Клуб адского огня - Том Нокс

В кронах сосен зашелестел ветерок.

— Ладно, я поеду и пригляжу за нею. И буду писать тебе каждый день… пока ты в Ираке.

Кристина произнесла слово «Ирак», и по спине Роба пробежали холодные мурашки. Ведь именно в этом и заключалась реальная причина, почему он хотел устроить знакомство Кристины со своей дочерью — из страха за себя. Вернется ли он оттуда? И если вернется, то сможет ли быть хорошим отцом? Террористка-самоубийца из Багдада никак не желала уходить из воспоминаний. В тот раз ему повезло; повезет ли так же снова? И если он не вернется… что ж, он хотел, чтобы дочка познакомилась с женщиной, которую он полюбил.

Ирак… Роб снова вздрогнул. Слово, казалось, воплощало собой всю опасность, с какой ему предстояло встречаться. Города, где царит смерть. Где рубят головы. Где мужчины поют жуткие заклинания, где древние камни и ужасные открытия. И террористки-смертницы с яркой помадой на губах.

Кристина сжала ему руку.

На следующее утро Роб поднялся, не разбудив Кристину. Он оставил ей записку на тумбочке, оделся, попрощался с Андреа, обнял Исобель, погладил кошку и под еще нежарким солнцем отправился на причал.

Через двадцать четыре часа, на протяжении которых он плыл на пароме, ехал в такси, летел на двух самолетах и вновь трясся на развалюхе-такси из аэропорта Мардина, журналист очутился в шумном бедламе пропускного пункта Хабур на турецко-иракской границе. Там царил дымный хаос — от припаркованных грузовиков, от армейских танков, от нетерпеливых бизнесменов и сбитых с толку пешеходов с сумками, набитыми товаром.

Еще пять предельно насыщенных часов потребовалось на то, чтобы пересечь границу. Два из них его допрашивали турецкие пограничники. Кто он такой? Зачем едет в Ирак? Есть ли у него связи с курдскими мятежниками? Намерен ли брать интервью у боевиков Курдской рабочей партии? Может, он просто идиот? Турист, который ищет приключений на свою голову? Однако перекрыть ему дорогу пограничники не смогли. У него имелся паспорт с визой, факс письма от редактора, и в конечном счете журналист преодолел последние препятствия. Шлагбаум поднялся, и Латрелл переступил через невидимую линию. Прежде всего ему бросился в глаза трепещущий на ветру, вызывающе яркий красно-зеленый флаг с изображением солнца: флаг свободного Курдистана. В Иране флаг был запрещен, в Турции тот, кто вздумал бы размахивать им, скорее всего, угодил бы в тюрьму. Но здесь, в автономной провинции под названием Иракский Курдистан, он развевался гордо и свободно, отчетливо вырисовываясь на фоне темно-голубого неба.

Роб устремил взгляд на юг. Сидевший на деревянной скамье беззубый мужчина разглядывал иностранца. Пес, задрав лапу, мочился на старую автомобильную покрышку. Впереди между желтыми, выгоревшими на солнце холмами змеилась дорога в сторону Месопотамских равнин. Повесив на плечо дорожную сумку, Роб подошел к помятому и ржавому голубому такси.

Небритый курд с бельмом на глазу повернулся к нему. Развалюха с одноглазым водителем была единственным доступным транспортным средством. Робу захотелось рассмеяться, но вместо этого он наклонился к окну и сказал:

— Салам алейкум. Мне нужно в Лалеш.

32

На маленькой станции Хьюго де Савари взял такси. Непродолжительная поездка проходила по живописным пригородам Дорсета. Май был великолепен. Пышно цветущий боярышник и усыпанные розовыми цветами яблони. Высокие кучевые облака на улыбчивом небе.

Такси свернуло на подъездную аллею, окаймленную высокими буками, и остановилось перед большим помещичьим домом с беспорядочно выстроенными флигелями и изящными башенками. Вокруг дома суетились полицейские, они прочесывали газоны в поисках вещественных доказательств; еще несколько человек вышли из передней двери, снимая на ходу резиновые перчатки. Профессор расплатился с водителем, выбрался из машины и взглянул на вывеску, украшавшую фасад: «Школа „Кэнфорд“». Благодаря предварительной работе, наскоро проделанной в поезде, он знал, что в школу здание было превращено недавно — по крайней мере, недавно по историческим меркам.

