Мэри Вентура и «Девятое королевство» - Силвия Плат

с цветом распустившихся роз, лавандовый оттенок платьев сливается с сиреневым. И откуда-то льются нежные звуки скрипки и колокольчиков.

Что же до мозга Генри, она не сомневалась, что он плоский и ровный, с множеством измерительных приборов, освещенный ярким солнечным светом. В нем геометрически выверенные бетонные дорожки и квадратные, основательные дома с часами на стенах – все они идут точно и синхронно. Воздух густо начинен их равномерным тиканьем.

В окно вдруг брызнул слепящий свет, и гостиная словно расширилась.

– Давай выйдем. Отличная погода для прогулки, – сказал Генри и поднялся с тахты, улыбаясь и протягивая ей квадратную, основательную руку.

Генри завел привычку каждое воскресенье после обеда отправляться на прогулку с Элизабет по бульвару вдоль океана. Соленый морской воздух оказывает общеукрепляющее тонизирующее действие, говорил он. А то у нее болезненный вид.

Седые волосы Элизабет развевались на ветру, окружая лицо тонким влажным ореолом. Она знала, что Генри, несмотря на его пропаганду живительного бриза, не нравятся растрепанные волосы, и он предпочел бы, чтоб она убирала их в привычный пучок и скрепляла длинной металлической шпилькой.

Сегодня воздух был чистым и теплым для начала сентября, и Элизабет с необычной радостью ступила на крыльцо; ее серое распахнутое пальто не скрывало лавандового платья. Она обратила внимание, что на небе вдали, у горизонта, завязываются темные облака, – это могло быть предвестником бури. Лиловые облака напоминали виноградные гроздья, и чайки кружили среди них светло-кремовыми снежинками.

Внизу волны с силой разбивались о каменное основание набережной: огромные зеленые гребни с синеватыми прожилками на мгновение застывали изгибом холодного стекла, а потом, ударившись, откатывались назад белой пеной, и тонкие слои воды вспыхивали на песке зеркальными хрусталиками. Опираясь на руку брата, Элизабет чувствовала себя в безопасности, как привязанный воздушный шар на ветру. От свежего воздуха она ощущала в теле особенную легкость, словно и правда была шаром и при усилении ветра могла взлететь и парить над водой.

Вдали, у горизонта, виноградные гроздья наливались и тяжелели, а удивительно теплый ветер стал порывистым. Сентябрьское солнце слабело и блекло.

– Генри, я думаю, будет гроза.

Генри взглянул на нависшие вдали тучи и усмехнулся.

– Вздор! – решительно заявил он. – Отгонит в сторону. Не тот ветер.

Ветер действительно был не тот. Порывы его были неровными, импульсивными, он словно дразнил Элизабет. Забирался под подол ее юбки, играл локоном, прикрывая глаза. Элизабет находилась в необычно приподнятом, почти шаловливом настроении и в душе радовалась, что ветер был «не тот».

Генри остановился у дамбы и извлек из жилета массивные золотые часы. Прилив начнется через пятнадцать минут, сказал он. Если точно – в четыре часа семь минут. Можно понаблюдать за ним со старого пирса, нависающего над скалами.

Когда они ступили на дощатый пол пирса, жалобно затрещавший под их ногами, Элизабет охватило нарастающее возбуждение. Сквозь трещины она видела зеленую толщу воды, которая ей подмигивала. Бурлящие волны, казалось, хотели сообщить ей нечто таинственное, но шум ветра мешал этому. У нее кружилась голова, замшелые сваи пирса покачивались и скрипели с нарастанием прибоя.

– Смотри сюда, – сказал Генри, держась за перила в конце пирса; игривый ветер трепал его старомодный, синий в полоску костюм и шевелил аккуратно причесанные волосы – они трепетали и вставали дыбом, как щупальца у насекомых.

