Храм Фемиды. Знаменитые судебные процессы прошлого - Алексей Валерьевич Кузнецов

не планировал, а когда ситуация вышла из-под контроля, просто спасал мамонтовское дело. Может быть, и так… Интересно, что в своих объёмных мемуарах бывший министр уделил «делу Мамонтова» две строчки.

«Спешу приветствовать Вас с завершением важного исторического дела, с которым отныне будет навсегда связано Ваше имя. Вся грядущая счастливая судьба нашего Европейского Севера будет напоминать о той гигантской смелости и энергии, которую Вы, с истинной отвагой русского человека, положили на этом деле».

Профессор Сергей Цветаев – Савве Мамонтову

В 1897 г. дорога протяжённостью 595 вёрст была открыта – строительство заняло всего 3,5 года. При этом к 1900 г. Общество Московско-Ярославской дороги успело построить ещё три дороги, в «парке» компании было более 200 паровозов, около 4000 товарных вагонов и порядка 400 пассажирских. Прибыль всего этого бизнеса по тем временам была колоссальная – более 5 млн рублей в год. Казалось бы, триумф!

Что случилось?

А случилась, собственно, вещь предсказуемая: в расчёте на будущие прибыли Савва Иванович решил «сманеврировать капиталом». Заводы под обеспечение сделанных им железной дорогой заказов получали от неё же ссуды, причём не один раз. В 1899 г. в кассе Московско-Архангельской железной дороги обнаружилась недостача: деньги было вложены в обустройство Невского завода. Предприятия заключали между собой договоры, но завод был не в состоянии выполнить обязательства, и его долги снова росли. Мамонтов рассчитывал покрыть их доходами от строительства других железнодорожных веток, но полученные концессии внезапно были отозваны. На середину февраля 1898 г. долг многострадального завода перед железной дорогой достиг почти 9 млн рублей.

Позже в обвинительном заключении это будет сформулировано так: «…Из принадлежавших обществу Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги сумм передали товариществу Невского завода под видом выдач вперёд под заказы, сделанные заводу железной дорогой, в действительности полностью уже оплаченные, несколько миллионов рублей». На этом, впрочем, злоумышленники («под раздачу» попали брат Саввы Ивановича, два его сына и ещё два члена правления, Арцыбушев и Кривошеин) не остановились: «Затем этот долг завода перевели на Савву и Николая Мамонтовых, для чего постановлением правления общества открыли им многомиллионный кредит, в обеспечение которого приняли от Мамонтовых паи Невского завода по номинальной их цене, превышавшей действительную стоимость на 70 %, и тем самым причинили Обществу Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги убыток в размере свыше 5 млн руб.».

Подсудимый

Инициатива в назначении расследования принадлежала всё тому же Витте. Алексей Александрович Лопухин, занимавший в то время пост прокурора Московского окружного суда и хорошо знавший обстоятельства дела, вспоминал: «То самое Министерство финансов, которое в лице его главы, С. Ю. Витте, только что выступало в качестве инициатора в вопросе о предоставлении названному обществу выгодной концессии, выступило в лице того же С. Ю. Витте с требованием об отобрании у него этой самой концессии и о принятии мер, которые были сознательно направлены к финансовой гибели и железнодорожного общества, и крупных его акционеров». «…Выбор Министерством финансов именно их в качестве дани правосудию казался непонятным. Ясны были незаконность одних мер, избыток жестокости других, что вместе с отсутствием справедливых мотивов заставляло подозревать за всем этим наличность какой-то крупной интриги», – полагал прокурор Лопухин. Иными словами, зная азартность Саввы Ивановича, хитроумный министр якобы изначально вел дело к суду, что позволило бы его ведомству дёшево обратить мамонтовские активы в казённые…

В результате Лопухин отказался поддерживать обвинение, эту «миссию» принял его заместитель Павел Курлов, впоследствии командир корпуса жандармов, составивший себе более чем сомнительную репутацию причастностью к коррупционным делам и довольно странной гибели Столыпина.

«23 июня в Митрофаньевском зале началось слушание дела коммерции советника Саввы Мамонтова, его брата, потомственного почётного гражданина Николая Мамонтова, двоих сыновей первого – <…> Сергея Мамонтова и Всеволода Мамонтова, дворянина Константина Арцыбушева и потомственного почётного гражданина Михаила Кривошеина, обвиняемых в крупных растратах и многочисленных злоупотреблениях. <…> За железной решёткой поместились Савва Мамонтов с сопровождавшим его жандармским офицером и Арцыбушев и Кривошеин, сопровождаемые жандармами с саблями наголо».

Судебные драмы. Процесс Саввы Мамонтова и других.

Подсудимых защищали лучшие адвокаты: Плевако, Карабчевский, Шубинский, Багриновский. Им удалось преодолеть естественную неприязнь присяжных к «богатеям» на скамье подсудимых и убедить в том, как сказал в своей речи Плевако, что «Ущербы его <Саввы Мамонтова. – Авт.> ошибок – не плоды преступления. Он погиб от нетерпения тех, кто быстро пожинали плоды его удач, но были слабопамятны, когда пошатнулся подсудимый». Примерно в этом же ключе выдерживал свою защиту и Карабчевский, говоря об Арцыбушеве: «Имущество у него отнято, он нищий. Жизнь его преждевременно разбита, он – старик. Нищий старик с целою семьёй за плечами. Если у вас поднимется рука, подпишите ему обвинительный приговор».

«Савва Иванович поскользнулся, завода не поднял, Ярославской дороге нанёс ущерб. Но рассудите, что же тут было? Преступление хищника или ошибка расчёта? Грабёж или промах? Намерение вредить Ярославской дороге или страстное желание спасти её интересы? Истребление вверенных сил или проигранное сражение, начатое полководцем, убеждённым, что он принял бой в интересах отечества?»

Из речи Фёдора Плевако на процессе

Плевако, в частности, убедительно показал, что акционеры, об интересах которых так пеклось обвинение, ушлые и опытные в коммерческих делах люди, вполне благосклонно взирали на действия Мамонтова. Они видели, что он делает, и до поры до времени одобряли эти действия. С едкой иронией отозвался о них «московский Златоуст»: «Но отучневшие на доходы дороги и сгорбившиеся от труда отрезать купоны и считать дивиденды, щедрой рукой приносимые им дорогой, нуждающиеся в чужом совете, названные акционеры рассуждали иначе: они видели, что дорога крепнет, растёт, развивает движение до размеров, какие не снились им. Малоумные, они не понимали, что Савва Иванович разоряет их!»

Оправдательный вердикт спас Мамонтова от тюрьмы или ссылки, но не от разорения: кредиторы «дожали» его гражданскими исками на колоссальные суммы – совсем как в некрасовском стихотворении подрядчик «прощает» рабочим, построившим дорогу, их долги, поглотившие и превысившие всё ими заработанное: «…И недоимку – дарю!» Маленький дом да небольшое керамическое производство – вот и всё утешение старости одного из богатейших людей империи.

Дороги, им построенные, служат людям. По сей день.

«…Вперёд! Упрекать кого-нибудь лично? Нет… Жизнь – это борьба… Всякий человек есть кузнец своего счастья. Создавай и выковывай его сам, а не клянчь его у других…»

Савва Мамонтов, 1908 г.

23. Никто не хотел защищать

Суд над Варфоломеем Стояном (Чайкиным) и его сообщниками, обвинёнными в похищении Казанской иконы Божьей Матери, Российская империя, 1904 г.