Сердце Льва - Дмитрий Вересов

— Как это «информации ноль»? У нас здесь что, сборище инвалидов? — Рявкнув, генерал преисполнился гнева, но сразу отошел, вытащил папиросу и с важностью закурил. — Ну ведь существуют же сплетни, толки, продажные газетенки, народная молва. Земля, она, полковник, всегда слухами полнится, главное — уметь услышать…

— Так точно, товарищ генерал-полковник, — обрадовался полковник-эрудит и осторожно скрипнул стулом, меняя позу, — есть непроверенная косвенная информация о том, что Берд был атакован превосходящими силами противника и получил чувствительное поражение. Так, в мае сорок восьмого года журнал «Бризант» поместил статью, в которой утверждалось, что вернулась экспедиция далеко не в полном составе. Будто бы как минимум один корабль, четыре самолета и до роты живой силы были потеряны вскоре после того, как эскадра достигла Земли Королевы Мод. Известно также, что Берд признался, будто бы прекращение экспедиции было вызвано действиями вражеской авиации.

— Кто же это его так, а? — Генерал прервал полковника и глубокомысленно потер тяжелый, формой напоминающий кирпич подбородок. — Может, японцы? За Перл-Харбор? Ну а в газетенке той желтой что пишут по этому поводу?

— В журнале «Бризант», товарищ генерал-полковник, была выдвинута любопытная гипотеза, — полковник как-то скис и выговаривал слова раздельно, словно на морозе, — будто бы в течение всей второй мировой войны немцы строили в Антарктиде секретный подземный плацдарм. Американцы пронюхали что-то и послали свои ударные отряды. Однако экспедиция Берда натолкнулась на превосходящие силы противника. Предположительно немцев.

«Ну конечно же немцев! Тех самых, в белых марлевых повязках!» — генерал вспомнил и о Новой Швабии, и о так и не найденных подлодках из конвоя фюрера, и о красноречивом высказывании гросс-генерала Деница и, не показывая вида, спросил:

— Ну а сами-то вы что думаете по этому поводу? Пусть, пусть скажет, посмотрим, далеко ли ему до генерала-майора.

— Я, товарищ генерал-полковник, глубоко уверен, что это деза. Грубая фальшивка, чтобы сбить нас с толку. — Полковник еще больше выпрямился, глаза его презрительно сощурились. — Как всегда, хотят пустить нас по ложному следу. Не выйдет. Да где это видано, чтобы немцы полезли в вечную мерзлоту?! Для них же главный враг — генерал мороз. Благодаря ему они и до Москвы-то не дошли. Гм… тут льды, айсберги, торосы, метели. Опять-таки, все белым-бело, зимушка-зима, никакой конспирации. Медведь антарктический, и тот, когда сидит в засаде, нос лапой закрывает, чтоб не выделялся, где в таком разрезе там устроить базу?

— Нос закрывает? Лапой? — страшно удивился енерал, и голос его сразу подобрел. — Ишь ты, смышленый, стервец. Хоть и белый, а в душе наш, Топтыгин. Значит, лапой?

— Так точно, товарищ генерал-полковник! Передней левой, когда пингвинов выслеживает. — Полковник разрешил себе улыбнуться, но тут же снова стал серьезен и сделал резюме: — Все это происки ЦРУ. Тщетные…

Оба и не подозревали, что в Антарктиде белые медведи не водятся.

Тим (1979)

Март наступил незаметно. Жутко заорали женихающиеся коты, девушки похорошели, заневестились, с крыш похотливо свесились фаллосы сосулек. А как же иначе, весна — пора любви, томления и взбудораженных гормонов. Время Эроса, Венеры и Кондома. И несусветных глупостей. Вот и Юрка Ефименков не уберегся, получил купидонову стрелу аккурат в чувствительное место. И ведь нашел в кого влюбиться — в первую геофаковскую красавицу, четверокурсницу Галю Охапкину. А Галя была девушкой хваткой и цену себе знала, вращалась исключительно в преподавательских кругах. Фигуристая, смышленая, родом откуда-то с хутора близ Диканьки, она умело пользовалась тем, что так щедро отвалила ей природа, — упругими бедрами, высокой грудью, смазливой, с румянцем во всю щеку мордашкой. Да чтобы с каким-то там худосочным третьекурсником? Тьфу! Хай ему бисов!

И что только Юрка не делал — подарил Гале свое фото, красочно изображающее его в роскошном йоко-гири, звал ее в кино на «Как украсть миллион» и «Этот безумный, безумный, безумный мир», презентовал цветы, книги и даже как-то раз духи, но ничего не помогало. «Юрочка, ты такой забавный, хороший. Мальчик. Нет, нет, я занята».

