Игра мистера Рипли - Патриция Хайсмит

– Ты позвонишь вечером, Том? – спросила Элоиза.

Она упаковывала в своей комнате большой чемодан.

– Да, любовь моя. Около половины восьмого, хорошо?

Он знал, что родители Элоизы садятся ужинать ровно в восемь.

– Я позвоню и, скорее всего, скажу: «Все в порядке».

– Тебя тревожит только сегодняшний вечер? Вообще-то, не только сегодняшний, но Тому не хотелось об этом говорить.

– Думаю, да.

К одиннадцати вечера Элоиза и мадам Аннет подготовились к отъезду. Том ухитрился первым войти в гараж, еще до того, как помог им перенести вещи, хотя мадам Аннет, руководствуясь представлениями старой французской школы, считала, что ей надлежит самой отнести весь багаж – просто потому, что она прислуга. Том заглянул под капот «альфы». В моторе он ничего подозрительного не обнаружил. Том включил двигатель. Взрыва не последовало. Накануне перед ужином он выходил из дома и повесил на гаражные двери висячий замок, но от мафии всего можно ожидать. Они и замок откроют, и снова его повесят.

– Мы с вами свяжемся, мадам Аннет, – сказал Том, целуя ее в щеку. – Не скучайте!

– Пока, Том! Позвони мне сегодня! И береги себя! – крикнула Элоиза.

Том усмехнулся, махая рукой им на прощание. Элоиза, кажется, не очень-то волнуется. Это и к лучшему.

После их отъезда Том отправился в дом звонить Джонатану.

18

Утро для Джонатана выдалось трудным. Помогая Джорджу натянуть свитер с высоким воротником, Симона произнесла примирительным тоном:

– Не понимаю, сколько все это может продолжаться, Джон. А ты как считаешь?

Через пару минут Симона собиралась отвезти Джорджа в школу.

– Я тоже не понимаю. А что касается швейцарских денег… – Джонатан решил выложить все и немедленно. Он говорил быстро, надеясь, что Джордж не поймет. – Если тебе так уж нужно знать, они заключили пари. Оба поставили на меня. Так что…

– Кто?

Вид у нее был озадаченный и сердитый.

– Врачи, – ответил Джонатан. – Они испытывают новый препарат, вернее, один из врачей, а второй с ним поспорил. Я подумал, что тебе это покажется мрачноватым, поэтому и не хотел ничего говорить. Но это всего лишь означает, что около двухсот тысяч, теперь уже меньше, принадлежат нам. Эти люди из Гамбурга платят за то, что испытывают на мне свой препарат.

Джонатан видел, что она и хотела бы ему поверить, но не может.

– Столько денег, Джон! На спор? Джордж посмотрел на нее.

Джонатан взглянул на сына и облизнул губы.

– Знаешь, что я думаю? И мне все равно, слышит меня Джордж или нет! Я думаю, что ты хранишь… прячешь нечестно добытые деньги для этого бесчестного типа Тома Рипли. И конечно, он платит тебе немного, позволяет тебе брать из этой суммы за то, что ты оказываешь ему эту услугу!

Джонатан почувствовал, что дрожит всем телом. Он поставил чашку с cafe аи lait на кухонный стол и встал.

– А что, ты считаешь, Рипли не может сам спрятать свои деньги в Швейцарии?

У Джонатана возникло желание подойти к ней, взять за плечи и сказать, что она должна ему поверить. Но ему было отлично известно, что она его оттолкнет. Поэтому он просто выпрямился и произнес:

– Ничего не могу поделать, раз уж ты не веришь. Но дела обстоят именно так, как я тебе говорю.

В прошлый понедельник, когда Джонатан потерял сознание, ему сделали переливание крови. Симона ездила с ним в больницу, а потом он один отправился к доктору Перье, которому до этого позвонил и попросил, чтобы тот договорился насчет переливания. Но Симоне Джонатан сказал, что доктор Перье дал ему лекарства, присланные гамбургскими врачами. Венцель, врач из Гамбурга, не присылал таблеток, но те, что он рекомендовал, имелись во Франции, и Джонатан закупил их впрок. Он решил изобразить дело так, будто гамбургский врач ставит «за», а мюнхенский – «против», но Симоне этого еще не успел рассказать.

– Я не верю тебе, – сказала Симона тихим голосом, не предвещающим ничего хорошего. – Пойдем, Джордж, нам пора.

Прищурившись, Джонатан смотрел, как Симона и Джордж идут к двери. Джордж подхватил свой ранец с книгами. Напуганный бурным разговором родителей, он забыл сказать Джонатану «до свидания», да и Джонатан промолчал.

Как всегда в субботу, в магазине было много работы. Несколько раз звонил телефон. Часов в одиннадцать на другом конце провода послышался голос Тома Рипли.

– Хотел бы встретиться с вами сегодня. Это весьма важно, – сказал Том. – Вы можете сейчас говорить?

