Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. История Востока - Сергей Нефедов

* * *

Подводя итоги периода между двумя фундаментальными открытиями, освоением металлургии железа и появлением кавалерии, нужно отметить, что первое из этих открытий было сделано земледельцами и на некоторое время оно дало военное преимущество земледельческим цивилизациям. Волна ассирийских завоеваний вела не к становлению ксенократических обществ, а к созданию мировой этатистской монархии. Когда первый удар варварской кавалерии разрушил ассирийскую империю, Египет и Вавилония получили возможность развиваться самостоятельно, и пути их развития оказались удивительно похожими: они проходили от господства храмовой олигархии к становлению новых этатистских монархий. Главным двигателем такого развития, как и раньше, было демографическое Сжатие. В обеих странах олигархия в борьбе с наступающей монархией призвала на помощь внешних врагов, персов. Однако персы и мидяне в процессе диффузии переняли не только скифскую кавалерию, но и административные традиции Ассирии. Поэтому установление персидского господства привело к гибели олигархии и созданию мощной сословной монархии Ахеменидов.

ГЛАВА V

КАВАЛЕРИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

5.1. ОСВОЕНИЕ ВСАДНИЧЕСТВА

Падение Ассирии и Вавилона было вызвано новой военной революцией – освоением всадничества. Как отмечалось выше, крупнейшим военным достижением II тысячелетия до н. э. было создание боевой колесницы. Это открытие сопровождалось распространением в евразийских степях двух близкородственных культур, одна из которых принадлежала иранцам, а другая индоариям. Появление боевой колесницы вызвало волну завоеваний, и индоарии вторглись в северную Индию, а иранцы – в страну, которой они дали свое имя, «Ариана», Иран.

Между тем обитавшие в степях иранские племена продолжали совершенствовать навыки коневодства. Новым этапом в создании союза человека и лошади стало освоение всадничества. Это был довольно длительный процесс, растянувшийся примерно на два-три столетия; он включал в себя ряд усовершенствований в уздечке, удилах и псалиях, в посадке всадника и других деталях наезднического искусства. В результате диффузии эти усовершенствования распространялись в окружающие страны, в том числе и в цивилизованные области Передней Азии. Чуткие к военным новациям ассирийцы часто приглашали к себе наемников из степи и пытались заимствовать их всадническую технику. В результате мы можем проследить процесс становления всадничества на ассирийских рельефах, хотя, разумеется, они отражают этот процесс с некоторым запозданием. На рельефах первой половины IX в. изображены ассирийские лучники, сидящие в неудобной позе на крупе лошади, которую под узды ведет другой всадник, «поводырь». В то время ассирийцы еще не могли самостоятельно управлять лошадью и тем более стрелять на скаку. Но их противники (тоже изображенные на рельефах) уже овладели этим искусством, и самые искусные наездники могли обходиться без «поводырей». На более поздних изображениях середины VIII в. ассирийские всадники сидят ближе к холке лошади, и некоторые из них управляют конем самостоятельно. В конце VIII в. всадники уже свободно скачут на коне и стреляют при этом из лука. В это время появляется мартингал – ремень, ведущий от подпруги, разветвляющийся на груди лошади и выходящий на холку двумя кольцами, через которые проходил повод. Мартингал позволял фиксировать повод и на некоторое время отпускать его на скаку, чтобы выстрелить из лука. Одновременно изменяется оголовье, появляются налобные ремни, для более устойчивого крепления ремней псалии становятся трехдырчатыми, а удила приобретают характерную «стремечковидную» форму[631].

Освоение всадничества было фундаментальной инновацией, которая привела к огромным переменам в хозяйственной сфере – к освоению кочевого скотоводства. В то же время появление всадничества означало революцию в военном деле, по терминологии У Мак-Нила, «кавалерийскую революцию»[632]. Правда, сначала было необходимо научиться использовать новые возможности. Всадничество потребовало прежде всего уменьшения размеров лука. Новый, так называемый скифский лук, как и луки предыдущего периода, был сложным и склеивался из нескольких пород дерева; его размер составлял 60-80 см. В силу небольших размеров лука стрела была короткой (до 60 см) и тонкой (4-5 мм); наконечники были маленькими – 2,5-3 см, максимально – 4-5,5 см длиной. Характерной чертой скифских наконечников было крепление с помощью втулки, унаследованное от арийских племен эпохи боевых колесниц. Втульчатые наконечники стрел были позднее позаимствованы ближневосточными армиями, но собственно скифский лук не смог вытеснить ассирийские луки: очевидно, маленький лук не обладал большой мощностью и использовался только всадниками[633].

