спрашивает он Шоймара, и снова поворачивается ко мне: — То-то я смотрю, у вас у самого нынче новые бусы.

Дьюка заливается веселым смехом, а я вспоминаю о челюстях пираньи-кулебяки. Угораздило же меня.

— Близость и слияние с совершенством природы. Правильно, док? — Дьюка Ирнац в жутко веселом настроении. Меня это несколько успокаивает. Значит, дела у нас все же не так плохи, как уже думается.

— Дело вот в чем, Дар, — продолжает Шоймар. — Тот из ваших пациентов, что досрочно поправился после укуса мухи, наконец-то начал говорить.