История самого поместья восходила к саксонской эпохе, тогда оно включало в себя значительную часть Кэнфорд-магна, соседней деревни. Но от тех ранних времен сохранились только норманнская церковь и выстроенная в четырнадцатом веке кухня «Джона из Гонта». Все прочие части здания возникли в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века. Тем не менее здание выглядело красиво. Громадный дом, в тысяча девятьсот двадцатых годах преобразованный в школу, стоял посреди прекрасного парка близ реки Стаур. Даже в этот очень теплый, почти жаркий день де Савари ощущал в воздухе свежесть — определенно река находилась где-то совсем рядом.

— Профессор де Савари! — воскликнул Форрестер. — Замечательно, что вы смогли так быстро приехать.

Де Савари пожал плечами.

— Вряд ли от моего присутствия будет много пользы.

Форрестер улыбнулся, хотя де Савари заметил, что у полицейского измученный вид.

«Что такого скверного в этом убийстве?» — удивился де Савари.

Утром в телефонном разговоре детектив сообщил лишь, что и здесь присутствуют «элементы жертвоприношения»; потому-то профессор и согласился приехать.

Тема имела для него профессиональный интерес, и в голове уже бродили неясные мысли: вдруг такой поворот сюжета — ритуальные убийства в современном обществе — поможет ему написать еще одну книгу? Или даже снять телевизионный сериал?

— Когда обнаружили тело? — спросил он.

— Вчера. По чистой случайности. Сейчас короткие каникулы, и школа закрыта. В здании был только сторож. Жертва. Но вчера привезли… кое-какой спортинвентарь. Любопытный парнишка, доставивший его, заподозрил что-то неладное и сунул свой нос…

— И обнаружил труп?

— Бедняга. Его до сих пор приводят в чувство. — Форрестер в упор взглянул на профессора. — Мистер де Савари…

— Называйте меня Хьюго.

— Это чертовски неприятное зрелище. Я полицейский с немалым стажем, видел очень жестокие убийства, но это…

— А я, по-вашему, нежный цветочек из академических оранжерей? — с улыбкой ответил де Савари. — Марк, я десять с лишним лет изучаю сатанинские культы и деятельность самых разных психопатов. И привык иметь дело с весьма тяжелым… материалом. К тому же, смею надеяться, у меня крепкие нервы. Я даже по дороге сюда съел сэндвич из тех, которыми угощает пассажиров Юго-Западная железная дорога.

Полицейский не рассмеялся шутке, даже не улыбнулся. Он лишь равнодушно кивнул. И де Савари снова отметил его подавленность. Детектив, похоже, действительно встретился с чем-то ужасным. Форрестер откашлялся.

— Я специально не рассказываю о том, что вам предстоит увидеть. Не хочу навязывать своего мнения. А хочу, чтобы вы прямо и откровенно сказали, что думаете по поводу происшедшего. Без всякой предвзятости.

Предупредительный констебль распахнул перед ними дверь. За нею оказался типичный для английской частной школы вестибюль. Мраморные доски с перечнем фамилий учеников, погибших на войне, спортивные трофеи, почетные грамоты, а также несколько памятников старины, изрядно попорченных многими поколениями школьников, проносящихся мимо с бутсами для регби через плечо. Де Савари невольно вспомнил о школьных годах в Стоу и почувствовал легкую ностальгию.

В глаза сразу бросилась громадная дверь в дальнем конце вестибюля. Она была закрыта, возле стоял еще один полисмен. Форрестер скосил взгляд на ноги де Савари и протянул ему пластиковые бахилы.

— Там много крови, — вполголоса пояснил детектив и подал знак констеблю.

Тот коротко отсалютовал, распахнул дверь и отступил в сторону, пропуская их.

Помещение наводило на мысль о средневековых баронах. Деревянные панели, украшенные гербами доспехи: викторианское попурри, долженствующее воссоздать атмосферу главного зала старинного дворянского замка.

«Но ведь хорошо сделано», — подумал де Савари.

Он представил, как менестрели с галереи первого этажа услаждают пением слух герцога, сидящего во главе огромного пиршественного стола у противоположной стены. Но что в данный момент находилось там? Полицейские поставили большую ширму.

Форрестер и профессор шли по скрипучим половицам. Чем ближе они подходили к ширме, тем громче звучали их шаги; только теперь это был уже не скрип, а какое-то чавканье. Де Савари сообразил, что причина изменения звука — разлитая кровь. Полированные половицы были липкими от крови.

Детектив откатил в сторону ширму на колесиках, и де Савари ахнул. Перед ним оказались переносные футбольные ворота. Деревянная рама, которую перенесли под крышу со спортивной площадки, и на этой раме, привязанный ремнями к ее боковым столбам и верхней перекладине, висел человек.