Ричард Длинные Руки - принц - Гай Юлий Орловский

— Я все передам и… даже посоветую принять ваше предложение.

— Это не предложение, — сказал я резко, — это ультиматум!..

— Да-да, ваше высочество, я так и передам.

Через три дня, убедившись, что помощи ждать неоткуда, больше никто не откликнулся на призыв вышвырнуть захватчиков из герцогства, из крепости выехал на великолепном белоснежном коне один-единственный человек, но сэр Бредли сказал зло:

— Это и есть их главная сволочь.

За моей спиной на этот раз вместе с моими лордами стоят виконт Карл-Антон Боллейн и барон Константин Хайгелорх, последний пробормотал с сожалением:

— Как жаль, что он с ними…

Всадник некоторое время стоял неподвижно, я ждал, что пустит коня рысью в нашу сторону, однако ворота приоткрылись, выехал еще один, конь почти так же хорош, под пурпурной попоной и со стальным налобником, уздечка украшена серебром, а сам всадник одет подчеркнуто богато, что должно говорить о его высоком статусе.

Мы все затихли и ждали, а они уже в лагере слезли с коней и дальше пошли пешком, а справа и слева двинулись наши настороженные воины, поглядывая, чтобы их ладони не приближались к рукоятям мечей.

Я рассматривал обоих внимательно, стараясь заранее угадать, чего от них ждать, чтобы сразу повернуть переговоры в нужное мне русло.

Тот, что одет богато, это граф Эйтель Гехинген, богатейший землевладелец в этих краях, в столице у него пять домов, настоящие дворцы, а рядом с ним, как подсказали мне тихонько ламбертинцы, барон Фердинанд фон Изенберг, известный турнирный боец, умелый воин, успевший поучаствовать во всех войнах этого региона.

Граф Гехинген идет тяжело, неспешно, тоже присматривается и старается держаться так, словно он здесь полный хозяин, а мы так, заблудились в этих краях.

Смотрит исподлобья, он и сам тяжелый, хотя не приземистый, рост средний, но выглядит слишком грузным, что, однако, придает властности движениям.

Барон Изенберг, что идет рядом, напротив, чуть задирает голову, чтобы смотреть на всех свысока, даже выпячивает нижнюю челюсть, ну это понятно, сам проходил, стройный и подтянутый, чисто выбритый, только небольшие усы задиристо торчат в стороны.

Он красивым движением, словно танцор, уверенно сбросил плащ на руки одному из опешивших воинов, однако я заметил в его лице некоторое смятение, хоть и тщательно скрытое. Все-таки я не только завоеватель, к которому можно относиться с высокомерным презрением родовитого вельможи, но и принц, а это повыше титула герцога, выше которого не было в Ламбертинии даже у самого Блекмора…

Оба остановились на принятом этикетом расстоянии, но кланяться не стали, смотрят прямо и бесстрашно.

Я помедлил точно отмеренное время, произнес ровно и холодно, ни на дюйм не наклонив голову:

— Лорды…

Оба произнесли довольно хмуро:

— Ваше высочество…

— Ваше высочество…

— Лорды, — сказал я, — не могу сказать, что счастлив видеть вас. Разумеется, я весьма вами недоволен.

Граф Гехинген произнес с вопросом в голосе:

— Ваше высочество?

— Сопротивление бесполезно, — отрезал я. — Вы могли убедиться, что помощи вам не будет. Вообще я полностью контролирую королевство… да-да, если вы еще не слышали, это отныне королевство!.. Мои войска перекрыли все дороги, и практически все замки и крепости открыты для моих войск!

Граф Гехинген ответил с достоинством:

— И все же, ваше высочество, мы чтим закон и повинуемся ему. Законный сюзерен герцогства Ламбертиния — герцог Блекмор. И мы не признаем другого властелина.

Я произнес с гневом:

— Вы как будто не знаете, собрание лордов Ламбертинии лишило герцога трона, как человека, ради личных прихотей ввергнувшего страну в пучину бед и несчастий.

Он ответил так же четко:

— Я не был на том собрании и не признаю его решение легитимным.

Я тяжело вздохнул.

— Хорошо, граф. Это тот случай, когда в какой-то мере оказываются правы обе стороны. Одна больше, другая меньше, но какая из них какая — тоже вопрос дискуссии. Обычно это решается так, как решаем мы. В бою. И кто победил, тот и прав… Вы с этим согласны?

Он пожевал губами, я заметил, что барон Изенберг поглядывает на него с иронией, наконец граф произнес угрюмо:

— Мы вынуждены покориться силе.

— Все ей покоряются, — произнес я назидательно, — именно так устроен мир. Вы готовы сложить оружие?

Граф кивнул.

— Мы прибыли, чтобы обсудить условия сдачи.

