Три с половиной любви - Мила Серебрякова

«Она меня узнала, – стучало в голове, – точно узнала, просто не подает вида».

Ясно было одно: если Агеева действительно ее узнала, за этим обязательно должно что-то последовать.

Временами Кротовой казалось, что о ее криминальном прошлом известно всем и каждому,и она в любую минуту ожидала тревожного звонка по телефону или в дверь. И такой звонокраздался сутки спустя после нежданной встречи с Антониной.

– Слушаю, – проговорила Кротова, дымя сигаретой.

– Могу я поговорить с Нинелью Викторовной? – поинтересовались на том конце.

– Говорите.

– Нинель Викторовна, это Антонина Андреевна, вы меня помните?

– Да.

– Я тебя тоже не забыла, – отчеканила Агеева.

Нинель Викторовна молчала.

– Радмила, почему ты молчишь, или не нравится, когда тебя так называют?

Чувствуя подступающую истерику, Нинель прошептала:

– Я знала… Знала, что ты позвонишь. Я ждала твоего звонка.

– Неужели? И что же ты хочешь мне сказать?

– Я думала, это ты хочешь поговорить.

– Да, нам с тобой есть о чем побеседовать, так сказать, предаться воспоминаниям.

– Можем встретиться, если хочешь.

– Конечно, хочу! Когда? Где? Во сколько?

– Когда угодно.

– Хорошо. Сможешь подъехать ко мне завтра в половине седьмого вечера? – спросила Антонина.

– Идет.

– Тогда до встречи, дорогая Нинель. – Агеева хмыкнула и отсоединилась.

Повесив трубку, Кротова в волнении забегала по дому.

– Тонька меня узнала. Она что-то замышляет. Но как узнать, что именно? Шантаж? Вряд ли, не думаю, что Тонька нуждается в деньгах. Завтра все прояснится. Завтра… Завтра!

Агееву она решила «убрать» так же, как и Махову, с помощью порошка.

Следующим вечером Кротова предстала пред очами Антонины.

– Здравствуй, Радмила, – пропела Агеева, пропуская подругу в прихожую.

– Не называй меня Радмилой, мое имя Нинель.

– Как знаешь, только это не меняет сути дела, – Антонина Андреевна коварно улыбалась. – Проходи в комнату.

На столе стояли две чашки с крепким чаем, печенье, кекс и шоколадные конфеты.

– Садись, подруга, и расскажи, как же тебе удавалось все это время скрываться? Хотя что за глупый вопрос, ты же сменила имя, и внешность другая.

– Но ты меня все-таки узнала?

– Я очень хорошо запоминаю лица людей, их черты, голос, мимику. И даже если бы ты сделала десять пластических операций, я бы тебя все равно узнала. И потом, твоя манера говорить и голос с хрипотцой остались прежними.

Нинель Викторовна вздохнула:

– Тоня, послушай, все, что произошло тогда, вышло случайно, я не хотела убивать Макара. Когда он сообщил о своем уходе, я потеряла разум, абсолютно ничего не соображала. Неужели ты мне не веришь?

Антонина Андреевна разгладила ладонью скатерть.

– Ну отчего же, конечно, верю, более того, я тебя даже где-то понимаю. Как женщина женщину. Не знаю, как бы сама поступила, окажись на твоем месте, но есть одно «но».

– Что ты имеешь в виду?

– То, о чем ты даже не догадывалась.

– Я тебя не понимаю.

– Почему ты скрылась, после того как пырнула Макара ножом?

– По одной простой причине, мне не улыбалась перспектива остаток дней провести в тюрьме.

– А если бы он остался жив?

– Но ведь он умер.

– Да, верно… он умер, но только умер Макар в больнице, спустя три дня после твоегопобега.

– Как?! – Нинель Викторовна ухватилась за край стола, чтобы не упасть. Десятки темных точек запрыгали перед глазами, спина и лоб покрылись потом.

– Да-да, – продолжала Антонина, – Макар не сразу умер. Его отвезли в больницу, он два дня пролежал без сознания, потерял много крови. На третий день пришел в себя, мы с мужемкак раз находились там в этот момент.

– Но… Тоня… Ведь Даниил говорил… Милиция…

– Не знаю, о чем тебе рассказывали, но факт остается фактом.

– Я этого не знала. Клянусь! Макар лежал весь в крови, мне показалось, что он мертв. Это невозможно! Даниил не мог соврать… – Кротова замолчала.

– Когда Макар пришел в сознание, он рассказал нам о случившемся. Лежа на больничной койке и понимая, что ему уже не выкарабкаться, он поведал нам еще одну историю.

– Какую?

– Про свою бурную деятельность.

– О боже! – Нинель схватилась за голову.

– Я была поражена услышанным, но, с другой стороны, отлично его понимала, он хотел исповедаться. Так сказать, отправиться на тот свет с чистой совестью.

