Сводный Тиран - Вероника Царева

Он поднимает руку к моему лицу, и кажется, что он собирается дотронуться до меня, но он останавливается в считанных сантиметрах.

— У тебя на губах застыла та чушь, которую ты нагородила. Я все про тебя знаю, иди отсюда не позорься еще больше.

Мгновенно я понимаю, что это все связано с Костей. Все до малейшей детали.

Я не могу остановить свою реакцию. Я злюсь. Обижена. Сломлена изнутри.

В порыве ярости я отдергиваю руку и наношу ему сильную пощечину, прямо по его идеальному лицу. От удара по моей ладони пробегает жгучая боль. Его челюсть напрягается, а рука, сжимаясь в плотный кулак.

Что случилось? Что Костя наговорил Герману?

Мне не хватает кусочков головоломки, которая с каждой минутой становится все больше и больше.

Я в ужасе смотрю на красный отпечаток руки на его щеке и вздрагиваю, в ожидании его ответного действия.

Глава двадцать девятая

Она…

Герман наклоняет голову в сторону.

— Что бы ты мне не сказала, это ни как не изменит моего отношения к тебе, теперь я полностью понимаю кто ты. Может, мы и были друзьями на полсекунды, но теперь это для меня ничего не значит.

Его слова режут меня, как тупой нож, я не могу остановить себя от того, чтобы развернуться и убежать обратно тем же путем, которым пришла. Это была ошибка. Огромная ошибка. Переехать сюда.

Я думала, что смогу заслужить любовь матери. Думала, что смогу вписаться в новое окружение. Хотела изменить свою жизнь к лучшему. Сейчас, даже не поговорив с Костей, я понимаю, что он до сих пор мне не верит. Вероятно, отец смог его переубедить, обосновать, что моя версия это ложь. Холодные слезы падают из моих глаз, когда я бегу по тротуару, едва не сбивая по пути группу людей.

Моя грудь вздымается, поднимается и опускается, поднимается и опускается, но я не чувствую что дышу. Он не верит мне. Он не… Я не знаю, почему мне так больно. Почему мне кажется, что мое сердце разрывается. Я ничего не значу для него, я ему безразлична. Это был просто разовый секс. Секс, это все, что было и никаких чувств.

Я опоздаю на следующий урок, но мне все равно. Может, я вообще не пойду. За углом возле здания второго корпуса, я наконец перестаю бежать, переходя на бег, колени шатаются. Как только я полностью перестаю идти, я прислоняюсь к стене. Прижавшись спиной к холодному кирпичу, я закрываю глаза и пытаюсь взять под контроль свое неровное дыхание.

Приятные мысли… Мне нужно думать о более счастливом времени, времени, когда все имело смысл, когда люди вокруг меня любили и доверяли мне. Прошло так много времени с тех пор, как я была просто счастлива, но все изменилось в ту ночь шесть лет назад. Та ночь все еще влияет на всех нас.

— Я люблю тебя.

Задыхающийся голос моей матери проникает сквозь дверь. Открыв дверь, я ожидала увидеть папу, вернувшегося с работы. Вместо этого я вижу маму… обнаженной… с… мужчиной, мужчиной, который не является моим отцом…

Дядя Саша.

Я застыла на месте, каждый мускул парализован шоком и замешательством.

— Еще, Саня… — стонет моя мать, прежде чем повернуть голову и увидеть меня, стоящую с открытым ртом.

При мысли о той ночи мой внутренности делают кульбит. Зачем я открыла эту дверь? Мне нужно было просто развернуться и уйти. Я пытаюсь отогнать воспоминания, но они не отпускают меня, и я не могу избавиться от них, как бы я ни старалась.

— Ты не знаешь, что видела. Александр Геннадьевич, отец Кости, повышает на меня голос. Моя мама плачет, крупные слезы падают из ее глаз. Почему она плачет? Почему дядя Саша говорит мне, что я не знаю, что я видела. Я знаю, что моя мама не должна была делать то, что делала с ним. Мой папа любит ее, и она любит его, или, по крайней мере, я так думала.

— Саш, остановись. Она еще ребенок, она не понимает.

Моя мать плотнее натянула халат на свою маленькую фигуру, ее тело дрожало.

— Именно это я и говорю. Она не знает, что она видела.

Его темный взгляд переходит с моей матери на меня. Такое ощущение, что он пытается запугать меня, угрозами заставить меня согласиться с его версией событий.

И это меня злит.

Подняв подбородок, я смотрю ему прямо в глаза.

— Я расскажу все папе, что бы вы ни сказал.

Звук приближающихся шагов вырывает меня из воспоминаний, но я еще не готова открыть глаза и встретиться с реальностью. Пусть тот, кто идет мимо, думает все, что хочет. Закрыв глаза, я отключаюсь от окружающего мира, пока две руки не обхватывают меня за плечи, пальцы впиваются в кожу. Меня оттаскивают от стены.

Мои глаза распахиваются, а руки летают из стороны в сторону, пытаясь отбиться от напавшего. Резкий вдох — это все, что я могу сделать. Крик застревает в горле от шока. Но я и не хочу кричать, когда понимаю, кто держит меня.

— Костя, — задыхаюсь я, мельком взглянув на его лицо.

Он тащит меня за собой по тротуару и за угол. Он открывает дверь и затаскивает меня внутрь здания. Я пытаюсь упереться ногами в пол, но это бессмысленно. Я вдвое меньше его, и у меня нет ни единого шанса.

— Куда мы идем? — хнычу я, его хватка на моем запястье только крепнет.

Игнорируя мой вопрос, он говорит:

— Ты думаешь, что можешь лгать мне, использовать слезы и секс, чтобы изменить мое мнение о тебе? Думала, я не спрошу об этом отца? Надеюсь, тебе понравилось трахаться со мной, потому что я собираюсь использовать тебя так же, как ты использовала меня.

Тон его голоса обрушивается на меня, как гневный удар грома.

Мы проходим мимо одной аудитории, где идет пара, голоса доносятся через закрытую дверь, когда мы идем мимо нее. Он тащит меня дальше по коридору, и когда мы доходим до последней комнаты, все разговоры прекращаются, и я понимаю, что мы очень далеко от всех.

Я пытаюсь заглушить свой страх. Я не думаю, что он причинит мне боль, но я также не думала, что Герман скажет мне что-то, подобное, не могла представить, что он так изменит свое отношение. Костя тащит меня еще несколько шагов, а затем открывает дверь с правой стороны коридора. Он затаскивает меня в пустую аудиторию, и в животе у меня застывает