Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы - Владилен Орлов

Перелом действительно наступил, но в обратную сторону. Союзники, наконец, высадились в Нормандии и стали быстро освобождать Францию.

На обратном пути с сооруженного нами НП случилось небольшое ЧП. Наша машина наехала на противотанковую мину, не обнаруженную ранее саперами. Раздался оглушительный взрыв, кузов со снарядами в ящиках, на которых мы сидели, подпрыгнул. Мы в мгновение ока спрыгнули на землю и улеглись в кювете, ожидая взрыва. К счастью, все обошлось, снаряды не взорвались, осколки никого не задели и никто не пострадал, но наш «Студебекер» был здорово покалечен. Пересели на следовавшую за нами машину и всю дорогу обсуждали благополучный исход происшествия. Если бы рванули снаряды, то от нас остались бы одни клочья.

Наше наступление началось 18 июля, уже после соседнего 1-го Украинского фронта, где оно началось 13 июля, и основных сил нашего фронта, т. е. мы были последними, кто принял участие в грандиозном прорыве немецкой обороны пятью фронтами, полностью разрушившем оборону немцев на протяжении более 1000 км! Результатом было окончательное изгнание немецких войск из Белоруссии и Украины. Вначале, как всегда, мощная артподготовка и массовая атака наших «илов» с воздуха. Сопротивление было сломлено в первые же часы. В прорыв устремились танки, а за ними наш полк и вся бригада на «Студебекерах». Одновременно двинулась вся наша артиллерийская 6-я дивизия прорыва РГК. Вот и граница, быстро наведены понтонные мосты через реку Сан, и мы уже в Польше. Вперед, на Люблин! Весь длинный летний солнечный день шло непрерывное авиационное наступление в небе, танковое на земле. Меня особенно поразила наша авиация. Местность была довольно открытая, и, сколько хватал глаз, во все стороны низко над землей непрерывно, волна за волной, шли и шли группы из нескольких звеньев наших штурмовиков, реже бомбардировщиков. Каждую группу прикрывало сверху 2–4 истребителя. Авиационное наступление продолжалось весь день до сумерек. Впереди слышались почти непрерывные звуки бомбежки, стук немецких зениток, стрельба наших танков. Мы то быстрее, то медленнее, изредка и не надолго останавливаясь, двигались за танками. Пехота отстала, а наше вмешательство пока не требовалось. Противник бежал, изредка огрызаясь. Немецкая авиация не показывалась. Подумалось, что так, наверно, было в 41-м с нашей авиацией и нашим отступлением.

Как-то остановились в лесу. Впереди, казалось, недалеко, стучали немецкие зенитки по отбомбившимся и возвращавшимся штурмовикам. Было хорошо видно, как рядом с самолетами вспыхивают облачка разрывов. «Точно бьют, сволочи! Из крупных зениток. Это тебе не тявкалка (крупнокалиберный пулемет)!» — крикнул кто-то. Билась мысль: неужели попадут? И вот на наших глазах один штурмовик разлетелся на куски. Кончено, все погибли. Следом загорелся другой, но из него отделились и стали падать 2 точки — затяжной прыжок экипажа, чтобы не подбили. Недалеко от земли раскрылись парашюты, и тут же немцы открыли по ним стрельбу из пулеметов. Парашюты скрылись за верхушками леса. Стрельба утихла, но не сразу. Живы ли, не попали ли к немцам наши летчики? Эти вопросы остались для нас без ответа. Стоянка на лесной дороге затягивалась. И тут мы обратили внимание, что вся земля под деревьями — это сплошной голубой ковер. Таких зарослей голубики я никогда больше не видел. Соскочили с машин, рвали целые плети голубики, тащили к машинам и, сидя на снарядных ящиках, поглощали крупную спелую ягоду. До чего вкусно! Вскоре двинулись дальше.

Вот и первая деревня Западной Белоруссии, затем вторая, еще и еще. Почти все постройки целые, с жителями и всякой живностью (коровы, свиньи, куры…). Не то что у нас в Восточной Белоруссии, где почти все сожжено, живности нет и в помине, а жители попрятались в лесах. Подумалось, что, наверно, немцы так быстро бежали, что не успели разрушить. Поразили нас, не только меня, добротность и благоустроенность деревень, по сравнению с нашими, российскими тесными избами, сплошь покрытыми соломой. Большие дома, почти все под железной крышей, добротные просторные хозяйственные постройки, отдельные колодцы у каждого хозяина. Вот тебе и забитая Западная Белоруссия, которую мы освобождали от гнета панской Польши! Не впервые закралась мысль, что очень уж врет пропаганда. Жители встречали умеренно приветливо. Чувствовалось, что они очень устали от передряг войны.

Продолжаем двигаться вперед и вперед. Роем противотанковую позицию в чистом поле, снимаемся и двигаемся дальше, опять роем. Я дежурю на телефоне в очередном ровике или яме, то ближе, то дальше от передовой. Изредка чиню (сплетаю) порванный минами провод. И так изо дня в день, почти в непрерывном напряжении. Вот добрались до Люблина. Немцы контратакуют. Бьет их тяжелая артиллерия, но вскоре замолкает. Они опять отступают.

Въезжаем в город уже в сумерках. Останавливаемся на окраине. Прыгаем с машин поразмяться и осмотреться. Интересно, это ведь Польша. Прошлись с Шалевичем по прилегающей площади. На улицах никого. Все дома в темноте, но вот в одном виден слабый отсвет лампадки. Подходим. Дверь приоткрыта. Перед ней паренек с винтовкой. Он приветлив, приглашает зайти. Говорит по-русски прилично, возможно белорус. Разговорились, все время прислушиваясь, не заводят ли машины и не пора ли бежать к своему «Студебекеру». Оказывается, он в вооруженном отряде самообороны. Они следят, чтобы грабежей не было и вообще соблюдался порядок. Здесь у них своего рода караульное помещение. Надо же! Только освободили, а они уже организовались. Настроение у паренька бодрое. Говорит, что теперь Польша войдет, наконец, в состав СССР. Я спрашиваю, многие ли так думают. Отвечает, что многие, особенно белорусы, а поляки не все. Натерпелись тут кошмаров, насилий и унижений, надо присоединиться к России, будет легче жить, надежная защита от немцев… Я внутренне недоумеваю: кто же отказывается от независимости и насколько искренни эти настроения? И что они знают о нашей жизни, о колхозах?

Много позже, после множества контактов с поляками, немцами и другими лицами, угнанными в Германию, уже в мирное время, я понял, что вначале и в Польше, и в Чехословакии действительно господствовали представления, что надо присоединяться. Там и даже во всех европейских странах нас вначале, совершенно справедливо, считали главными освободителями от жуткого фашистского деспотизма, а нашу систему более справедливой. Недаром в Англии, Франции, Италии и других странах сразу после войны к власти пришли просоциалистические партии и высок был авторитет компартий. Только позже появилось сомнение и неприятие многих факторов. Но это позже, и это опять отдельная тема.