Мир поздней Античности 150–750 гг. н.э. - Питер Браун

что те, кто держится путей своих предков, могут ожидать, что они будут окружены заботой на руках у невидимых защитников.

Эти тектонические изменения очень по-разному повлияли на структуру общества в разных регионах. В Византийской империи и особенно в Малой Азии они стали причиной нового чувства солидарности. Словно взрыв топливной смеси, сжатой поршнем, пыл жителей Константинополя, стискиваемых персами и аварами на протяжении почти десятилетия, бросил войско Ираклия «в сердце безбожной Персии». Сильный боевой дух средневекового Константинополя, коренящийся в ощущении себя столицей империи, основанной Богом для того, чтобы существовать вечно, начинается с этого времени – времени, когда (как и часто позже) Римская империя сократилась до стен города. Вне Константинополя и Малой Азии Ираклий не был способен использовать новое благочестие в интересах византийского государства. Усталый и разоренный вернулся он в провинции, которые не знали христианского императора вот уже 20 лет. Впервые христианское благочестие масс выскальзывало из щупалец восточноримского государства.

Неудача Ираклия решила судьбу Римской империи и вместе с ней – судьбу основной массы античных традиций Ближнего Востока. Со времен Феодосия I до правления Юстиниана I императоры умело формировали общественное мнение: привлечением на свою сторону праведников, догматическими компромиссами, тратой средств на камень и мозаики они преуспели в том, что средний житель провинции, каков бы ни был его язык, уровень культуры и теологические предпочтения, чувствовал: он – «гражданин» единственной христианской империи. Это являлось величайшим политическим достижением позднеантичного мира.

Это была трудная задача. Средний человек, переходя к этому «гражданству», запутывался в сети потенциально противоположных обязанностей. Это означало быть верным императору, который был формально всесильным, но при этом фактически недосягаемым; быть подвластным правящему классу, часть культуры которого оставалась непроницаема для христианства; принимать близко к сердцу христианскую империю, правитель которой нередко был еретиком и иногда – гонителем.

В конце VI века новый всплеск массового благочестия затруднил сочетание этих конфликтующих обязанностей.

В первую очередь после середины VI века окрепло христианское сообщество. В результате реформ Юстиниана епископ стал во главе города, вытеснив членов городского совета: он перестраивал стены; он взаимодействовал со сборщиками налогов и с варварами. В годы опасностей на рубеже VI–VII веков именно патриархи сохранили крупные города для империи. В Риме Григорий разорил церковное имущество в отчаянной попытке поддержать жизнь города. Иоанн Милостивый делал то же самое в Александрии с 610 по 617 год; в течение его патриаршества город стал византийским социальным государством в миниатюре – с родильными домами, медицинскими учреждениями и выдачей продовольствия, что обеспечивалось обширными доходами патриарха. Эти люди сберегли крупные города Средиземноморья для империи, пусть и на короткое время. Но именно они, а не наместники, присланные из Константинополя, представляли теперь города. При арабах местные александрийские патриархи поддерживали жизнь Александрии так же эффективно, как и Иоанн при Ираклии; их деятельность показывает, что средний христианин нашел лидера и защиту близко к дому и независимо от правителя.

Это было нечто большее, чем социальная эволюция. Новое массовое благочестие возрождало древнюю тему – идеал всецело религиозной культуры. Раньше этого не случалось. Восточноримское государство сохраняло полуязыческий фасад в большей части аспектов общественной жизни; значительная часть образования и общественной жизни была открыто «светской». Те, кто управлял ею, опирались на литературу о старых богах: театр в греческом стиле, например, недавно был найден в слое VI века в Александрии. Христианская идеология становилась все более нетерпимой по отношению к таким экзотическим уловкам. Но ей не суждено было оставаться нетерпимой слишком долго. Парадоксальным образом прибытие арабских войск завершило христианизацию городов Ближнего Востока. Последние следы светской культуры, основанной на греческих античных авторах, исчезли. Христианские клирики в конце концов передали Аристотеля, Платона и Галена арабам; но на средневековом Ближнем Востоке и христиане, и мусульмане предпочитали не знать Гомера, Фукидида и Софокла. Это был конец тысячелетней литературной культуры. Говоря словами нового песнопения Деве: «Витии громогласные» стали «яко рыбы безгласные»184 на всем Ближнем Востоке.

Под властью мусульман новая христианская культура, сложившаяся в конце VI века, застыла вокруг групп христианского населения Ближнего Востока. Она сохранила их до нынешних времен.

В этой новой культуре человек определялся исключительно религией. Он не был обязан преданностью государству; он принадлежал религиозной общине. Культура сохранялась для него религиозными лидерами; так коптский и сирийский сохранились до нынешних времен, но только как «священные» языки. Этот ход событий был предвосхищен в Месопотамии под властью персов: иудеи и несториане всегда образовывали отдельные группы, которые отвечали перед властями через своих религиозных лидеров. Как между раввинами, так и между несторианскими учеными Нисибина не существовало такого явления, как независимая «светская» культура: все образование было подчинено выработке религиозной традиции. Но даже в Византийской империи епископы провинций конца VI века двигались в том же направлении. Иоанн Милостивый, сидящий у своего дворца и разрешающий все разногласия в Александрии согласно закону Божию, является непосредственным предшественником мусульманского cadi185.

Приход арабов лишь обрубил последние нити, связывавшие жителей провинций Ближнего Востока с Римской империей. В Арабской империи никто не был «гражданином» в античном смысле. Это являлось окончательной победой идеи религиозной общины над античной идеей государства. Мусульмане были рабами Аллаха, а остальные были dhimmis186 – защищенные группы, определяемые исключительно в рамках их религиозной приверженности: христиане, иудеи, зороастрийцы. Епископы, которые вели дела с мусульманскими полководцами от имени своих городов во время молниеносных завоеваний 640‐х и 650‐х годов, были утверждены на столетия вперед на тех позициях, которых они исподволь добились со времен царствования Юстиниана.

В воображении жителей Восточного Средиземноморья Древний мир умер. В народных легендах это осознавалось. Когда Иоанн Милостивый отплыл из Александрии, чтобы попросить помощи у императора, во сне ему было сказано не тратить свое время: «Бог всегда близок и доступен, а император далеко, очень далеко…»187

III. Новые участники

15. Мухаммед и возникновение ислама, 610–632 годы

В 800 милях к югу от византийской границы, в Мекке, одном из городов Хиджаза, человек, к среднему возрасту завершивший карьеру посредственного купца, стал понуро бродить среди мрачных холмов за городской чертой. В 610 году этот человек, Мухаммед, начал получать видения. Он изложил их в стихотворной форме, чтобы составить свой Qu’ran, свои «назидания». На основании этого опыта он собрал вокруг себя общину – ‘Umma188, «люди Аллаха». Через 20 лет Муххамед и его ‘Umma стали правителями Мекки и соседней Медины и господствующей группой на Аравийском полуострове.

Проповедь Мухаммеда и последующее возникновение