И горы смотрят сверху - Майя Гельфанд

…Айдар рос в атмосфере печали. Его мать, Карлыгаш[33], была молодая еще женщина, измученная жизнью в нищете и унижении. В семнадцать лет ее выдали замуж, заплатив солидный калым. Мужем ее стал Бахтияр – маленький, худой, вертлявый мужичок с вытаращенными глупыми и пустыми глазенками, удивленно глядящими на окружающий мир, и беззубым ртом, из которого вечно текла слюна. Из родного аула она переехала в соседний, к родственникам мужа, где сразу же пришлась не по нраву байбише, свекрови. Та возненавидела молодую невестку за своенравность и «дикость» – и оказалась права. Юная Карлыгаш, едва родив своего первенца, которого назвали Айдаром, и отдав, как полагается, на воспитание родителям мужа, решила удрать из опостылевшего, полного унижений и лишений дома. Рано утром, когда люди в ауле спали и лишь сидящие на привязи собаки уныло и вяло брехали, она собрала свои нехитрые пожитки, села на коня и ускакала в город. Наивная и решительная, она надеялась, что сможет избежать погони, затеряться среди городской толпы и навсегда покончить со своим прошлым. Но этого не произошло. Ее нагнали, жестоко избили и вернули обратно, в мужнин аул.

Но времена уже были не те, что прежде. Старые семейные устои рушились, новые порядки все громче заявляли о себе, роды распадались, аулы срастались с городами. И страдать в ненавистной юрте с жестокой свекровью долго не пришлось. Сначала сгинул отец мужа. Он ушел на жайляу – дальнее пастбище – да так и не вернулся. Лишь прибежала блеющая овца, будто бы пытавшаяся объяснить, что стряслось с хозяином, да ее слушать не стали – зарезали, справили поминки и продолжили жить дальше. Затем Аллах прибрал к себе и беспощадную байбише. Потом царские власти призвали на службу в армию старших братьев Бахтияра. Его самого признали негодным по причине хромоты (нет, из-за непроходимой глупости, считала сама Карлыгаш). И ее мечта наконец осуществилась – семья переехала в город.

Айдар, который после смерти бабушки и дедушки вернулся к родителям, сразу же оказался лишним. Он был болезненным и нервным мальчиком, погруженным в свои мечты, необщительным и ранимым. Никогда не мог выполнить никакое, даже самое нехитрое поручение – набрать воды из колодца, нарубить дров, растопить печь, – не порвав штанов, не разбив себе лоб или не окатив кипятком кого-то из младших. От него исходило ощущение неудачи и заведомого провала. Он ничего не умел делать правильно, и все валилось из его рук, будто из дырявого ведра. Кроме того, Айдар вечно ходил с соплями и кашлем, а зимой и вовсе не выбирался из саманного домика, потому что, во-первых, на него не было обуви, а во-вторых, не было никакой гарантии, что он вернется целым, а не замерзнет где-нибудь по дороге. В сердцах мать Карлыгаш иногда кричала ему:

– Да чтоб ты ушел и не вернулся, несчастное ты создание! Вот выгнала бы тебя на мороз, гадина ты такая, да рука не поднимается! Слава Аллаху, бережет он тебя, волчье вымя!

Отец его, Бахтияр, – полная материна противоположность – был настолько слабым человеком, что даже и не пытался вмешаться в невеселое течение семейной жизни. Он служил раскройщиком ткани в лавке у портного-еврея, толстого и добродушного Хаима, который держал его скорее из жалости, чем из надобности. Казах, выросший на земле, привыкший к запаху конского навоза и полыни, степному ветру и унылому пейзажу, настолько протяженному, что глаз не мог его охватить, тосковал в городе. Все ему было чуждо: и тесные, узкие улицы, и душные, дурно пахнущие харчевни, и люди, люди, люди, которые были повсюду, – шумные, потные, крикливые. Тихий, простоватый, неумелый Бахтияр никак не мог освоить трудную работу раскройщика, поэтому чаще всего деятельность его сводилась к тому, чтобы подносить портному ножницы и иглы, одевать и раздевать заказчиков и разносить готовое платье по адресам. Платил Хаим ничтожно мало, так что заработанного едва хватало на пропитание. Поэтому несчастный Бахтияр носился как угорелый, пытаясь заработать еще хоть немного. Благо ноги его были быстры, а движения проворны, и, отправляясь относить очередной заказ клиенту, он по дороге успевал выполнить еще несколько поручений, за что и получал пару грошей.

Более ничтожного человечишки представить себе было невозможно, как и невозможно было представить более нескладной пары. Карлыгаш, при всей своей суровости, была красивой женщиной – невысокой, но крепкой, с сильными ногами и мощными руками. В сущности, она была бы доброй, если бы не бесконечные тягости и мучения. Ей хотелось любви, но не той, собачьей, которую дарил ей муж, а настоящей, страстной, о которой говорилось в народных преданиях. Она не любила своих детей – все как один они походили на отца, – и ненавидела мужа, особенно в те грязные, липкие ночи, когда он громоздился на нее своим тощим, костлявым телом и пыхтел беззубым ртом, выполняя отчаянный, беспомощный, отвратительный супружеский долг.

Вскоре после рождения Лилечки Хана заболела тифом. Болезнь протекала тяжело – высокая температура, сыпь по всему телу, боли, рвота… Кормить ребенка она не могла, и пришлось срочно искать кормилицу. Ею стала Карлыгаш, родившая недавно очередного младенца.

Так Лилия оказалась в доме Заманбековых. Она много времени проводила в казахской семье. Следила за малышней, грела воду для кумана[34], ставила самовар, училась отделять айран от кислого молока, сбивала в куби[35] масло, валяла курт[36], лепила баурсаки[37], чистила кишки для казы[38], которые Карлыгаш потом продавала. Она бегло болтала по-казахски, бренчала на домбре и чувствовала себя уютно и среди еврейских родственников, и среди казахских соседей.

Но больше всего маленькая Лилечка любила, когда Карлыгаш во время работы рассказывала истории, ертеги.

Давным-давно это было – еще тогда, когда человек не имел власти над животными, да и звери жили друг с другом в ладу и согласии. Огромные стада куланов и антилоп, маралов и диких коз, всякой иной живности заполняли степи и горы, леса и долины. Джейраны мирно паслись возле стай волков, зайцы резвились