Баба Люба. Вернуть СССР-2 - А. Фонд

был выбор — принять сторону Ростислава или Всеволода. Проще было бы Ростислава. Но сама не знаю почему, но я ему не доверяю. Вот подсознательно, интуитивно не доверяю, и всё. Скользкий он какой-то.

Я машинально поставила чашку в мойку, и бухнула на плиту чайник. Пусть греется. Мысли заскользили дальше.

А вот Всеволод — старая гвардия, почти мой ровесник. С ним мне просто общаться, и я примерно понимаю его мышление. Более того, нужно честно признаться самой себе — Всеволод уже руководитель этой конфессии. А вот Ростислав — тёмная лошадка. Делать ставки на непонятное дело — глупо. Потому что даже если получилось бы убрать Всеволода, то ещё не ясно, устроит ли кандидатура Ростислава руководителей «сверху». Или же у них свои люди на это место есть.

И очень не хочется начинать всё с нуля. Время у меня не резиновое.

Да и моему бедному Пашечке там плохо.

Додумать мысль мне не дали. Распахнулась дверь.

— Ну что, доча, как твои дела? — на кухню зашел дед Василий и умостился на место, где перед ним сидел Всеволод.

— Чай будешь? — спросила я.

— Мне бы молочка, — вздохнул любашин отец, — но магазинное не люблю, а домашнего всё равно здесь нету.

— Значит, давай налью чай, — подытожила я и подошла к плите, где закипал чайник.

— А, давай! — согласился он.

Я налила и поставила перед ним чашку с чаем, пододвинула сахарницу.

— В Дрозды ездила? — тихо спросил он, насыпая сахар.

— Да, — ответила я.

— И как там оно?

— Есть две новости, — сказала я, — плохая и хорошая. С какой начинать?

— Давай с хорошей сначала, — Василий Харитонович размешал сахар, вытащил ложечку и аккуратно пристроил её на блюдце, так, чтобы ни одна капелька от чая не попали на светлую клеенчатую скатерть.

— Удалось договориться с новым владельцем дома, и он согласился вернуть дом обратно.

— Да ты что⁈ — от такой радости рука у старика дрогнула, и он расплескал чай по столу.

Я подхватилась за тяпкой, старик охнул.

— Ничего страшного, я всё вытру, — успокоила я его, протирая стол. — Так что у тебя есть пару дней, чтобы собраться. Скоро будешь дома.

— Ох, Любашечка, — аж прослезился старик, — я уже и не чаял.

— Ну, видишь, всё, считай, как хорошо и закончилось, — подбодрила я его.

— А плохая новость какая? — вспомнил любашин отец и настороженно посмотрел на меня.

— Новый собственник там перестановки сделал, — осторожно начала я.

— Какие перестановки? — брови старика поползли вверх.

— Не очень хорошие… — развела руками я и вздохнула, — но ничего не поделаешь. Они были в своем праве.

— Что? Что случилось? — продолжал волноваться любашин отец.

— Да не волнуйся ты так, — я уже, и сама была не рада, что затронула эту тему. Но, с другой стороны, лучше сразу подготовить, а то там, на месте, старика и инфаркт хватить может.

— Рассказывай! — потребовал дед.

— Да что рассказывать, — дипломатично постаралась смягчить я, — они там двор немного перекопали и некоторые кусты, и деревья убрали.

— А-а-а-а…! — рассмеялся старик, — вот ерунда-то! Я уж было подумал, что дом снесли.

— Нет, дом на месте, — успокоила его я, — а вот обе яблони…

— Как обе яблони⁈ — аж подскочил дед Василий и опять расплескал остатки чая. — И антоновку?

— И антоновку… — подтвердила я.

— Ах ты ж боже ж мой, — пригорюнился старик, — это же такая хорошая яблонька была. Я же эти яблочки и в бочке квасил, и с капустой, и так на компоты да на варенья всякие…

— Ну ничего страшного, — попыталась успокоить старика я, — зато будет повод омолодить сад…

— Сад? — дед сразу вычленил основное, — сад, говоришь… а что ещё в саду вырубили?

— Да потом приедешь и сам посмотришь… — попыталась выкрутиться я.

— Говори! — велел Василий Харитонович, — мне, пока не поздно, нужно будет сходить на рынок, саженцы посмотреть…

— Ну, малину ещё… — осторожно начала я, — и смородину… и крыжовник тоже…

— Ай-яй-яй… — покачал головой дед и растерянно посмотрел на меня. — И чем же им моя смородина и малина не угодили?

— Да они там котлован вырыли, — ляпнула я, и сразу пожалела.

Дед принялся причитать и расстраиваться, а я торопливо начала перемывать посуду, чтобы не отвечать.

Но отвечать всё же пришлось.

— И что, там ничего-ничего совсем не осталось? — с волнением спросил он.

— Да почему ничего? — я поставила тарелку в сушку и посмотрела на старика, — небольшие изменения — да, есть. Но нужно воспринимать это с пониманием. Ты продал им дом. Вот они и переделывали всё на свой вкус. Сейчас ты вернешься и всё обратно поправишь. Вон Ричард тебе поможет. А если какая работа сложная, ты говори — наймём работников. Справимся. Главное — дом вернём.

— Да, деточка, ты права, — со вздохом кивнул любашин отец, — главное, что дом вернём. Старый я стал, дурак дураком.

— Кстати, — вспомнила я и, чтобы отвлечь мысли старика от самоуничижения, спросила, — а куда ты деньги положил? Принеси, пересчитаем. Завтра отдать нужно.

— Сейчас, — сказал любашин отец и торопливо вышел из кухни.

А я принялась вытирать стол.

Я как раз складывала салфетки, когда открылась дверь на кухню и на пороге застыл любашин отец. Он был сам не свой. Губы у него тряслись.

— Что случилось? — испугалась я.

— Денег нету, — потерянно произнёс старик.

Глава 17

— Что значит нету? — я даже не поняла сначала, что стряслось.

— Я положил их в свою сумку, полез туда, а там — нету, — дрожащим голосом ответил Василий Харитонович.

— С ума сойти! — ахнула я. Противно закололо сердце, отдавая в левой руке. — Пойдём посмотрим.

Я первая направилась в детскую комнату, где любашин отец обитал с Ричардом. Старик посеменил за мной, тяжко вздыхая.

— Показывай! — велела я.

Он вытащил из-под кровати раскрытую сумку и принялся суетливо вываливать вещи прямо на пол.

Действительно, денег не было.

— Так! Сегодня ты куда ходил? — спросила я.