— Капитуляция, — отрезал я. — Полная и безоговорочная!.. На милость победителя.

Он охнул.

— Это жестоко!

— Да, — ответил я злобно. — А вы что, поиграть хотели?.. Не нравится — возвращайтесь в крепость. А я гарантирую, что ни один человек не выйдет оттуда живым. Мне даже не понадобится перебрасывать сюда войско троллей… вы о нем слыхали?

Граф потемнел лицом, барон же, напротив, непонятно чему взвеселился, даже плечи раздвинул горделиво.

— Это жестоко, — сказал граф, — это бесчеловечно…

— Не бесчеловечнее, — отрезал я, — чем поднять мятеж, в котором уже погибли сотни человек, которые могли бы жить и растить детей! И было бы это ради защиты своих земель от армий Тьмы, так нет же — ради собственных амбиций!.. Верность, видите ли, своему сюзерену!.. Так и дрались бы сами, а за что погибли эти сотни человек, что устлали своими телами поле?.. Нет, граф, вот вам мое последнее слово: либо сдаетесь без всяких условий на мою милость, либо все подохнете там до единого! Я сейчас же отдаю приказ никого в плен не брать, никого не щадить, даже если там женщины и дети!.. Это вы их убиваете, если даже в этих условиях собираетесь сражаться!.. Я все сказал!

Подтверждая свои слова, я отвернулся и, широко шагая, пошел в другую сторону лагеря.

ГЛАВА 14

Барон Хайгелорх догнал меня, запыхавшийся, лицо раскраснелось и сияет, глаза блестят довольством.

— Сэр Бредли послал, — проговорил он, хватая широко раскрытым ртом воздух. — Ух… все получилось…

Я резко повернулся.

— Что сказали?

— Граф принял ваш ультиматум!.. Нагнали вы страху… Он возвращается в крепость, чтобы организовать сдачу.

Я переспросил:

— Граф? А тот уверенный в себе барон?

— Он уже сложил меч, — ответил он. — Никто не ожидал.

— Вернемся, — велел я.

Барон Изенберг отыскался в кругу моих лордов, среди которых и оба ламбертинца. Его расспрашивают, а он, судя по жестикуляции, отвечает свободно и раскованно.

Завидев меня, все умолкли и склонили головы. Я подошел ближе, требовательно взглянул на Изенберга.

— А теперь, барон, — сказал я, — скажите честно, почему вы приняли участие в мятеже?

Он посмотрел на меня без всякого страха.

— Ну… идеалы, верность сюзерену…

Виконт Боллейн сказал вежливо:

— Простите, барон, но граф Гехинген не ваш сюзерен.

— Тогда герцогу Блекмору, — ответил барон невозмутимо.

— У герцога в вассалах граф Ингерман, — сказал виконт придирчиво, — которому вы служите, но вассал его вассала не вассал герцога!

Все в ожидании смотрели на барона, тот ощутил, что попал в затруднительное положение, подумал и махнул рукой, улыбнувшись всем, и мне в том числе, простодушно и чисто, как ребенок или идиот.

— Да получилось, что я уже год ни с кем не дрался!.. Ну, турнир не в счет. А тут как раз подвернулось…

Все смотрят снова на меня, я буркнул:

— И если бы сэр Бредли подвернулся раньше, вы бы дрались на его стороне? С вами все ясно, барон. Подберите свой меч, у нас вам придется драться столько, что скоро сами запроситесь к белошвейкам и возжелаете лучше вышивать крестиком, чем махать мечом!

Я осматривал лагерь, сзади подошел барон Бредли, собранный и сосредоточенный, произнес негромко:

— Для вас сооружают трон.

— Трон? — удивился я. — Зачем?

Он чуть дернул щекой.

— Сейчас откроют ворота, защитники крепости выйдут со склоненными знаменами и… пусть увидят вас во всем грозном величии. Это тоже… помогает.

Я буркнул:

— Помогает. Постарайтесь как следует выстругать доски на сиденье.

Через полчаса я уже сидел на этом наскоро сколоченном троне, властный и надменный, олицетворяя силу и жестокость, раз уж эти люди признают только эти прекрасные и такие необходимые для жизни качества человека, смотрел, как выходят из ворот и бросают оружие в кучу справа от дороги.

Простых воинов и крестьян, что явились на призыв своих лордов, я велел отпустить, чему никто из них даже не поверил сразу. Их погнали пинками и толчками тупых концов копий. Некоторые, отойдя на безопасное расстояние, пустились бегом, побаиваясь, что тут передумают и догонят.

Остальных тщательно сортировали: благородных рыцарей, что по вассальной присяге явились на зов своих лордов, я велел тоже отпустить, не взяв с них даже штрафа, а пятерых зачинщиков и руководителей мятежа велел сразу же заковать в цепи, бросить в телегу и отвезти в крепость.