Таня Гроттер и пенсне Ноя - Дмитрий Емец

В отличие от Дурнева, Халявий долго не собирался. Он только наточил свой короткий разбойничий нож с широким лезвием и спрятал его в рукав, где к запястью двумя сыромятными ремнями у него крепились ножны.

– Эхе-хех, грехи наши тяжкие! – сказал он. – Ты, братик, ежели я в Трансильвании в волка ненароком превращусь, меня не пугайся. В глаза мне потверже смотри, я и не брошусь. А вот убегать от меня не моги – опасно это, братик. Место темное, глухое, всякое может случиться по слабостям по нашим.

Дяде Герману стало жутковато. Если даже мирного Халявия Трансильвания может так преобразить, то что же говорить об экземплярах куда более опасных? Но выбирать не приходилось.

Наконец около одиннадцати часов вечера посреди кухни вновь возник сияющий круг. Такса Полтора Километра, которая как раз в этот момент ревматически ковыляла к миске с водой, обиженно заскулила. Дело в том, что ее миска оказалась в центре круга и сгинула невесть куда. У таксы, этой мудрой старой колбасы, много перевидавшей на своем веку, хватило сообразительности не соваться вслед за миской. Она забралась под стол, положила голову на давно украденный и обслюнявленный тапок дяди Германа и стала ждать, что будет дальше.

Директор фирмы «Носки секонд-хенд», тетя Нинель и Халявий подошли к кругу. Дядя Герман был уже в сапогах, в короне, со шпагой и даже с рюкзачком за плечами. И самое забавное – если заглянуть в его нагрудный карман, можно было обнаружить там и старое депутатское удостоверение. Дядя Герман обожал при случае помахать корочкой и не расставался с ней даже в бане.

– Погоди, братик, не ходи туда! Сюда ходи! – предупредил Халявий, удерживая Дурнева за локоть и отводя его подальше от круга.

– Почему? – подозрительно спросил дядя Герман.

– Не нравится мне это. Ни Бума, ни Малюты… Словно ждут чего. Как бы подставы какой не было.

– Подставы? А может быть подстава? – сразу напрягся Дурнев.

– Всякое бывает, братик! Оно, конечно, сияющий круг – он и в Африке сияющий круг. Да только что там с другой стороны может обнаружиться, никто не знает. Хорошо, если Трансильвания, а коли нет? Перемещение в пространстве – дело темное. Сгинешь, и поминай как звали! – опасливо сказал Халявий.

– Ты в этом уверен? – спросила тетя Нинель.

– Я ни в чем не уверен. Но у нас, мамуля, всякое бывает… Испортился народец! Особенно во время магических войн. Шагнешь в такой кружок – думаешь в соседний город попасть, а окажешься внутри скалы, а то и в чане с расплавленной медью.

– А проверить как-то можно? – трусливо спросил дядя Герман. После такого предупреждения он не полез бы в круг ни за какие деньги.

– Всякие способы есть, братик. Сунь туда свою шпагу, а потом вытащи ее. Авось чего-нибудь да узнаем, – сказал Халявий.

Дурнев опустился на колени и осторожно, оберегая кисть, погрузил шпагу внутрь круга. Первые несколько секунд ничего не происходило, разве что лезвие шпаги исчезло почти наполовину. По идее оно должно было застрять в полу, но Дурнев не ощущал ни малейшего сопротивления.

Внезапно шпага сильно рванулась, выскочила из руки у дяди Германа и целиком исчезла внутри круга. Решив, что утратил шпагу навсегда, бывший депутат жалобно взвыл и начал осыпать Халявия укоризнами в традиционном начальственном духе. Внутрь круга он, однако, предусмотрительно не совался.

Спустя минуту шпага графа Дракулы вернулась вновь. На ее ржавом лезвии видны были кровь и обрывки саванов.

– Подстава, так и есть! – убежденно сказал Халявий. – За тобой, братик, должок! Я тебе жизнь спас!

– Зачем Малюте подставлять Германа? – подозрительно спросила тетя Нинель.

– Как зачем, мамуля? Думаешь, Малюта его с какой радости позвал? Очень ему приятно мужа твоего главой всех вампиров видеть, чтоб он сам, значит, вторым номером шел? Да только не мог не позвать: уж больно весь народец кровососный этой галерой перебаламучен, все его, избавителя, требуют. Не явится избавитель – мигом в нем разочаруются. Вампиры, они существа непостоянные, слабостей никому не прощают. Пока ты успешен и ни в грош их не ставишь – любят, а чуть залебезил или удача изменила – живым в могилу… Вот Малюта и решил: приглашу Дурнева и втихую сделаю так, чтоб он сгинул. Регалии тогда к Малюте перейдут, а галера уж сама когда-нибудь да улетит.

– Что ж мне теперь делать? Не лететь в Трансильванию? – спросил Дурнев.

