Последний тайник - Фернандо Гамбоа

— Отчасти да, — поспешно вмешался профессор. — Но сначала, пока еще не стемнело, нам хотелось 6ы взглянуть на то, что осталось от первоначальных построек монастыря.

— Да, конечно, — с готовностью откликнулся монах. — Все что хотите. Однако позвольте предупредить, что вас, возможно, ждет разочарование.

— Нас об этом уже предупреждали, — сказал я, состроив рожицу профессору, который, услышав слова монаха, выразительно посмотрел на меня.

Мы прошли с монахом во внутренний дворик, в задней части которого виднелись гордо стоящие, но уже абсолютно бесполезные колонны старинного строения.

— Это все, что осталось от монастыря, основанного досточтимым господином Луллием, — с грустью произнес францисканец, театральным жестом показывая на колонны.

Мы подошли к колоннам и, касаясь кончиками пальцев их каменной поверхности, стали внимательно осматривать, словно пытаясь найти на них какой-нибудь многозначительный символ или же глубокомысленную надпись. Однако время добросовестно выполнило свою разрушительную работу, и если семь веков назад здесь, возможно, и были какие-нибудь символы или надписи, то сейчас от них ничего не осталось.

— А где все остальное? — спросил я. — Сеньор Медина сказал нам, что, кроме этих колонн, сохранилось что-то еще.

— И да, и нет. К первоначальным постройкам монастыря относится также и часть стены ризницы, однако мы совсем недавно покрыли ее гипсом, потому что она уж слишком сильно обветшала.

— То есть ничего другого больше не сохранилось? — с удрученным видом осведомилась Кассандра.

— Я же предупреждал, что вас ждет разочарование.

Воцарилось напряженное молчание, мы растерянно переглянулись, но, когда я уже собирался сказать, что нам пора уходить, Касси вдруг снова обратилась к монаху:

— А выставка? Можно нам посмотреть выставку?

— Конечно, — охотно согласился францисканец, которому, видимо, надоело стоять на сквозняке во внутреннем дворике. — Пойдемте со мной. Выставка наверняка вызовет у вас интерес.

Мы зашли в огромный зал, который был оформлен просто, но аккуратно. Здесь на небольшом расстоянии друг от друга стояли различные стенды, занимавшие почти все пространство демонстрационного помещения. На этих стендах под стеклом лежали старинные книги и нарисованные от руки карты. На стенах висели портреты монахов, очевидно когда-то живших в монастыре, а также потертые от времени карты из бумаги и пергамента, тоже закрытые для сохранности стеклами.

— Вот это да! — вырвалось у Кассандры. — Уж выставка так выставка!

— Это самая большая из всех имеющихся на Балеарских островах коллекций, посвященных Раймунду Луллию и эрцгерцогу Луису Сальвадору. Они оба сыграли немаловажную роль в истории наших островов, но каждый по-своему.

— Вы имеете в виду того самого эрцгерцога, который купил монастырские руины, чтобы их реставрировать? — спросил я.

— Да. Интересен тот факт, что значительную часть своей жизни эрцгерцог посвятил изучению деятельности Луллия. Он не только купил пришедший в упадок монастырь, но и собрал обширнейшую информацию о его основателе — все материалы, какие только смог раздобыть. Больше всего эрцгерцог интересовался деятельностью Луллия как географа, и поэтому он разыскал и приобрел десятки карт и рукописей, имевших то или иное отношение к Луллию и его увлечению картографией…

Монах обвел взглядом выставочные стенды и после небольшой паузы продолжил:

— Как ни странно, хотя картография отнюдь не являлась главной составляющей деятельности Раймунда Луллия, эрцгерцог проигнорировал в его огромном наследии все, что не было в той или иной степени связано с географическими картами. В частности, эрцгерцог без тени сомнения отдал в подарок ценнейшие документы, некогда принадлежавшие Луллию, исходя лишь из того соображения, что они не имели никакого отношения к столь сильно интересовавшей его картографии. Тем не менее, уважая память Луиса Сальвадора, мы разместили экспонаты выставки в зависимости от того значения, которое он придавал этим документам и предметам.

— Поразительно! А известно, чем была вызвана страсть эрцгерцога к картографии? — спросил профессор, пытаясь направить разговор с монахом в нужное нам русло.

— Нет, это, к сожалению, неизвестно. Правда, существуют различные нелепые предположения о поисках каких-то сокровищ или чего-то в этом роде, однако лично мне все эти гипотезы кажутся не более чем чушью.

Я почувствовал, как кровь схлынула с моего лица, а на висках выступил пот. По всей вероятности, с Кассандрой и профессором произошло то же самое, потому что монах вдруг резко переменился в лице и посмотрел на нас с явно обеспокоенным видом.

— Вы себя хорошо чувствуете? — спросил он, беря профессора за руку. — Вы все вдруг так сильно побледнели…

Несколько минут спустя, оставшись в зале втроем и уже более-менее справившись с охватившим нас волнением, мы стали молча ходить по залу — каждый сам по себе. Внимательно рассматривая карты и документы, я радовался тому, что организаторы выставки побеспокоились о переводе каждой надписи и текста на каталанский, английский и испанский языки.

Поскольку рукописей здесь было превеликое множество, мы решили, что проанализируем только те из них, в которых так или иначе упоминаются тамплиеры, дальние морские путешествия и секретные карты. Конечно, при таком подходе наши шансы найти что-нибудь из того, что могло бы оказаться для нас полезным, существенно снижались, однако, если бы мы стали тщательно изучать все подряд, нам пришлось бы провести в этом зале несколько месяцев.

Я начал рассматривать экспонаты из глубины зала. Поначалу я пытался полностью прочитывать оригиналы рукописей, большинство из которых были написаны на старокаталанском языке, однако вскоре решил ограничиться быстрым просмотром, а затем и вообще стал читать только их перевод на испанский, хотя перевод этот, как я заметил, был далеко не всегда удачным.

После почти трех часов напряженного чтения, от которого у меня едва не разболелась голова, я не выдержал и обессиленно рухнул на один из стульев, стоявших у выхода из зала. Касси, увидев, что я «сдался», еле волоча ноги, подошла ко мне и плюхнулась на соседний стул. Теперь только профессор продолжал ходить от стенда к стенду со слегка очумелым видом фанатично влюбленного в свою науку историка, дорвавшегося до пожелтевших пергаментов и нарисованных от руки старинных карт.

— Ты помнишь, что сказал монах о выставленных здесь экспонатах? — через некоторое время спросила меня Кассандра, которая вдруг оживилась и устремила свой взор куда-то вглубь зала.