Новая тактика подразумевала длительный обстрел противника и уклонение от ближнего боя. Приблизившись к противнику на расстояние выстрела (примерно 50–70 м) скифы поворачивали и мчались вдоль фронта, стреляя из луков. Если враги пытались атаковать, то конные стрелки делали вид, что обращаются в бегство, и вынуждали противников преследовать их. В ходе этого преследования враги нарушали свой боевой порядок, а конные лучники, уходя от атаки, стреляли по врагу, оборачиваясь назад, и наносили ему большие потери. Этот тактический прием, изображенный на рельефе во дворце Ашшурнасирапала II (883-859 гг. до н. э.), впоследствии стал известен как «парфянский выстрел». В конечном счете «спасающиеся бегством» всадники приводили преследователей к засаде; выйдя из засады, свежие отряды конницы окружали и уничтожали противника[634].

Тактика «парфянского выстрела» стала главным «оружием победы» для легкой конницы кочевников, и впоследствии она была доведена до совершенства гуннами и монголами. Однако первое время эта тактика не была столь эффективной, поскольку луки были не такими мощными, как позже, и, кроме того, еще не все степняки сели на коней; в войске скифов сохранялись подразделения пехоты, которую поставляли в основном зависимые племена. Недостатком скифской конницы было отсутствие оружия ближнего боя, скифские колющие мечи, «акинаки», были короткими (40-60 см) и могли использоваться только пехотинцами. В заключительной фазе боя, когда противники были изранены в результате длительного обстрела, всадники спешивались и добивали врагов вместе с пехотой в рукопашном бою[635]. Кроме того, скифы не умели брать города, их тактика войны сводилась к набегам, поэтому они не смогли закрепиться на территории земледельческих империй.

Согласно распространенной точке зрения кочевание и всадничество были впервые освоены народами, обитавшими в степном поясе между Волгой и верховьями Енисея[636]. Греческие источники говорят, что здесь обитали родственные ираноязычные племена скифов, массагетов, саков, дахов, позже на северо-западе этой территории упоминаются также савроматы. Ввиду близости обычаев греки иногда называли все эти племена скифами, а персы именовали их саками[637]. Археологически эти всаднические и кочевые народы отличал единый культурный комплекс, который называют «скифским» и в который входят, в частности, отмеченные выше характерные формы удил, псалий, наконечников стрел, мечи-акинаки, «скифские» бронзовые котлы и изображения в «зверином» стиле[638]. Наиболее ранним и ярким свидетельством появления этого комплекса являются царские захоронения кургана Аржан в Туве: местного царя сопровождали в загробный мир не только царица, но и множество слуг и несколько десятков верховых коней. Эти могилы датируются исследователями VIII в. до н. э., а по радиокарбону – даже IX в. до н. э[639]. А. Р. Кызласов полагает, что курган Аржан принадлежал вождю сакского происхождения, который во главе своих соплеменников покорил местные племена[640]. Дело в том, что, еще не полностью овладев новым оружием, первые кочевники начали наступление на окружающие народы. Отдельные отряды наездников подчиняли соседние этносы и становились «царским племенем» в новых племенных образованиях[641]. На Дону в среде племен, которых греки называли киммерийцами, также обнаруживается присутствие всаднической аристократии, принесшей с востока характерные черты кочевой скифской культуры[642]. Среди скифов тоже имелось царское племя, члены которого считали всех прочих скифов рабами, и похороны царя сопровождались такими же гекатомбами, как в Аржане[643].

Вслед за рейдами отдельных отрядов в конце VIII в. пришло время большой волны завоеваний. Геродот пишет, что сначала массагеты обрушились на скифов, которые, уходя от врагов, двинулись из Азии в Северное Причерноморье и атаковали киммерийцев. Киммерийцы, в свою очередь, бежали в Закавказье[644]. Разгромив в 722-715 гг. до н. э. Урарту, киммерийцы двинулись в Малую Азию и обосновались на ее северном побережье близ Синопа. Скифы же в погоне за киммерийцами сбились с пути и вторглись в Мидию[645]. На территории позднейшего Азербайджана было основано скифское царство, и скифы совершали отсюда набеги на Ассирию. Мидия, которая прежде была ассирийской провинцией, теперь попала в зависимость от скифов. Через некоторое время ассирийскому царю Ассархаддону удалось заключить союз со скифами и направить их против киммерийцев. В 650-х гг. киммерийцы были разгромлены объединенным войском ассирийцев и скифов и отступили на запад Малой Азии. В 623-622 гг. до н. э. скифы еще раз продемонстрировали свою верность союзу и нанесли поражение выступившим против Ассирии мидянам.