– Не совсем.

С другой стороны прилавка перед Джонатаном стоял клиент, дожидаясь, когда можно будет заплатить за картину, которая лежала на прилавке уже завернутая.

– Простите, что беспокою вас в субботу. Но мне бы хотелось знать, не могли бы вы ко мне приехать… и остаться на вечер?

Джонатана точно током ударило. Закрыть магазин. Сказать Симоне. Но что он ей скажет?

– Да-да, я слушаю вас.

– Когда вы закроетесь? Я за вами заеду. Скажем, в двенадцать? Или это слишком рано?

– Нет. Я успею.

– Тогда я заеду за вами в магазин. Или подожду на улице. Да, и вот еще что – захватите револьвер.

Том повесил трубку.

Джонатан занялся покупателями, и, хотя в магазине еще оставались посетители, повесил на двери табличку «Ferme». Интересно, что случилось у Тома Рипли со вчерашнего дня? По субботам Симона не работала, но утром почти не бывала дома – закупала продукты или занималась другими домашними делами – ездила в химчистку, например. Джонатан решил написать Симоне записку и опустить ее в почтовый ящик на входной двери. К одиннадцати сорока записка была готова, и он отправился самой короткой дорогой, по улице Паруас, где возможность повстречаться с Симоной была минимальной. К счастью, он ее не встретил. Джонатан просунул записку в щель, помеченную словом «Lettres»[98], и быстро вернулся тем же путем. В записке говорилось:

"Дорогая, не жди меня к обеду и ужину. Магазин закрыл. Представилась возможность получить хорошую работу недалеко отсюда. Меня отвезут туда на машине.

Дж."

Написано туманно, совсем не в его духе. Но хуже, чем утром, быть уже не может.

Джонатан снова открыл магазин, схватил свой старый плащ и засунул итальянский револьвер в карман. Когда он вышел на улицу, зеленый «рено» Тома как раз подъезжал к магазину. Том открыл дверцу, хотя машина еще не полностью остановилась, и Джонатан уселся на переднее сиденье.

– Доброе утро! – приветствовал его Том. – Как дела?

– Дома? – Джонатан невольно озирался в поисках Симоны, которая могла оказаться на любой из ближайших улиц. – Боюсь, не очень.

Том так и думал.

– Но чувствуете вы себя хорошо?

– Да, спасибо.

Том повернул направо возле магазина «Призюник» и выехал на улицу Гранд.

– Мне опять звонили, – сказал Том, – вернее, трубку взяла прислуга. Как и прежде, сказали, что ошиблись номером, она не назвала моего имени, но я занервничал. Кстати, я отослал прислугу, да и жену тоже. У меня предчувствие, будто что-то должно случиться. Поэтому я и обратился к вам с тем, чтобы вместе защищать крепость. Просить мне больше некого. Обращаться за помощью в полицию я боюсь. Если бы около моего дома обнаружилась парочка мафиози, то, разумеется, последовали бы неприятные вопросы на предмет, почему они здесь оказались.

Это Джонатану было ясно.

– Мы еще только на пути к моему дому, – продолжал Том. Они проехали мимо памятника и выехали на дорогу, которая вела в Вильперс. – Так что у вас есть время передумать.

Я с радостью отвезу вас назад, и вам нет нужды извиняться, если вы не захотите составить мне компанию. Может, что-то случится, а может, и нет. Но двоим легче вести наблюдение, чем одному.

– Да-да.

Джонатана точно парализовало.

– Все дело в том, что я не хочу оставлять свой дом. – Том ехал довольно быстро. – Я не хочу, чтобы его подожгли или взорвали, как квартиру Ривза. Между прочим, Ривз сейчас в Асконе. Его выследили в Амстердаме, и он вынужден был бежать.

– Вот как? – Джонатана охватила паника, и он ощутил приступ тошноты. Все рушилось. – Вы… ничего странного возле дома не видели?

– Да нет, – холодно ответил Том, не вынимая изо рта сигареты, небрежно зажатой в уголке губ.

Еще можно вырваться, думал Джонатан. И делать это надо сейчас. Нужно лишь сказать Тому, что он не настроен на такое дело, что вполне может потерять сознание, если начнется перестрелка. Можно отправиться домой, где он будет в безопасности. Джонатан глубоко вздохнул и опустил стекло пониже. Да он будет негодяем, если так поступит, трусом и дерьмом. Можно попробовать. Он ведь обязан Тому Рипли. И что он так печется о своей безопасности? Причем именно сейчас. Джонатан, почувствовав себя лучше, слабо улыбнулся.

– Я рассказал Симоне про пари на мою жизнь. Она не очень-то поверила.

– Что она сказала?

– Это и сказала. Она мне не верит. Еще хуже то, что она видела меня вчера с вами… где, не знаю. Теперь она думает, что я держу деньги для вас… что они положены на мое имя. Ясное дело – деньги добыты нечестно.