Совсем дошел бедный Ефименков, побледнел, спал с лица и не в силах более бороться с искусом попросил совета у Тима: «Ты, сподвижник по пути, брат по духу, скажи истинно, как же мне, идущему с тобою рядом, быть?» О харакири, добровольной кастрации и тайном умыкании объекта страсти речь, естественно, не шла, не те времена. «Не знаю пока, брат», — честно признался Тим и в свою очередь, не откладывая на потом, обратился за мудростью к Лене.

— Эй, кто тут у нас рыжая ведьма и знаток оккультных прибамбасов? Что нужно, дабы произвести на девушку должное половое впечатление? У девушки голубые глаза, а все остальное жопа.

Разговаривали вечером на измятой Лениной постели. Тихон, обожравшись рыбы, дрых себе без задних лап на кресле, в комнате было полутемно и сурено, а за стеной тихо и необитаемо — неведомые мореплавающие родичи опять отчалили куда-то за горизонт. Ладно, и без них хорошо — в страсти изойти любовным потом, а после расслабляться в сладостной истоме, вкушая экзотические, недавно появившиеся в продаже плоды — грейпфруты. Именно так, как советовали газеты: «Плод следует разрезать пополам, затем поверхность мякоти засыпать сахарным песком, а затем выделившийся сок следует брать ложечкой».

— Голубые, говоришь, глаза? — Лена слишком глубоко черпанула ложечкой, и тягучая капля упала ей на грудь. — А остальное жопа? Ах ты, баловник!

Она сидела на кровати по-турецки и здорово напоминала индусскую богиню Кади, такая же прекрасная, пышногрудая и манящая, правда, двурукая И выпачканная не в крови, а в грейпфрутовом соке.

— Не шевелись. — Тим подполз поближе, с чувством, чтоб добро не пропадало, облизал ее сосок. — для себя стараюсь, для друга. Его девушки хорошие не любят. Ну присоветуй чего-нибудь, ваше сиятельство, сделай милость. Этакое магическое.

— Ну, приворотов существует множество. — Лена игриво улыбнулась и, упав на спину, капнула грейпфрутом на другой сосок. — Можно высушить и стереть в порошок сердце голубя, печень воробья и семенники зайца, прибавить равное количество спермы и дать съесть объекту страсти. Можно скрутить винтом две свечи, приговаривая: «Как эти свечи свиты вместе, так и мы с тобой будем свиты», потом зажечь их перед образами и представлять со всей страстностью, как будешь нежить особу, которой хочешь обладать. Можно положить на ее пути замок, а когда она переступит через него, запереть и ключ выбросить в воду, сказав про себя: «Как замок теперь никто не откроет, так и нас с тобой никто не разлучит».

Лена подождала, пока Тим слижет весь сок, и медленно, сладострастно улыбаясь, выжала грейпфрут себе на лобок.

— И еще я вспомнила отличное средство. Будешь послушным мальчиком, расскажу. Так, так, еще, молодец… Ладно, слушай. Помнишь, я рассказывала про друга моей прабабки барона фон Грозена? Так вот, дом его стоит на особом магическом месте, откуда есть выход таинственных могущественных сил. Словом, если в конце последней четверти луны залезть на крышу, взяться обеими руками за флюгер, а он, если ты помнишь, сделан в форме пса, и загадать заветное желание, оно обязательно исполнится. Но этот твой друган должен отыскать дом фон Грозена самостоятельно, таково условие. Ничего, пусть погуляет по Фонтанке. остынет, может, и не захочется ему лезть на крышу.

Далее она рассказывать не стала — и так все было ясно. Дом, крыша, флюгер… Украл, выпил, в тюрьму…

— Мистика какая-то, хреновина, чертовщина, — сказал на следующее утро Ефименков, прослушав информационное Тимово сообщение, однако купил справочник астронома и улизнул с занятий фланировать по Фонтанке.

С неделю околачивался Ефименков на ее берегах, гулял, учил таблицы фаз луны, дышал свежим слухом, играл то ли в Пуаро, то ли в Пинкертона, то ли в Шерлока Холмса. Наконец ранним утром позвонил Тиму домой.

— Есть! Нашел!

И засмеялся блаженно, словно сын турецко-подданного, отыскавший последний, двенадцатый стул. В тот же день после третьей пары были устроены рекогносцировка на местности, а потом и военный на той же самой местности.

— Значит, не соврала рыжая, — подумал вслух и, прислонившись задом к ограждению Фонтан-пристально уставился на двухэтажный особняк. — И ты, флюгер и впрямь как собака Баскервилей…

— Два этажа, ерунда, — сказал возбужденный Ефименков. — Я уже смотрел, пожарная лестница есть. И сегодня как раз луна идет на убыль. Сама природа шепчет. Это ведь детсад, никто не дернется. Раз, два — и бобик сдох.

В предвкушении блаженства в компании Охапкиной глаза его сверкали похотью.