Запев - Сергей Заплавный

— Непременно! И не откладывая, — ответил Ульянов. — Рабочим следует разъяснить, что их сила в порядке и сплоченности. Никакой анархии! И еще, пусть требуют отмены новых правил. До победного конца. Это архиважно именно сейчас.

— Я напишу. Ночью же! — пообещал Сильвин.

— Кстати, волнения в порту не единственны. И на Семянниковском неспокойно. Кржижановский подготовил новый листок. Вот его текст.

— Можно я прочитаю? — потянулся к нему Ванеев. Голос у Анатолия глуховатый, но сильный. Каждое слово он произносит отчетливо, будто школьный учитель. Интонации то поднимаются, то падают, создавая выразительный рисунок. И этот рисунок как нельзя лучше передает стиль речи Кржижановского.

— «…Знаете, есть такая игрушка: подавишь пружину — и выскочит солдат с саблей. Так оно вышло и на Семянниковском заводе, так будет выходить везде: заводчики и заводские прихвостни — это пружина; подавишь ее разок — и появятся те куклы, которых она приводит в движение: прокуроры, полиция и жандармы.

Возьми стальную пружину, надави ее разок да отпусти, она тебя же ударит, и больше ничего. Но всякий из нас знает, что если постоянно, неотступно давить эту пружину, не отпуская ее, то слабеет ее сила и портится весь механизм, хотя бы и не такой хитрой, как наша. Это надо записать каждому рабочему в своем мозгу.

Мы давим на эту пружину толчками, а она на нас давит постоянно: во-первых, нам надо перенять эту ее манеру. Как-никак, а пружина уступает только одному давлению: подавили семянниковские рабочие, и жалованье выдали, и куколок своих, струхнув, прислали; сам господин градоначальник послал офицера с деньгами. Поослабла сила давленья — пружина снова оттопырилась и господин градоначальник, сидя в своем уютном кабинете, распоряжается, кому куда из лучших рабочих ехать из Питера. Значит, давить-то нужно, но уж давить, так давить дружней, всем в одну сторону, и не отпускать, а то опять только еще больней ударит…

Много дела еще предстоит русскому рабочему, много будет жертв с его стороны, но не безнадежна его работа, и пора, уже давно пора к ней приступать. Да и какой ему выбор ставит сама жизнь? Превратиться совсем в вьючного животного, которое только тупо смотрит, как на него все накладывают одну непосильную тяжесть за другой, — да разве это не равносильно умерщвлению в себе человеческого образа, да и не только в себе, а и в своих ближних, всех, для кого живешь и работаешь?»

Далее Кржижановский сравнивал жизнь русского рабочего с жизнью рабочих Англии и Америки, отмечал немалые завоевания последних в борьбе за свои права, справедливо подчеркивал, что способность бороться вырабатывается только борьбой…

Петру невольно вспомнилось воззвание, написанное Ульяновым: ни одного лишнего слова, предложения короткие, ясные, запоминающиеся; за внешней сухостью — доказательность, точность мысли, напор чувств. Что и говорить, сравнение не в пользу Глеба. Он разбрасывается, хочет охватить многое, но от этого сбивается, подолгу кружит на одном месте, повторяется.

— Да тут не воззвание, а целый трактат! — высказался скорый на оценки Сильвип. — Тискать будет хлопотно, распространять и читать — тоже. Уж больно много ненужной лирики!

— Множить листок и правда будет не легко, — согласился Ульянов. — А вот лирика здесь нужна. В ней есть не только сиюминутные требования, но и политические задачи.

— В первом подходе, — уточнил Сильвин.

Так ведь и все мы пока что недалеко шагнули, Михаил Александрович. Еще только-только собираемся…

Масленая неделя, как известно, нарастает постепенно: в понедельник ее встречают, во вторник начинаются розыгрыши, потехи, катания с гор и на лошадях; среда отведена на лакомства, если они, конечно, есть; в широкий четверг разгулье достигает своей высоты; в пятницу начинаются тещины вечерки, в субботу — золовкины посиделки, в воскресенье — проводы, а далее наступает великий пост. Иные его соблюдают, иные продолжают гулять еще неделю, прозванную за неуважение к божьему календарю «немецкой масленицей».

Вот и события в порту «Нового Адмиралтейства» развивались с той же последовательностью: за первыми, несогласованными действиями последовали более дружные и решительные. Началась забастовка. Она охватила весь Галерный остров, где строился броненосец «Петропавловск». Напрасно ревели гудки в четверг и пятницу: никто не пошел на свои места. Владимир Князев, выполняя просьбу Ульянова, сдерживал любителей крутить все направо и налево. «Мы не бунтуем! — разъясняли он и его товарищи. — А только надо выполнять условия, оговоренуые при найме!» В субботу Сильвин передал им переписанный печатными буквами листок «Чего следует добиватъся портовым рабочим». Воззвание пошло по рукам.

В начале великого поста Верховский снял свои нововведения.

А 18–19 февраля состоялось собрание представителей социал-демократических групп Петербурга, Москвы, Киева и Вильны. Петербург представляли Ульянов и Кржижановскяй.

При очередной встрече Сильвин поинтересовался у Владимира Ильича:

— О чем договорились? Не терпится узнать!

— Всему свое время, Михаил Александрович, — улыбнулся Ульянов. — На общем разговоре в четверг я подробнейшим образом доложу обо всем. А пока могу сказать в самых беглых чертах о сути разговора. Московская группа в декабре довольно сильно пострадала от арестов, поэтому прислан был не тот представитель, с которым мы знакомы. Этот[8] представлял скорее не Москву, а Вильну, откуда он недавно приехал. Примерно то же вышло с киевским товарищем.[9] О виленском[10] я и не говорю. Так что перевес получился в сторону идей, изложенных в брошюре виленцев «Об агитации», — не вводить пока что в круг рабочих выступлений требования политического характера, ограничиться улучшением повседневных нужд.

— Как же теперь? — разочарованно спросил Сильвин.

— Не вижу повода огорчаться. Главное все-таки достигнуто: мы пришли к единодушному решению, что следует вести самую широкую агитационную работу в массах, при возможности — выступать единым фронтом. Это первый шаг к объединению социал-демократических групп, действующих в России. Следующим шагом, по мнению всех, должна стать связь с русскими социал-демократами, действующими за ее пределами. В первую очередь с группой Плеханова «Освобождение труда». Правда, предложение послать одного делегата для сближения с этой группой не прошло. Виленцы Москвы, Киева и самой Вильны посчитали правильнее разделиться и действовать в этом вопросе самостоятельно. Но при всех разногласиях нам удалось сблизиться по целому ряду мест. Что касается включения в агитацию политических вопросов, то никто не мешает нам иметь свой курс.