Аракчеев - Владимир Томсинов

31 июля Авдотья писала: «Если бы ты знал, что с твоими фруктами матушка делает! Всякий раз через дядюшку Алексея Ивановича она их к графу посылает, к проклятому Аракчееву. Он ими по большей части один и пользуется! Прости, милый, будь здоров. Целую тебя в мыслях. Когда-то увижу я тебя, бедного моего горошка!» Ниже приписка Наталии Пальминой: «При сем и я Вам, Милостивый Государь Николай Осипович, свидетельствую мое почтение и уведомляю, что мы Ваши прекрасные фрукты с Авдотьей Савельевной имели честь понюхать (а поел их все г. Аракчеев)».

Вскоре история вошла в решающую стадию. Аракчеев и Корсаков вознамерились под благоприятным предлогом отослать Котлубицкого подальше от Авдотьи.

«Тебе сегодня обо мне слово дадут, но хотят непременно, чтобы ты уехал на инспекцию! Ради Бога, отговорись, — писала Авдотья жениху в записке без даты. — Если тебя выключат за это со службы, я к тебе все та же останусь! Я все понимаю, что это значит: тебя отправляют на год, быть может, на 2, а меня, бедную, меж тем выдадут за Аракчеева, который на днях хочет опять быть к нам обедать. Сжалься надо мной, не составь моего несчастья. Не езди!» Вдогонку еще один вскрик отчаяния: «Если бы ты знал, как я боюсь, что матушка моя тебя уговорит послушаться и ехать на инспекцию. Что же со мной тогда будет? Как это перенести? Я сегодня целый день плачу. Ради Бога, не езди — хоть бы выключили тебя со службы, я та же к тебе останусь. Не оставляй меня. Со слезами прошу — не езди! N. В. Бабушка пишет к матушке, чтоб как можно скорее назначить нашу свадьбу. Если же матушка тебе откажет, то она на нее сильно рассердится».

Бабушкино письмо, кажется, благотворно подействовало на матушку — тон Авдотьевых записок к Котлубицкому переменился.

«Приезжай сегодня к нам обедать. Дядюшка тоже будет. Прошу тебя для нашей пользы, не давай ему знать, что ты знаешь о предложении Аракчеева… Если ты меня любишь, то упроси дядюшку, чтоб на твое место послали другого и чтоб тебе за это худо не было».

Дабы уладить все разом, Авдотья договорилась со своим женихом вместе навестить дядюшку в его доме. Но буквально накануне визита Котлубицкий почему-то отказался пойти в гости. «Благодарю тебя за записочку, — писала к нему Авдотья. — Опять тебя сегодня не увижу. Очень много скушно, а еще досаднее, ежели Аракчеев там будет. О как несносно мне видеть этого бездельника! Ежели дядюшка станет у меня спрашивать про тебя, я скажу ему, что ты болен, и сама переговорю о твоей поездке. Буду просить со слезами, чтоб он упросил мерзкого Аракчеева послать другого».

Что сказал в тот день своей племяннице Корсаков — неизвестно. Но Н. О. Котлубицкий все же ездил в первой половине августа с инспекцией артиллерийских батальонов в Прибалтику.

А 17 августа 1799 года состоялась свадьба Николая Осиповича с Авдотьей Савельевной Ваксель.

Для Аракчеева описанная история не прошла бесследно.

Взаимоотношения его с Котлубицким решительно испортились. И вряд ли случайно, что сразу после этого стало ухудшаться и отношение к нему императора Павла.

10 сентября 1799 года инспектору всей артиллерии генерал-лейтенанту графу Аракчееву объявлялся высочайшим приказом выговор «за несмотрение за тем, что служители гарнизонных артиллерийских Ронгесальмских рот не были удовольствованы следующим им».

Спустя две недели, утром 24 сентября, в Санкт-Петербургском артиллерийском арсенале была обнаружена пропажа. Кто-то, сумев пролезть через оконную чугунную решетку, обрезал золотые кисти и галун с бархата, покрывавшего старинную колесницу. Аракчеев по должности своей инспектора всей артиллерии обязан был донести о случившемся императору Павлу. Но так получилось, что в ночь с 23 на 24 сентября при арсенале стоял караул от артиллерийского батальона, которым командовал его родной брат генерал-майор Андрей Аракчеев. Из сохранившихся документов неясно, то ли Алексей Андреевич сознательно направил следствие по ложному пути, желая выгородить брата, то ли офицеры, которым поручено было провести расследование происшествия, сами стали на сей путь, но фактом остается, что в результате принятых к отысканию виновных мер было установлено: кража в арсенале могла быть совершена «и не в эту ночь, а прежде». А в этом случае виновным оказывался генерал-лейтенант Вильде, от полка которого стоял тогда караул.

Получив от следователей такой рапорт, инспектор артиллерии граф Аракчеев передал его со своим донесением государю. Павел высочайшим приказом от 29 сентября отставил Вильде от службы. Чувствуя себя пострадавшим невинно, отставленный генерал обратился за помощью к Ивану Павловичу Кутайсову. Тот не упустил случая навредить высокомерному Аракчееву и немедля доложил Его Величеству о том, как все обстояло на самом деле.

Вечером 30 сентября ничего не знавший об этом граф Алексей Андреевич заявился в гатчинский дворец на бал. Император Павел лишь только его увидел, подозвал к себе Котлубицкого и велел ему подойти к Аракчееву и передать приказание ехать домой. Надо полагать, Николай Осипович исполнил просьбу императора с превеликим удовольствием.

На следующее утро, 1 октября, Его Величество издал приказ: «Генерал-лейтенант Аракчеев 1-й за ложное донесение и что в противность устава нарядил дежурным штаб-офицера из другого батальона, а не из того, который стоял тогда в карауле, отставляется от службы. Генерал-майор Аракчеев 2-й за случившуюся покражу в арсенале во время бытности тогда в карауле его батальона отставляется от службы. Адъютант Е. И. В. Александра Павловича ген.-майор Апрелев по делу, по которому ген.-лейт. гр. Аракчеев отставлен, отставляется от службы».

Отъездом в Грузино злоключения графа Аракчеева не окончились. Назначенный на освободившиеся должности инспектора всей артиллерии и командира лейб-гвардии артиллерийского батальона генерал-лейтенант Н. Д. Амбразанцев нашел, что его предшественник — граф Аракчеев — истратил слишком много казенных денег на ремонт конюшен и покупку лошадей для гвардейского артиллерийского батальона. Об этом он доложил 4 декабря 1799 года императору Павлу. Его Величество передал всеподданнейший рапорт генерал-лейтенанта Амбразанцева в генерал-аудиториат для подробного расследования всех упомянутых в нем неисправностей.

Четыре месяца шло следствие. Лишь 14 апреля 1800 года императору Павлу было доложено о его результатах. Во всеподданнейшем рапорте, представленном ему генерал-аудитором князем Салаговым, говорилось: «Генерал-аудитор по сему делу находит, что казна, как в покупке лошадей, так и в исправлении казенных строений, никакого убытка не имеет, почему и взыскания, согласно с мнением следственной комиссии, не полагает. В прочем всеподданейше предает на всевысочайшее Вашего Императорского Величества благо-соизволение». Ознакомившись с рапортом и выписками из следственного дела, Павел утвердил мнение генерал-аудитора и высочайше повелел: «Дело сие оставить».