Клеймо тирана - Любовь Попова

меня теплой энергией. Я даже ложусь, чтобы отдохнуть немного.

Закрываю глаза, чувствуя, как меня почти сразу отключает. Лишь надеюсь, что услышу, когда в дверь постучит Коля. Или Леон.

Мне снится он. Такой нежный и ласковый. Скользящий по телу руками, шепчущий приятные слова, обещающий внеземные блага. Странно, потому что Леон не сильно разговорчивый. Открываю глаза резко. Вскрикиваю, видя над собой Колю. Он держал мою грудь рукой и пытался вставить.

— Давай, давай же, милая, — я просто отпихиваю его от себя. Он от неожиданности падает с кровати и тут же вскакивает.

— Привет, любимая…

— Что ты… — смотрю на его стоящий член, который почти вошел в меня. Хочется отмыться. С кипятком. — Что ты делаешь?

— Я тебе объясню сейчас все. Я вошел, а ты спала, и я…

— Как ты вошел?

— Что? Дверь была открыта.

— Вранье! — сдираю с кровати одеяло и прикрываюсь им. — Дверь была закрыта!

Ногой задеваю чашку, что выпала из рук. Работник гостиницы.

— Ты опоил меня?! Коля! Зачем?!

— Я объясню тебе. Нам нужно разыграть сцену секса, чтобы твой Леон поверил, что ты со мной трахалась.

— Не понимаю… — меня начинает потряхивать, в голове вата. — Как он должен поверить….

Вздрагиваю, когда дверь в номер просто вылетает с петель, а в проеме стоит Леон. И таким я видела его однажды, когда он убил Гошу…

Секунда, две, три. Молчание тянется, воздух заряжен настолько, что стоит спичку поднести — вспыхнет. Во рту слюна как ртуть густая, горькая и я сглатываю, пытаюсь найти решение. Хоть одно маленькое решение.

Что видит мой тиран. Меня, обнаженную, испуганную, на месте преступления. И человека, которого он обещал убить.

Время растягивается, а я почти не дышу. Головой качаю, глазами прошу выслушать. Молю, чтобы мысли прочитал. Ничего не было. У меня с ним и не могло ничего быть. Только с тобой. Только ты хозяин моей жизни…

— Лень, — шепчу, но сама себя не слышу. Лишь шагаю как по стеклу, ставя на стопах шрамы. — Лень, все не так. Это банально, знаю, но ты все неправильно понял.

Все ближе и ближе. К самому краю скалы.

— Вера, да что ты оправдываешься! Это рано или поздно бы случилось.

— ЗАТКНИСЬ! ТЫ ЛЖЕШЬ! — ору как безумная, повышая тон голоса. — Леня, он врет. У меня с ним ничего не было!

Рывок и одеяло, что дрожащими руками сжимала на полу.

Рывок и тяжелая рука на шее.

Рывок и я куклой болтаюсь в воздухе. Глаза в глаза. В нем презрение в моих мольба.

— Лень, — вцепляюсь в руку, реву белугой. Не от боли. От страха, что теряю что — то важное. — Лень…

— Сбежала?

— Я не могла иначе…

— Ему звонила?

— Лень, я просто хотела….

— ЧТО ТЫ ХОТЕЛА?! ЧЕГО ТЕБЕ НЕ ХВАТАЛО?! Я ЖЕ ВСЕ ДЛЯ ТЕБЯ!

— ЛЕНЯ!

Он кидает меня на пол, как тряпичную куклу. Бьюсь головой, перед глазами круги. Да, да, я виновата, но я невиновна!

Перед глазами круги, но я кручу головой, взглядом вцепляюсь в Леона и Колю. У того глаза как две копейки, а во лбу дуло пистолета.

— Я тебя предупреждал, падаль?

— Она сама…

— Нет! Нет! Леня, не убивай его, хватит смертей!

Взгляд на меня, дикий, безумный, неживой.

— Любишь его? Хочешь, чтобы жил?

— Леня, я тебя люблю, — ползу по кровати. Ближе. Ближе, Он не должен снова убивать, не должен! — Я тебя люблю…

Все ближе и ближе. Рывок руки, волосы в кулаке. Щелчок затвора. Я качаю головой, но уже понимаю, что он собирается сделать. Щелчок затвора и выстрел под крик Коли, который наверное не планировал умирать вот так. Я ахаю, смотря как Коля, мой гнилой друг Коля валится назад, стекая по стене как клякса.

Леон даже не смотрел на него, все это время он вбивал взгляд в меня. Кулак сжимается сильнее, до мошек под веками.

— Все еще любишь?

— Зачем ты…

— ВСЕ ЕЩЕ ЛЮБИШЬ?!

— Да! Да! Да! — кричу ему в лицо, а он меня животом в кровать кидает, вжимает пальцы в поясницу. Я даже не дергаюсь, когда он еще вялым членом врывается в меня. Насухо, не давая даже дыхание задержать.

— А так любишь, тварь?

— Люблю, — хриплю, глотая слезы, руками закрываю глаза и терплю серию грубых, сильных толчков, за волосы голову задирает, к шее еще горячий ствол прижимает. Кричу от ожога, начинаю в руках его биться, а он только звереет, не отпускает, пока выть не начинаю, пока член не вытаскивает, заставляя на колени опуститься, чтобы принять всю сперму на лицо. Он бьет меня по щеке членом, словно пощечину дает.

— Ну что, все еще любишь, шлюха? Нравится быть пользованной?

— Замолчи.

— Надо было тебя Гоше отдать, он бы с тобой не церемонился.

— Замолчи! Я люблю тебя! У меня ничего с Колей не было.

— Может еще соврешь, что беременна от меня и спасала ребенка?

— Это… правда.

Он толкает меня и просто идет к двери.

— Леон! Леня! Остановись! Просто остановись! Выслушай меня!

— Отсюда тебе лучше свалить, скоро полиция приедет, — только и говорит он, даже не оборачиваясь, оставляя меня ощущать запах смерти, унижения и одиночества, которое пожирает меня изнутри, как ядовитые муравьи.

Я мельком бросаю взгляд на Колю и закрываю лицо руками, стекая на пол, захлебываясь собственным горем. Собственной болью, что убивает меня и не дает даже вздохнуть.

Глава 39

Сколько я так просидела, глотая слезы и захлебываясь рыданиями, не знаю.

Оплакивала собственную глупость, Колю, в смерти которого виновата, Леона, который теперь ненавидит меня, ребенка, который никогда не узнает своего отца.

Я просто тонула в этих слезах. Не могу даже разогнуться, словно меня скрутило от боли. От раздирающей изнутри боли, словно это я собственной рукой выжимаю жидкость из всех внутренностей.

Вздрагиваю, когда рука натыкается на что — то вязкое и теплое. Одергиваю руку, а потом вскрикиваю, смотря, как вся ладонь покрылась кровью.

Вскакиваю и поскальзываюсь, падая в лужу. Собственный рев эхом разносится по комнате, а я почти ползу в душевую, чтобы смыть с себя хоть немного крови.

Включаю кипяток, чувствуя, как он почти сдирает кожу, только вот душу не очищает, наоборот заталкивает страдания глубже, вживляя их в меня навсегда.

Дура, господи, какая я дура!

Я выхожу из душа, только когда не чувствую кожи, обматываюсь полотенцем и открыв дверь замираю.

В комнате, размером с небольшую кухню набилось столько народу, словно в метро в час пик. Каждый занят своим делом, каждый выполняет свою работу, и только Андронов стоит недвижим в