Леонид Шебаршин. Судьба и трагедия последнего руководителя советской разведки - Анатолий Житнухин

Заметим, что ко времени, о котором идёт речь, Шебаршин одним из первых среди руководителей управлений КГБ стал сворачивать деятельность парторганизаций. «В середине 1990 года, — пишет он, — я гласно и широко объявил по Первому главному управлению, что отныне партийные органы любого уровня не должны никоим образом вмешиваться в служебные дела разведки».

А кроме того, в начале лета 1990 года Леонид Владимирович отказался от предложения Крючкова выдвинуть его кандидатуру для избрания на XXVIII съезде КПСС в состав Центрального комитета партии. По сути дела, речь уже шла о серьёзном размежевании начальника ПГУ с председателем КГБ СССР по политическим вопросам принципиального характера.

Позиция Шебаршина такова: «Органы госбезопасности должны реформироваться из инструмента правящей партии в национальный, чисто государственный институт».

Крючков же часто и с горечью цитировал слова председателя КГБ Грузии А. А. Инаури: «Зачем нам будет нужна разведка, если мы потеряем советскую власть?»

Конечно же мнение о неизбежности краха органов госбезопасности после гибели партии не являлось бесспорным. Однако нельзя было не видеть, что к власти прорывались силы, которые мечтали об этом. Так, после событий августа 1991 года КГБ возглавил В. В. Бакатин, который прямо заявил: «Я пришёл, чтобы разрушить эту организацию». А в своей книге «Избавление от КГБ» (М., 1992) Бакатин, обогативший свою лексику презрительным словом «чекизм», так обозначил цель, которую он преследовал: «Я вынужден был не просто начать забой скота — его истребление…»[23]

Разрушительные процессы, которые стремительно развивались в стране, уже через год привели Шебаршина к иным выводам, заставили пересмотреть свои взгляды на многие вопросы. В ноябре 1991 года он заканчивает рукопись книги «Рука Москвы» следующими словами:

«Государство, которое когда-то потребовало себе на службу нашу энергию, ум, готовность положить жизни в защиту его интересов, мертво. Этому государству уже ничто не может ни повредить, ни помочь. Оно бросило нас на произвол судьбы, подобно банкроту, промотавшему перед смертью родовое состояние. Новой эпохе мы не нужны. Её деятели с трудом терпят наше существование. Сила инерции ещё приводит в движение весь сложный, создававшийся десятилетиями усилиями десятков тысяч людей механизм, но он уже работает с перебоями, через силу. Он не нужен новой эпохе, ибо создавался он во имя отстаивания независимости, самостоятельности, могущества Отечества.

…Наша служба потребуется России. Когда это время придёт, создавать её нужно будет заново».

…Ещё одним камнем преткновения в КГБ стал вопрос о статусе службы разведки, который до прихода Шебаршина на должность начальника ПГУ не поднимался. На первый взгляд намерения Леонида Владимировича были оправданными. В условиях развязанной «пятой колонной» войны против КГБ СССР, нацеленной на полное уничтожение органов госбезопасности, такой шаг, по мнению Шебаршина, позволил бы вывести разведку из-под удара. Однако при этом он не учитывал главного: обеспечение безопасности государства — вопрос сложный и может решаться только на комплексной основе, когда руководство всеми направлениями и участками этой исключительно важной работы строго централизованно, а все службы, тесно взаимодействующие между собой, представляют единое целое. Позволить противнику ослабить это единство, вычленить из работы хотя бы одно направление, тем более такое важное, как разведка, — значит стать на путь уступок противнику, ведущий в конечном счёте если не к уничтожению, то к полной трансформации органов, которые будут вынуждены прикрывать страну дырявым щитом и размахивать деревянным мечом.

Вот что в связи с позицией Шебаршина вспоминает В. М. Прилуков, занимавший в то время должность заместителя председателя КГБ СССР — начальника Управления КГБ по Москве и Московской области:

«Моё первое знакомство с Леонидом Владимировичем произошло совершенно естественно, на заседании очередной коллегии КГБ СССР, где-то в июне или июле 1991 года.

В конце заседания коллегии Крючков обратился к присутствующим с просьбой обменяться мнениями по поводу предложения Шебаршина о выделении разведки (ПГУ) из структуры Комитета госбезопасности с предоставлением ей полной самостоятельности, в частности возможности информировать о результатах разведывательной деятельности руководящие органы власти, партийные и советские вышестоящие инстанции, минуя руководство КГБ СССР. Мотивация предложения была довольно проста: специфика разведывательно-оперативной деятельности, удалённость институтов разведки, её непричастность, по мнению Шебаршина, к так называемым „репрессиям тридцать седьмого года“, вследствие чего разведку следовало оградить от оголтелой критики правых сил.

Обсуждение этого вопроса было весьма кратким, выступающих было немного. Опираясь на опыт работы в Ленинградском и Московском управлениях КГБ СССР, в составе которых наряду с другими оперативными подразделениями активно работали разведывательные службы, я не поддержал инициативу Леонида Владимировича (кстати, как и подавляющее большинство руководителей, присутствовавших на заседании коллегии). Суть моего выступления состояла в следующем: успехи в борьбе с противником бывают гораздо эффективнее, если все оперативные, чекистские силы собраны в один кулак, если работа идёт в едином сплочённом коллективе профессионалов-единомышленников. При этом значительно экономятся и финансовые затраты.

Помню, расходились мы после заседания коллегии в обычном, спокойном состоянии, но простился тогда со мной Леонид Владимирович довольно прохладно. Но мы уже тогда проявили интерес друг к другу, что и определило нашу дальнейшую судьбу и совместную, весьма дружную работу в одном коллективе ветеранов-чекистов после нашего увольнения из КГБ».

Как бы потом ни развивались события, у нас есть основания полагать, что тогда, в обстановке политического разброда, царившего в стране, перспективы разведки как части системы государственной безопасности были немыслимы в отрыве от КГБ.

«Можно ли было разведке не ориентироваться на КГБ и пойти своим путём? — задаётся вопросом Леонид Владимирович. — В условиях, существовавших в КГБ до августа 1991 года, это было бы расценено как мятеж. Я — не политик, а офицер разведки. Я шёл с большинством. Иллюзий по поводу перспективности этого пути не было. Своими тревогами и сомнениями я делился с коллегами в руководстве комитета и лично с Крючковым. На меня стали посматривать косо, как на потенциального „демократа“. Это было далеко от истины».