Лондонский туман - Кристианна Брэнд

— закрыл дверь холла — не могла ничего видеть...» Конечно, туман помог на более длительный период устранить с пути Томаса Эванса, но, но ведь преступление было запланировано на более ранний срок — вероятно, на четверть десятого, когда Матильда Эванс поднималась наверх; опоздание Роузи задержало их до последнего момента. «Даже так — не все потеряно — если в детской не будет света, можно отказаться от плана — телефонный звонок сойдет за необъяснимую шутку...»)

Без пяти час судья посмотрел на часы под галереей для публики и вежливо сказал сэру Уильяму, что, если у него нет возражений, возможно, пора сделать перерыв. Сэр Уильям, знавший о судейских проблемах с пищеварением во время предыдущего процесса по делу об убийстве, сразу же согласился. Конвоир прикоснулся к плечу Тедварда, тот пробудился от ступора и встал. Судья поднял двумя пальцами черную шапочку, поклонился суду и получил ответные поклоны, в том числе от тех, кто не был обязан это делать, поскольку его вежливый жест не был обращен, к ним. Шериф приподнял отороченную мехом мантию и встал у двери, пропуская судью, надеявшегося, что на ленч ему приготовили что-нибудь диетическое. Надзиратели снова взяли Тедварда за руки и отвели в камеру, пахнущую пылью и дезинфекцией, где его ожидал ленч, явно не грозящий расстройством пищеварения. Он съел его, сидя в одиночестве за маленьким столом на единственном деревянном стуле.

Тедварду показалось, что Роузи подошла к двери его камеры, сказала, что очень сожалеет, видя его здесь, тем более что это целиком и полностью ее вина, и протянула ему руку. Он схватил ее и увидел, что она состоит из белорозового пепла, похожего на сигаретный, который сразу же рассыпался. «Какого черта! — с раздражением подумал Тедвард, прогоняя видение. — Через несколько недель я тоже буду мертв!» Роузи выглядела такой живой и реальной, но стоило ему прикоснуться к ней, как она превратилась в грязь и прах...

Даже после всего, через что они уже прошли во время появлений Томаса и Тедварда в магистратском суде, им казалось фантастичным во время перерыва между заседаниями сидеть в ресторане и есть ленч среди обычных людей, которые глазели на них, зная, что это важные свидетели на процессе доктора Эдвардса — «того парня, который прикончил француза, огрев его по голове мастоидным молотком. Я уверена, что нашего Эрни в больнице обрабатывают такой же штукой. Если бы я знала, что они колотят молотком бедного ребенка, то ни за что бы не отпустила его туда...» Кокки сидел вместе с ними — его вызвали как частное лицо, в качестве присутствовавшего в доме в ночь смерти Роузи.

— Да, я знаю, что вы уже давали показания об этом, Тильда. Вероятно, они после перерыва будут расспрашивать и Томаса. Им нужны показания всех присутствовавших — ведь могут возникнуть расхождения... — Он оборвал фразу, когда официантка принесла им тарелки с куриной запеканкой.

— Это похоже на кипяченые носовые платки, — сказала Матильда. — Ну, не важно... — Когда девушка отошла, она обратилась к Кокриллу: — Вы уверены, что они потом не станут спрашивать вас об этом?

— Я буду давать показания как последний, видевший Роузи живой, — холодно отозвался Кокки и снова взмолился про себя, чтобы они не жалели его, потому что он встал и ушел, оставив Роузи умирать. — Ее имя будет всплывать постоянно, и нужно формальное объяснение причины ее отсутствия в суде.

— А если они спросят вас, что она сказала о Тедварде? — неуверенно сказал Томас.

— Я уже говорил вам, что они не могут этого делать. Матильда уставилась на нетронутую тарелку.

— Но если бы они сделали это, Кокки, вы бы не сказали... Тедварду конец, если это прозвучит в суде.

—• Надеюсь, Кокки сумеет этого избежать. — Старая миссис Эванс наградила его улыбкой, которой пользовалась всю жизнь. Эта улыбка давала понять мужчинам, что раз они такие умные, сильные и добрые, женщинам остается только полагаться на них, и все будет в порядке. — Кокки не больше всех нас хочет, чтобы бедный Тедвард пострадал.

— Какие же вы все упрямые, — сердито проворчал Кокрилл. — То, что сказала мне Роузи, не является свидетельством, потому что она не говорила это в присутствии обвиняемого. Они не могут меня об этом спрашивать.

— Но вы сообщили инспектору Чарлзуэрту, — с негодованием сказала Мелисса.

«В жизни не видел, чтобы явного убийцу так защищали свидетели обвинения», — подумал Кокки.

— Дитя мое, полиция слышит много вещей, которые не могут быть заявлены в суде. Правила дачи показаний очень строги.

Томас намотал на вилку несколько волокон тушеного цыпленка и с отвращением положил остальное на тарелку.

— А как насчет «заявления умирающего», Кокки? Это не применимо к данной ситуации?

— «Заявление умирающего» является таковым, если человек знает, что собирается умереть. Закон считает, что в таком случае он говорит правду.

Томас положил нож и вилку, отодвинув от себя тарелку.

— Понятно. Разумеется, нам неизвестно, знала ли Роузи, что собирается умереть.

— Факт, что в последний момент она сказала правду, предполагает, что знала, — ответил Кокрилл.

Выбор пудингов был скудный, и все они не вызывали аппетита.

— Пожалуйста, принесите нам печенье, сыр и кофе — мы очень спешим. — Матильда обратилась к Кокриллу, понизив голос, чтобы ее не слышали за соседними столиками: — Откуда вы знаете, Кокки, что это была правда?

— А чего ради она стала бы лгать?

— Блистательная идея Чарлзуэрта, — промолвил Томас, — состояла в том, что Тедвард убил Роузи — или позволил ей отравить себя, — чтобы помешать ей сказать это.

— Бедняга Тедвард, который был готов достать для Роузи луну с неба, — вздохнула Тильда.

— Все потому, что я рассказала ему о всех ее любовниках. — Нервные пальцы Мелиссы теребили угол салфетки, на которой лежал нетронутый кусок ветчины.

Матильде было жаль девушку — она выглядела бледной и измученной, с темными кругами под глазами, в которых светились страх и отчаяние. Томас не хотел быть жестоким, но он не мог выбросить из головы мысль, что Мелисса явилась орудием, разрушившим последние остававшиеся у него счастливые иллюзии.

— Тедвард не мог убить Роузи из-за этого и тем более таким образом: придумав план и тщательно его осуществив, Мелисса, — сказала Матильда. — Если бы он возненавидел Роузи из-за твоих слов, то мог поднять на нее руку сразу же, в