Возвращение Томаса - Юрий Никитин

— Бросают вызов, — возразил Томас.

— Возьмут измором, — сообщил Олег. — У тебя уже руки дрожат!

— Еще нет, — огрызнулся Томас. — Парочку еще заставлю поваляться в грязи...

Протрубили трубы, на арену вышел, вышагивая надменно и торжественно, одетый в золото и парчу оруженосец, за ним на прекрасном дорогом коне выехал сэр Филипп фон Ризенштерн, так его объявили, красивый и надменный, весь в блестящих доспехах из прекрасной стали, на груди вычеканен герб и вздыбленные львы, с плеч красиво ниспадает пурпурный плащ.

Голову он оставил непокрытой, светлые волнистые волосы красивыми локонами падали на плечи и спину. На галерее взорвались восторженными криками.

Томас сказал ревниво:

— Это не рыцарь, это дамский угодник!

— Не обманись внешностью, — предостерег Олег. — На тебя тоже можно всякое подумать.

— Что? — спросил Томас с подозрением.

— Не отвлекайся, не отвлекайся, — ответил Олег ласково. — Тебе сейчас вдарят.

— Нет, ты мне скажи!

— После схватки, — пообещал Олег. — Когда, тебя вынесут ногами вперед.

Томас молча опустил забрало, конь тряхнул гривой и понесся, набирая скорость, навстречу всаднику с опущенным копьем. Олег напрягся, когда прозвучал металлический удар сокрушительной силы. Томаса отшвырнуло навзничь, Олег видел, с каким трудом восстанавливает равновесие, но копье из руки не выронил, на свою сторону прибыл уже ровный, как свеча, копье смотрит обломанным острием строго в небо, а его противник потерял и копье, и стремя.

Рыцари, взявшие на себя роль судей и герольдов, вынужденно признали победу сэра Томаса Мальтона. Олег дождался, когда подъедет Томас, сказал тихонько:

— Говорил же, что он только выглядит дамским угодником?

Из-под опущенного забрала прохрипело:

— Так что можно на меня подумать?

— Но тебя ж не вынесли ногами вперед, — напомнил Олег. — Разворачивайся, пленник чести... Вон там еще один выезжает! Неужели и с этим будешь драться?

Оруженосец и слуга, оба одетые кричаще пышно, вели под уздцы от шатров в сторону турнирного поля крупного коня под красной в крупную клетку попоной. На коне восседал, как влитой, огромный рыцарь в темных доспехах, солнце тускло блестит на матовом металле, выглядит опасным. Со стороны галереи подбадривающе закричали, рыцарь вскинул руку в приветствии, на галерее закричали громче, в воздух взлетели шапки.

На локте левой руки этого рыцаря норманнский щит, закрывающий бок от плеча до пояса, в правой — длинное копье с раструбом, защищающим кисть руки.

— А что еще? — ответил Томас с брезгливостью. — Сброшу и этого. Подумаешь...

Олег наблюдал, как оба рыцаря разъехались на края, судья взмахнул мечом, оба закованных в железо всадника понеслись навстречу друг другу. Удар копья Томаса был такой силы, что конь вместе со всадником опрокинулся, повалился на барьер. Жерди затрещали, сдвоенная туша коня и всадника с грохотом проломила ограждение.

Томас развернул коня и под ликующие крики толпы проскакал обратно. Народ неистовствовал, симпатии переметнулись на сторону этого чужака, что выказал силу, ловкость и присутствие духа, продолжая сражаться против все новых противников. А этот удар, когда всадник падает, увлекая с собой коня, да еще на барьер, ломая его к чертям собачьим... это же так здорово!

Олег заметил, что Томас уже не просто тяжело дышит, а задыхается, лицо красное, как у вареного рака, и покрыто обильным потом. Он опустил копье, уперши его концом в землю. Подбежали двое рыцарей, Томас взглянул враждебно, но оба в цветистых выражениях заверили его в совершеннейшем почтении и восторге его доблестью. Один, отстранив слуг, сам проверил копье и, отыскав трещину, заменил на новое, второй самолично проверил подпруги и затянул туже. Олег бдительно следил за обоими, но рыцари в самом деле старались чем-то услужить Томасу, будто заглаживали свою или чью-то вину.

На ту сторону поля выдвинулся, как грозовая туча, чудовищно громадный и толстый рыцарь в доспехах из непомерно толстых листов. Томас с недоверием смотрел, как примчались оруженосцы, рыцарь тяжело вздымает руки, ему уже на коне прилаживают добавочные латы, не пригодные в бою, так называемые турнирные, толстые пластины из кованой стали, защищающие самые важные места. И так громадный, теперь выглядит монолитной глыбой металла, а конь, где он только и отыскал такое чудовище, покрытый толстой броней до середины живота, в свою очередь несет сотни фунтов добавочного веса.

Олег покачал головой, между бровями пролегла морщина.

— Этого тебе не выбить, — определил он. — Откажешься? Никто слова не скажет, ты уже провел семь боев и все выиграл.

Томас вздохнул, а когда заговорил, Олег ясно слышал смертельную усталость и неуверенность в голосе рыцаря Храма:

— Надо бы отказаться...

— Так откажись!

— Не могу.

— Что мешает?

— Не знаю, — ответил Томас со злостью. — Что-то мешает. Вот мешает — и все.

— Судя по ухваткам, — заметил Олег вполголоса, — этот мордоворот бьет в левую сторону груди. Так что отклоняйся вправо. Копье скользнет по выпуклому панцирю и, конечно, тебя тряхнет, но большая часть удара уйдет в воздух.

Томас прохрипел:

— А если ударит вправо?

— Не ударит, — буркнул Олег. — Все вы, чему научились, уже не меняете. У него хорошо поставленный удар в левую часть панциря, этот удар уже столько лет приносит победу. С чего стал бы менять?

— Да, — простонал Томас, — этот не бывал в крестовых походах.

Олег кивнул, все понимая. В крестовых походах рыцари столкнулись с сарацинами, у которых совсем иные приемы боя и вообще воюют иначе. Многое пришлось пересмотреть, так что уцелевшие крестоносцы на две головы превосходят местных увальней, что щеголяют только в своих болотах. Но это преимущество еще надо уметь реализовать.

Томас опустил забрало, ему подали копье, он зажал под мышкой и пустил коня к месту, откуда по сигналу судьи кони идут бешеным аллюром. Олег неотрывно смотрел на разворачивающееся действо, зеленые глаза загадочно мерцали.

Они сшиблись на середине поля, удар копья Томаса тряхнул гиганта, он поспешно наклонился вперед и в сторону, чтобы уравновеситься, однако не рассчитал тяжести усиленных доспехов, слишком качнулся. В помраченном сознании не сумел удержаться, на галереях ахнули, когда он тяжело рухнул на заново отремонтированный барьер, его понесло по бревну, как по смазанным жиром перилам, наконец, перевалился на сторону поля Томаса и тяжело грохнулся оземь, но еще и там его дважды перевернуло, как перекати-поле.