– Почему не лететь? А сапожки на что? Государство-то не маленькое, всюду засад не наставишь, – захихикал Халявий. – Давай-ка, братик, подпрыгни, да прищелкни каблуками, да представь, куда б тебе хотелось переместиться. А я уж тебе за шею уцеплюсь.

Дядя Герман так и поступил. Правда, с одной небольшой разницей. Неуверенный в своей способности высоко подпрыгнуть, да еще с повисшим на нем Халявием, он забрался на табуретку и, печально посмотрев на тетю Нинель, сиганул оттуда, соприкоснувшись каблуками и сумрачно подумав о Трансильвании как о месте, куда ему совсем не хотелось, но где необходимо было побывать.

Не было никаких вспышек, грома – вообще ничего. Когда что-то ударило Дурнева по ладоням и коленям, он все еще пребывал в твердой уверенности, что у него ничего не вышло и он не слишком благополучно приземлился на пол своей московской кухни. Не слишком – это потому что сверху на дядю Германа немедленно обрушился Халявий. Но Дурнев заблуждался лишь до тех пор, пока ему в нос не впилась хвойная иголка.

– Эй, брысь у меня с головы! Она дорога мне как подставка для короны! – буркнул он, стряхивая с себя Халявия.

Оборотень неохотно слез. Они стояли в редком хвойном лесу, довольно ярко освещенном круглой, лишь слегка откушенной луной. С надветренной стороны донесся лязг колодезной цепи и плеск воды. Дурнев даже разглядел ветряную мельницу, издали похожую на крест.

Дурнев подозрительно огляделся. Никаких вампиров поблизости видно не было. За ними никто не гнался, никто не рычал, не скрипел зубами и не выбирался из-под земли, отваливая гробовые плиты. И самих гробовых плит как будто не обнаруживалось. Это его несколько успокоило.

Халявий тоже прислушивался и приглядывался. Он преобразился. Теперь он был в родной стихии. Его ноздри втягивали воздух, а уши ловили звуки. Наконец и внук бабы Рюхи немного расслабился.

– Узнаю дорогую родину! – заметил он. – Вот в этом вот лесочке меня как-то едва не разорвали собаки! Не любят они, то ись, оборотней. Черствые существа, тупые, никакой тонкости обращения… Прям вспоминать противно. А что я такого сделал? Ну задрал жеребенка! Что ж на меня теперь за это, сразу псов спускать? Мало того, что его мамаша едва меня не залягала.

Дядю Германа откровения Халявия не слишком заинтересовали.

– И где тут галера? – спросил он. – Что мне, по всей стране за ней бегать, а?

Оборотень снова прислушался.

– Лучше бы ты промолчал, братик! – сказал он с беспокойством.

– Почему это? – заинтересовался депутат.

– А потому! Глазки-то подними…

Халявий вскинул голову, точно не смел показать пальцем на то, что видел и что было совсем близко. Теперь уже и Дурнев слышал монотонный, убаюкивающий скрип. Показавшись из-за туч, к ним быстро приближался вытянутый деревянный корабль с одним рядом длинных весел. На борту галеры смутно золотился латинский девиз. Дядя Герман зевнул. Ему без всякой видимой причины захотелось вдруг свернуться калачиком, подложив под щеку ручки, как он делал когда-то, когда был еще примерным мальчиком. Тогда ему поддевали еще под штаны колготки, чего он не любил, зато обожал леденцы на палочке и мороженое в вафельном стаканчике. Но это уже другая длинная история.

Уключины продолжали завораживающе скрипеть. Скулы сводило в зевоте. Дурнев потер слипающиеся глаза и попытался прилечь. «Я лишь на одну минуту закрою глаза, а потом…» – подумал он, но тотчас завопил не своим голосом.

Корона графа Дракулы раскаленным обручем обожгла ему лоб и виски. Сон как рукой сняло. Дурнев вскочил и принялся расталкивать Халявия, который уже сопел в две дырочки и видел во сне если не черт знает что, то нечто очень похожее.

– Это она нас специально убаюкивает! Я, то ись, братик, знаю! – заявил Халявий, грозя галере сухоньким кулачком.

Магический корабль приблизился и завис примерно в десятке метров над их головами. Уключины перестали скрипеть – теперь поскрипывал лишь массивный деревянный руль.

– Он тебя ждет, Германчик! Пойдешь, да? – тонким голосом спросил Халявий.

– Нет, что-то мне не хочется! Я вспомнил об одном важном телефонном звонке, – сказал Дурнев.

Но сапоги решили все за него. Шпоры зазвенели, каблуки оттолкнулись – и в следующий миг Дурнев сообразил, что он уже болтается на приличной высоте, вцепившись руками в борт галеры. Делать было нечего. Подвиг сам нашел своего героя.

Дурнев поймал тонким носком сапога щель и, кое-как подтянувшись, перевалился через борт. Шпага графа зазвенела у него за поясом, и председатель В.А.М.П.И.Р. поспешно извлек ее, восприняв это как подсказку.