– Тоня, скажи прямо, чего ты хочешь?

Антонина Андреевна молчала.

– Или ты планируешь выдать меня милиции?

Молчание.

– Тебе нужны деньги? Но я не располагаю большими суммами, у меня…

– Мне не нужны деньги, Рада.

– Тогда что?

– Зачем ты убила Зинаиду? Ведь это ты ее убила, признайся?

– Нет, Тоня, нет, клянусь, я не убивала Зину. Верь мне! События, произошедшие много лет назад, еще не говорят о том, что я убийца.

– Ты сказала правду? – Агеева смотрела на Нинель, и та увидела в ее глазах слезы.

– Да-да, это чистая правда! Зина умерла от сердечного приступа, я не имею к ее кончиненикакого отношения.

В прихожей зазвонил телефон, Антонина вышла. Кротова колебалась: стоит ли приводить план в исполнение? Похоже, Антонина не собирается доносить на нее. Рука в кармане крепко сжимала бумажный пакетик, содержимое которого несло смерть. Нинель Викторовна вытащила его и быстро насыпала немного порошка в чай.

«Прости, Антонина, – роились в голове мысли. – Но у меня нет другого выхода, так как нет никаких гарантий».

Через минуту Агеева вернулась.

– Звонила Катарина, приглашала меня в гости. Чудная женщина, она мне сразу приглянулась, чем-то напоминает меня в молодости.

Нинель Викторовна напряглась.

– Ты ей сказала о моем визите?

– Конечно же, нет, с какой стати?

Повисла пауза.

– Тонь, как ты собираешься действовать?

– Ты о чем?

– Выдашь меня органам?

– Нет, Рада, я тебе верю. Я верю, что ты не причастна к смерти сестры.

– Спасибо.

Внезапно Агеева встала.

– Иди сюда, Рада, посмотри. – Антонина подошла к шкафу и, достав фотографию в рамке, протянула ее Кротовой. – Узнаешь?

Нинель взяла снимок. Фотография была сделана в те дни, когда они вместе отдыхали вБолгарии. Кротова внимательно вглядывалась в лица. Макар… Как они были счастливы, даже в кошмарном сне не могло присниться, какие перипетии произойдут спустя годы.

– У меня тоже было такое фото.

– Я хранила его в память о нашей дружбе, – ответила Агеева, отпив из чашки. – Конечно, у меня есть и другие фотографии, но эта самая лучшая. Тот отдых я никогда не забуду.

– Я тоже.

– Если хочешь, можешь взять снимок себе.

– Нет, лучше не надо. – Нинель Викторовна положила снимок на место и вернулась за стол.

Антонина Андреевна допила чай.

Примерно через час Агеева почувствовала себя плохо.

– Тебе лучше прилечь, – суетилась Кротова.

– Ты права, помоги мне. Фу, слабость во всем теле.

– Это от эмоций. Хочешь, я посижу с тобой?

– Да, если тебе нетрудно.

Кротова помогла Антонине лечь на кровать, а затем прошла в комнату и положила чашку Агеевой себе в сумку. Убрав со стола, она вернулась в спальню. Антонина Андреевна по-прежнему лежала с закрытыми глазами.

– Как ты? – тихо спросила Нинель.

Ответа не последовало.

– Прости, – прошептала Кротова, покидая комнату.

 //-- * * * --//

– Я не могу поверить! – Розалия стала задыхаться. – Наталья, принеси воды!

– Жуть!

– Невероятно!

– Вспомнила, – закричала Марта, – я вспомнила. Когда в день убийства Геннадия я выходила из дома Нинели за колодой карт, то прикрыла за собой калитку, а когда возвращалась,калитка была открыта настежь.

– Правильно, Нинель Викторовна, пребывая в возбуждении, забыла ее закрыть. В тот момент такие пустяки волновали ее меньше всего.

Клара Самуиловна покосилась на Агееву.

– Но как же вам удалось остаться в живых, ведь Нинель подсыпала в чашку яд?

– Отвечу. Как и предполагала Катариночка, Нинель Викторовна приехала ко мне не с пустыми руками, в ее кармане лежал пакетик с ядом. В моей комнате заранее была установлена скрытая камера, а на лестничной площадке дежурила Ката. Мы же не знали, что именно задумала Радмила, вдруг она собиралась меня задушить? Во время нашего с ней разговора я пару раз выходила из комнаты, прекрасно понимая, чем в это время была занята моя дорогая подруга. На этот случай я заранее поставила под стол табуретку, на которой стояла чашка с чаем, запасная, так сказать. Когда я показала Раде фотографию, и она, ееразглядывая, повернулась ко мне спиной, я быстро поменяла чашки. Потом мне оставалось лишь разыграть внезапное недомогание.