Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

Рефик Мидхат по прозвищу Ылгаз, заменивший покойного Гюндюза во главе турецкой семьи контрабандистов, тот самый, который столь упорно преследовал Андрея Берестова, а перед самым отплытием «Измаила» побывал на его борту, ночью растолкал своего верного помощника Халиба и отправил его со срочным поручением. Сам же велел принести себе крепкого кофе и, усевшись на низкий диван, стал ждать, удастся ли его план.

Халиб быстро добежал до дома, в котором жил армянский негоциант Сурен Саркисьянц, и условно постучал в калитку. Халиба не ждали, но Сурен не стал терять время – он быстро оделся и спустился к неожиданному ночному гостю.

– Сурен, – сказал Халиб, – у меня есть очень важная новость. Она касается близких тебе людей. Но я не могу подарить ее тебе – если Рефик узнает, что я пришел к тебе, мне не жить на свете.

Сурен был опытным человеком и понял, что Халиб его не обманывает. Он и в самом деле знает новость, за которую можно хорошо заплатить. Жизненный опыт заключается как раз в знании, когда нужно платить, а когда можно и не платить.

– Сколько? – спросил Сурен Саркисьянц.

Халиб хладнокровно назвал сумму, которая даже для привыкшего к большим оборотам Сурена была непривычна.

– Во-первых, у меня нет таких денег, и ты об этом знаешь, – сказал он Халибу. – Во-вторых, нет новости, которая стоила бы так дорого. В-третьих, ты не сможешь ее никому больше продать.

– Сурен, – сказал Халиб, – я сейчас пойду к Метелкину-паше, он мне заплатит такие деньги и даже больше.

– Тогда почему ты пришел сюда?

– Чтобы ты тоже заработал, – сказал Халиб.

– Ясно, – сказал Сурен. – Ты не знаешь, как пройти в крепость и разбудить господина Метелкина, не получив пули в затылок.

– Вот именно.

Говорили они по-турецки, который негоциант знал даже лучше, чем простонародный турок Халиб.

Сурен был убежден, что Халиб пройдет в любую крепость и найдет господина Метелкина. Значит, Халибу надо, чтобы новость, за которую он намерен ограбить Саркисьянца, Метелкин услышал не из уст Халиба, которого он не знает, а из уст Сурена, его старого знакомого. Сурен решил обдумать эту мысль на досуге, а пока что назвал сумму в десять раз меньшую, чем та, которую требовал Халиб.

Халиб сказал:

– Я очень сожалею, что у нас разговор не получился. Потому что хоть ты и армянин и неверный, но ты достойный человек и о тебе всегда с уважением отзывался господин Осман Гюндюз, да будет хорошо ему на небесах.

Сурен зевнул и сказал:

– Мне жаль, что ты нарушил мой сон, сосед. Была ли в том нужда?

– К сожалению, Сурен, – сказал Халиб, – ты будешь всю жизнь грызть локти из-за своей похабной жадности. Потому что мои слова стоят больше, чем весь этот город.

Сурен понимал, что Халиб в самом деле принес важные вести. Конечно, он преувеличивает их значение, конечно же, он хочет вытащить из Сурена вдвое больше, чем стоят эти новости, – но кто скажет, как ценить новости?

– Ты хоть намекни, в чем дело, – сказал Сурен. – Где ты видел, чтобы серьезный негоциант бросал деньги просто так, под пустое обещание.

– Я не делаю пустых обещаний, – рассердился Халиб и снова начал разыгрывать комедию ухода. – Я пошел к Метелкину. Я проберусь к нему, не опасайся, Сурен. Но ты не получишь ни пары прибыли.

– Ты хочешь сказать, что Метелкин даст мне больше, чем ты получишь от меня?

– Клянусь Аллахом.

– Любая половина твоей цены, – сказал тогда Саркисьянц, – ты знаешь, как я рискую!

– Деньги наличными, – согласился Халиб.

– Ты сошел с ума! Кто хранит дома наличные?

– Ты получил эти деньги и еще немного больше вчера после обеда, – сказал Халиб. – Ты не успел их спрятать. А банку ты не доверяешь.

Сурен развел руками. Он не мог не улыбнуться, хотя тут же начал высчитывать, кто из близких перекуплен турками.

Они прошли в кабинет Сурена, тот достал деньги из сейфа, и Халиб медленно пересчитал их. Большие часы, стоявшие на полу, пробили два раза. Было два часа ночи.