Стоя рядом с братом, Элизабет перегнулась через перила и глядела вниз на волны, бьющиеся о скалы. Лавандовая юбка то взлетала, то прилипала к ногам, и как Элизабет ни старалась удержать ее своими тонкими, хрупкими пальцами, та вела себя по-бунтарски.

Что-то кольнуло ее в шею. Элизабет инстинктивно подняла руку и успела почувствовать, как расстегнувшаяся аметистовая брошь скользнула у нее меж пальцами и полетела вниз, излучая фиолетовое свечение, а упав на скалу, замерла там, злорадно сверкая.

– Генри! – вскрикнула она, прижимаясь к брату. – Генри! Мамина брошь! Что мне делать? – Генри проследил взглядом за ее рукой, за ее костлявым дрожащим указательным пальцем и увидел место, где блестела брошь. – Генри! – чуть ли не рыдала Элизабет. – Ты должен достать брошь. Иначе ее унесут волны!

Генри передал сестре котелок, внезапно преобразившись в надежного защитника. Перегнувшись через перила, он высматривал, как лучше подобраться к броши.

– Ничего не бойся, – заявил он храбро, и насмешливый ветер швырнул ему назад эти слова. – Ничего не бойся, здесь есть некоторое подобие лестницы. Я принесу тебе твою брошь.

Ловко и осторожно Генри стал спускаться. Он поочередно ставил ноги в углы деревянной крестовины, пока не ступил на сухой, замшелый верх скалы и с видом триумфатора огляделся. Волны разбивались чуть ниже, они ритмично поднимались и опускались, зловеще бурля в пещерах и расщелинах скал. Держась одной рукой за нижнюю ступеньку сомнительной лестницы, Генри стал неуклюже тянуться к броши. Делал он это медленно, не теряя достоинства, слегка отдуваясь из-за плотного обеда.

Элизабет понимала, что через какое-то время в скалу снова ударит волна, но не обратила внимания, что очередная волна намного выше прежних. Зеленая громада продвигалась медленно и торжественно, подчиняясь какому-то непогрешимому естественному закону, она двигалась к Генри, который как раз выпрямился и, держа брошь в руке, пытался изобразить на лице улыбку.

– Генри! – в исступленном ужасе прошептала Элизабет и, подавшись вперед, увидела, как волна, захлестнув скалу, обрушила огромную массу воды на то место, где стоял брат, обхватила его лодыжки и водоворотом закружила у колен.

Какое-то время Генри храбро пытался сохранить равновесие, словно колосс посреди ревущего моря; на его побледневшем, запрокинутом лице застыло выражение болезненного изумления.

Чувствуя, как мох скользит и ползет под его затопленными, отчищенными до блеска туфлями, Генри отчаянно, словно пропеллерами, замахал в воздухе обеими руками, пошатнулся, пытаясь удержаться, и с беспомощным выражением лица, не говоря ни слова, рухнул в набежавшую следом темную волну. С растущим смирением Элизабет смотрела, как брат молотит руками, то всплывая, то вновь идя ко дну. Наконец его неясная фигура замерла, медленно погружаясь в зияющую морскую глубину. Начался прилив.

В задумчивости Элизабет облокотилась на ограждение, подперев подбородок руками с вздувшимися синими венами. Она представила себе, как кажущийся зеленым на глубине Генри опускается в мутной воде все ниже, как морская свинья. В волосах его запутались водоросли, карманы полны воды, круглые золотые часы, компас с белым циферблатом еще больше утяжеляют его, и он оседает на дно океана.

Вода просочится в его туфли, проникнет в рабочий механизм часов, и те перестанут тикать. Сколько их ни тряси, сколько по ним ни стучи – результата не будет. Покроются ржавчиной даже винтики компаса, и как бы ни колотил по нему Генри, диковинная подрагивающая стрелка будет упрямо стоять на месте, и север всегда окажется в той стороне, куда повернется брат. Элизабет представила себе, как Генри будет совершать свои воскресные прогулки по