Мир Стругацких. Полдень и Полночь (сборник) - Елена Клещенко

Когда Мария поравнялась с ним, Нильсон приглашающе помахал рукой. Врач-бальнеолог присмотрелась к незнакомцу, немного помешкала и опустилась рядом.

– Джеймо – напиток сезона! Рекомендую, – сказал Нильсон, подавая знак официанту.

Мария с благодарным кивком приняла бокал и откликнулась:

– Это напиток и прошлого сезона, и позапрошлого… Наши кулинарные гении редко балуют разнообразием.

– Постойте, – произнес Нильсон. – я попытаюсь угадать… Вы не отдыхающая, верно? Вы – постоянный сотрудник Курорта.

– Угадали, – согласилась Мария. – я медик, специализируюсь на санаторно-курортном лечении.

– И много у вас… э-э… больных? Или это врачебная тайна?

– Увы. – Мария вздохнула. – Не много. И это никакая не тайна. На Курорт не прилетают лечиться, на Курорт прилетают развлекаться. Поседеешь, пока соберешь статистику по особым бальнеологическим свойствам здешнего климата.

– Ну-у, вам до седины еще далеко, – галантно ввернул Нильсон.

Мария усмехнулась.

– Благодарю за комплимент, – сказала она. – На самом деле мне далеко за восемьдесят. По меркам какого-нибудь двадцатого века я дряхлая старуха.

Нильсон с откровенным любопытством окинул взглядом скульптурные формы собеседницы.

– Вы на себя клевещете, – проговорил он строго. – Вам не дашь больше пятидесяти.

– Могу я узнать, кому обязана удовольствием выслушивать столь изысканные комплименты? – осведомилась Мария.

Нильсон немедленно вскочил, дурашливо поклонился и представился:

– Томас Нильсон, бывший смотритель заповедника на Горгоне. В настоящее время – странствующий бонвиван, жаждущий общения.

Мария засмеялась.

– Искатель легкой поживы, – резюмировала она. – Молодой альфонс, соблазняющий скучающих пожилых леди на отдыхе.

Нильсон рухнул на колени, в комическом ужасе простирая руки.

– Умоляю! – взвыл он. – Не выдавайте! Моя жизнь в ваших руках!

– Обещаю не выдавать, – смилостивилась Мария, – но при одном условии. Вы тотчас же подниметесь с колен и пригласите скучающую леди на ужин.

Тусклая ноздреватая половинка луны висела над морем, до самого берега протянувшись маслянистой дорожкой. Тихо шуршали волны. Беззвучно чертили в редкозвездном небе ястребы-рыбари, зорко высматривая жирных аргусов – многоглазых рыб, оставляющих в черной воде ярко-голубой мерцающий след. Молочно-белые друзы санаторных корпусов почти сливались с ночной темнотой. Отдыхающие в большинстве своем спали. Лишь на пляже то и дело попадались, ищущие романтического уединения парочки. Томасу и Марии долго пришлось искать свободное местечко.

– Боже мой, – простонала Мария, в изнеможении опускаясь на песок, вытягивая усталые ноги. – Сто лет не танцевала… Я, кажется, впадаю в детство… Что ты со мной сделал, Том?

– То ли еще будет, – пробормотал он.

– Что ты сказал?

– Я говорю, что сам от себя не ожидал, – откликнулся Нильсон.

– И это говорит юнец, сбивший с панталыку почтенную женщину…

– Я не младше тебя, Мэри…

– О, следующая порция комплиментов… Продолжайте, молодой человек!

Нильсон смотрел на нее сверху вниз.

– Это не шутка и не комплимент, Мэри, – сказал он. – Мы и в самом деле с тобой ровесники. Родились в один и тот же день две тысячи сто тридцать восьмого года…

– Близнецы, разлученные в детстве, – не принимая его тона, отозвалась Мария. – я где-то читала об этом… Ты полвека провел в анабиозе?

– Нет. я был мертв шестьдесят три года.

Мария воззрилась на него, запрокинув голову.

– Это уже совсем не смешно, Том, – сказала она. – Конечно, в наш просвещенный век подобными историями никого не напугаешь, но как-то, знаешь ли, неуютно делается…

Нильсон отвернулся от нее, стал смотреть на лунную дорожку.

– Я тебя не пугаю, – проговорил он глухо. – До двадцати семи лет я жил, как обыкновенный землянин. Правда, я не знал своих родителей. Мне сказали, что они погибли до моего рождения…

– И мои… – эхом отозвалась Мария.

– Я работал на Горгоне главным смотрителем тамошнего заповедника, когда прилетели эти двое, – продолжал Нильсон, опускаясь рядом с ней. – Они представились сотрудниками КОМКОНа. Это были чертовски приятные и дьявольски обходительные люди. Они поведали мне тайну моего рождения. Оказывается, если я и был посмертным ребенком, то мои настоящие родители умерли сорок пять тысяч лет назад. Оплодотворенную же яйцеклетку, из которой впоследствии появился ваш покорный слуга, некая сверхцивилизованная раса поместила в специальный саркофаг-инкубатор, который и был благополучно обнаружен в две тысячи сто тридцать седьмом экспедицией Бориса Фокина на безымянной планете в системе ЕН 9173.

Мария придвинулась к нему, прижалась щекой к его плечу, пробормотала:

– Фантастика… А что было дальше?

– Дальше? Дальше произошло самопроизвольное деление яйцеклеток, и мы родились.

– Мы?!

– Я, семь моих братьев и пять сестер…

– С ума сойти…

– Но дьявольски обходительные люди из КОМКОНа ничего не сказали мне о братьях и сестрах. О них я узнал уже позже, когда… Когда воскрес.

– Ты опять!

– Не перебивай… Раскрыв тайну моей, казалось бы, заурядной личности, комконовцы призвали меня помочь им. Помощь заключалась в ежедневном самонаблюдении, в самообследовании же индикатором эмоций и в написании отчетов, которые я был обязан еженедельно переправлять в КОМКОН. Предлагалось также глубокое ментоскопирование, от которого я решительно отказался. И вот начался эксперимент. я выдержал ровно сто двадцать семь дней, постепенно сходя с ума от неутомимо терзающей меня мысли, что я чужак, представляющий неведомую опасность для всего, что знаю и люблю. А на сто двадцать восьмой день я взял карабин, ушел подальше в лес и… И больше из него не вернулся. Точнее – вернулся, но шестьдесят три года спустя.

В порыве сострадания, Мария обняла его, приговаривая:

– Какой кошмар… Бедный Томас…

– И я не один такой, Мэри, – сказал он. – Не забывай, что есть еще двенадцать. Семеро мужчин и пятеро женщин. И одна из них – ты!

Мария вскочила.

– Это ведь шутка, Томас?! – почти выкрикнула она. – Это опять твоя дурацкая шутка!

№ 05 «Кельтский крест»

В двенадцать тридцать по планетарному времени на пульте аварийной службы заповедника Тысяча Болот сработала сигнализация. Дежурный сдернул ноги с журнального столика – свежие номера «Человека Космического» пестрым водопадом обрушились на пол – подскочил к пульту. Бездушные приборы бодро известили сонного аварийщика, что тревога не ложная. В районе Драконовой поймы совершил вынужденную посадку глайдер типа «Кондор», автоматика которого не преминула возвестить об этом на весь честной эфир.