Флэшмен в Большой игре - Джордж Макдоналд Фрейзер

Я получил явное доказательство этому день или два спустя, случайно столкнувшись на базаре с драгуном: этот грубиян пер напролом и наступил мне на ногу.

— С дороги, черномазый ублюдок! — заорал он, не видишь, что-ли, банчутс, что перед тобой сагиб?

Драгун замахнулся было на меня кулаком, но я просто положил руку на рукоять моего ножа и глянул исподлобья — и тот не решился ни на что большее. — Иисусе! — только и проговорил он и прибавил шагу.

Лишь отойдя на другой конец улицы, он отважился поднять камень и швырнуть им в меня — разбив какое-то блюдо на лотке неподалеку — и смылся.

«Я запомнил тебя, парень, — подумал я, — и настанет день, когда тебя схватят и наславу выпорют». (Что я и сделал, когда возникла возможность.) Я никогда еще не был так зол — этот негодяй, зачатый в помойной канаве Уайтчепела, посмел наступить мне на ногу! Стоит сказать, что если бы двумя месяцами раньше он сделал бы то же самое с каким-то туземным солдатом, я бы и глазом не моргнул — да и теперь, наверное, тоже: эти черномазые понимают только пинки. Но я — совсем другое дело и должен вам сказать, что чувствовал я себя после этого препаршиво, так как не мог отплатить этой свинье той же монетой. Так что старый Сардул во многом был прав. Британцы теперь не испытывали к туземным солдатам того уважения, как в мои юные годы; возможно, мы тоже раздавали черномазым затрещины и пинки (помню, я и сам это делал), но все же к сипаям относились получше, чем к остальным.

Сомневаюсь также, чтобы кто-нибудь из командующих прежних дней допустил что-либо вроде парадов с проповедями, на которые решился Кармайкл-Смит. Сначала я было не поверил казарменным сплетням, но уже в первое же воскресенье, этот англиканский факир с физиономией гробовщика, преподобный Рейнольдс, делал нам смотр на майдане и нам пришлось выслушивать в его исполнении притчу о блудном сыне — как вам это понравится? Рейнольдс читал нам ее по-английски из Библии, а риссалдар, ощетинившись бакенбардами, стоял рядом по стойке «смирно», в полном парадном мундире, и орал на весь плац свой собственный перевод:

— У заминдара[111] было два сына. Это был сумасшедший заминдар, поскольку он еще при своей жизни отдал младшему его часть наследства. Несомненно, ему пришлось занять для этого денег у ростовщика. Конечно, младший сын потратил все, кувыркаясь со шлюхами на базаре и без меры потребляя шераб.[112] А когда деньги закончились, он вернулся домой, а его отец выбежал встретить его, так как был очень рад — одному Богу известно, почему. И в глупости своей, этот сумасшедший отец убил свою единственную корову — он, очевидно, не был индусом — и они праздновали, поедая ее мясо. А старшему сыну, который был очень ответственным и оставался дома, стало завидно — не могу сказать, почему — разве что корова составляла его часть наследства? Но отец, который не любил старшего сына, отругал его. Эта история была рассказана Иисусом евреям, и если вы поверите в нее, то не попадете в рай, а вместо этого воссядете по правую руку английского лорда Бога-сагиба, который живет в Калькутте. И там вы будете играть на музыкальных инструментах по приказу Сиркара. Парад — р-разойдись!

Не знаю, когда мне еще более пришлось устыдиться моей церкви и моей страны. Я не более религиозен, нежели любой человек — то есть я соблюдаю все внешние приличия и по праздничным дням читаю вслух заповеди Господни, потому что этого ожидают от меня мои арендаторы — но я никогда не был таким дураком, чтобы путать религию с верой в Бога. Многие священнослужители вроде этого невыразимого Рейнольдса поступают неправильно — и самоуверенно остаются слепыми ко всему тому злу, которое могут нанести. Этот идиот был так упоен своими проповедями, что просто не мог понять, каким он выглядит дурно-воспитанным и агрессивным. Полагаю, он считал индусов высоких каст упрямыми детьми или пьяными уличными торговцами — грешными и недалекими, но вполне созревшими для стези спасения, если только он укажет им путь. Он стоял, со своим елейным жирным лицом и поросячьми глазками, благословляя нас с пеной у рта, в то время как мусульмане едва сдерживали смех, а индусы — просто кипели от возмущения. Лично я бы нашел все это забавным, если бы не мысль, что все эти безответственные христианские подвижники только осложняют проблемы для армии и Компании, у которых и без того хватает работы. Все это было глупо и абсолютно не нужно — ведь всех этих языческих суеверий, несмотря на их кажущуюся бессмысленность, все же было достаточно для того, чтобы держать это отребье в узде — а для чего же еще нужна религия?

Тем не менее подобные дикие попытки спасти души индийцев предпринимались не только в Мируте, но и во многих других местах, в зависимости от религиозного пыла местных командиров и, по моему мнению, стали основной причиной последовавших волнений. [XVIII*] Я не одобрял этого — но не мог ничего с этим поделать. Кроме того, были и более важные вещи, которым мне следовало уделять внимание.

Через несколько дней после парада на майдане было устроено место для состязаний — гимхана, а я должен был выступать от разведчиков в соревнованиях по незабази.[113] Помимо моих успехов в освоении языков и любовных приключениях, кавалерийское дело было моим единственным достоинством, а владеть пикой меня еще раньше здорово научил Мухаммед Икбал, так что неудивительно, что я собрал больше всего колец и собрал бы еще больше, если бы подо мной был более известный мне скакун и если бы моя пика не треснула в последнем заезде. Но и этого было достаточно, чтобы взять приз и старый Кровавый Билли Хьюитт, командир гарнизона, почтил сломанное острие моей пики перед шатром, в котором собрались сливки Мирутского общества — леди вежливо поаплодировали, сидя в своих кринолинах, а джентльмены стояли за их стульями.

— Шабаш, совар, — сказал Кровавый Билли, — где ты научился так владеть пикой?

— В пешаварской долине, хузур, — почтительно ответил я.

— В кавалерии Компании? — поинтересовался он и я сказал, что нет, в пешаварской полиции.

— Я и не знал, что у них там когда-то служили уланы, — смеясь сказал ему на ухо по-английски Кармайкл-Смит, стоявший неподалеку.

— Не более, чем сейчас, сэр. Полагаю, тут более щекотливое дело — как я заметил, эта пташка поет, что никогда раньше не служил Сиркару, но у него же на лбу написано, что он — Проводник. Я бы не удивился, если бы он оказался риссалдаром — ну или, по меньшей мере, хавилдаром. Но мы не задаем неудобных вопросов, не так ли? В любом случае — он чертовски хороший рекрут.