Когда Халиб кончил свой короткий рассказ, Сурен не стал делать вид, что информация, полученная им, на самом деле ценности не представляет. Он проводил Халиба до ворот и закрыл ворота за ним. Затем он уселся за стол в своем кабинете. Ему было о чем подумать, хотя совсем не оставалось времени, чтобы думать. Долг повелевал ему немедленно бежать к Аспасии и сообщить ей новости. Однако он понимал, что Аспасия ему ничего не заплатит за его рассказ, да и безумие было бы просить у нее денег – Аспасия скорее пойдет с ним в постель, чем расстанется с монетой, при условии, что в постель с Суреном она не пойдет ни за какие деньги. Но не сказать ничего Аспасии – означало предательство, и неизвестно еще, как гремучая гюрза отомстит Сурену за это. Следовало найти путь, на котором можно приумножить отданные Халибу деньги и в то же время не рассердить госпожу Теофилато.

В конце концов после пятиминутной внутренней борьбы победила корысть, и Сурен, накинув темный пиджак и надвинув на уши котелок, несмотря на то что ночь была достаточно теплой, отправился в цитадель, где в бывшем доме для приезжих при губернаторе Трапезунда теперь располагались номера для штаб-офицеров комендатуры и интендантства. Там жил подполковник Метелкин. Выгода проживания в номерах заключалась в том, что за них можно было и не платить, и в то же время ты был застрахован в какой-то степени от воровства и даже грабежей.

Было половина третьего ночи, когда округлая фигура негоцианта в черном котелке и пиджаке с поднятым воротником появилась на площади цитадели, которую бдительно охраняли солдаты. Правда, в это время они, разумеется, спали, для чего у въезда на площадь были выставлены деревянные скамьи.

Сурен привидением деловитого свойства смело прошел между деревянными скамейками, отмахнувшись от могучего храпа часовых, и быстро пересек площадь, ярко освещенную лунным светом.

Окна в двухэтажном доме для штаб-офицеров, разумеется, не горели, входная дверь была заперта. Однако Сурен не стал утруждать себя попытками пробиться через парадный подъезд, а, не снижая скорости, обогнул дом и, толкнув заднюю дверь, поднялся на второй этаж. Добравшись до двери номер 6, он попробовал, не заперта ли она. Дверь была заперта. Тогда Саркисьянц постучал в нее условным стуком – именно так стучала в дверь Метелкина Русико до того, как Метелкин увлекся профессоршей и покинул на время свою прежнюю возлюбленную.

Метелкин вскочил почти сразу – застучал босыми пятками к двери, приоткрыл ее и, не выглядывая, прошептал:

– Заходи, заходи, я уж тебя заждался.

Что было ложью, потому как Метелкин только что спал без задних ног.

Сурен скользнул в дверь, закрыл ее за собой, и Метелкин по запаху понял, что его провели.

– Кто? – спросил он строго. – Кто посмел! – отступая при этом назад, где на спинке стула висела портупея с кобурой.

– Это я, Саркисьянц, у меня срочное дело. – Негоциант заговорил быстро, но по возможности внятно: – Прости, что разбудил.

– Что? – Метелкин уже не сердился – он был быстрым на мысли и слова человеком. – Что-нибудь с Аспасией?

– Нет, с «Измаилом», можно я сяду?

– Только свет я зажигать не буду, – сказал Метелкин, – не хочу, чтобы завтра весь гарнизон знал.

– И правильно делаешь, – сказал Сурен. – Ко мне только что приходил Халиб. Знаешь Халиба?

– Это тот, которого Гюндюз посылал на мокрые дела? – спросил Метелкин.

– Он продал мне новость.

– За сколько?

– За тысячу лир.

– Уменьши цифру в сто раз – поверю. – Заскрипели пружины – ветеринар уселся на кровати. – А ты садись, садись.

– Спасибо. Я в самом деле заплатил эти деньги. Вот расписка.

Негоциант издали показал Метелкину белую бумажку. Хоть лунный свет и проникал в окно, понять, что на бумаге написано, не было возможности.

– Ты не такой идиот, чтобы прибежать сюда в три часа ночи, – сказал Метелкин. Он взял графин с водой и налил себе в стакан. – Что случилось? Почему ты побежал ко мне, а не к Аспасии?

– Потому что Аспасия не вернет мне денег, которые я заплатил.

– Говори.

– В транспорт «Измаил» заложена мина.

Метелкин неудачно двинул графин, и тот рухнул со столика, грохнулся об пол – вдребезги!

– Ах, черт! – Метелкин выпрямился. – Кто положил? – спросил он. – Немцы?

– Это знает только Рефик. Рефик говорил с незнакомым Халибу человеком. Рефик сказал, что он все исполнил и отомстит за смерть Гюндюза.

– Что еще известно? Ну говори, говори – уж скоро утро! Какая бомба?

– В каком смысле?

– Если ты пронесешь на транспорт гранату, ничего не случится – ты только убьешь человека; должна быть большая бомба, большой заряд, который может сделать отверстие в борту, такое, чтобы транспорт пошел ко дну. Нужен целый ящик динамита.

– Там есть целый ящик динамита.

– Не может быть! Враки! Груз транспорта досматривался. Ящик со взрывчаткой никто бы не пропустил.