Наталья Бехтерева – какой мы ее знали - Святослав Медведев

…Наталья Петровна встретила нас в своем, как она выразилась, «бюрократическом кабинете». Два больших сдвинутых стола завалены конвертами, книгами, папками. Однако все это совсем не производило впечатления хаоса или того «художественного беспорядка», какой часто культивируется малоорганизованными людьми и выдается ими за эталон «кипучей деятельности».

Наталья Петровна извинилась, дочитала письмо, которое держала в руках, сказала своему коллеге, как на него ответить (речь шла о приезде видного иностранного ученого на предстоящий конгресс нейрофизиологов), и пригласила сесть. Она познакомила нас с одним из ближайших помощников. Александр Трохачев впоследствии стал не только нашим гидом, но и вполне терпеливым учителем, когда речь шла о том, чтобы в десятый раз повторить сказанное Бехтеревой.

Манера Бехтеревой разговаривать с нами почти как с коллегами только к известному времени принесла свои плоды. Тогда мы почувствовали себя увереннее. Мы даже решились на запись электроэнцефалограммы. Процедура это малоприятная. На голову натягивают нечто вроде шлема, сплетенного из тугих резиновых жгутов, на которых закреплено два десятка присосков, плотно прилегающих к черепу. На глаза кладется повязка, нужно расслабиться, успокоиться. Но как это сделать? С каждой секундой присоски давят все сильнее, а тут еще вспыхивают, мечутся перед глазами световые пучки. Веки начинают «просвечивать» – розовые, фиолетовые, синие круги волнами ходят перед глазами.

Мозг – своеобразная маленькая электростанция, генерирующая биопотенциалы. Снять их показания и записать на движущийся лист бумаги шириной в обойную полосу – значит уловить многие процессы, протекающие в мозгу.

А по характеру этих процессов можно определить и общее состояние больного, судить о свойствах различных участков мозга, о том, нормальна или нарушена диалектическая связь между периодами отдыха и работы клеток и структур мозга. Некоторые ученые считают, что профилактика многих мозговых или связанных с мозгом заболеваний могла идти успешнее, если бы врачи снимали электроэнцефалограммы столь же широко, как, скажем, электрокардиограммы.

Испытание мы прошли успешно. Мой товарищ по поездке, фотокорреспондент Юрий Королев, так заинтересовался работами нейрофизиологов, что готов был вживить себе в мозг золотые электроды. Но для этого нужно было задержаться в Ленинграде на полгода.

Какие же проблемы изучает Наталья Петровна и ее товарищи в отделе прикладной нейрофизиологии человека Института экспериментальной медицины? Я неспроста подчеркнул слово «человека». Оно передает ту высшую меру ответственности, которую взяли на себя сотрудники отдела. Их исследования, их труд – идет ли речь о более или менее изученных проблемах или о совершенно новых приемах и методах изучения мозга – всегда находятся на грани допустимого, потому что там, за этой гранью – жизнь или смерть человека, открытие необъясненного и непознанного или тупик, пусть временный, но тяжелый и устрашающий.

Работа в таком отделе интересна, она будоражит ум своей новизной и остротой первооткрытия, но требует достойной силы воли, самоотречения и даже самопожертвования.

Ни одна потеря не проходит бесследно. Говорят, что настоящий актер, играющий умирающего героя, и в самом деле испытывает предсмертные муки. Это еще в большей степени можно отнести к ученому-экспериментатору. Особенно, если поле эксперимента – мозг.

Мозг со всем узлом, протекающих в нем сложнейших процессов, давно привлекает самое пристальное внимание ученых и врачей всех стран мира. Мозг – хозяин и главный распорядитель всей жизнедеятельности человека, – это классическое определение И. П. Павлова стало основополагающим при изучении ряда заболеваний, особенно тех, где до сих пор существует большая доля неизведанного, неисследованного и пока еще таинственного.

Именно здесь – в «штабе человеческого организма» – ученые ищут разгадку многих процессов, либо счастливых, либо трагических для человеческой судьбы. Занесены в специальные атласы самые крошечные участки центрального отдела нервной системы, выяснены их функции. Кора головного мозга исследована вдоль и поперек. Умы ученых были направлены к отдельной клетке, к физиологии ее жизни. Удалось записать отдельные виды биотоков. И все-таки целая гамма явлений, особенно связанных с деятельностью подкорки, остается нерасшифрованной.

Шизофрения, эпилепсия, потеря памяти, зрения, речи, болезнь Паркинсона, при которой голова, руки, ноги больного человека находятся в постоянном, изматывающем дрожании… Как победить эти болезни? Как отыскать ключи к тем структурам мозга, которые заведуют соответствующими. сигналами, изменить сущность болезнетворных начал, освободить пораженный участок от пагубного напряжения?

Но ученому-экспериментатору важно не только победить болезни, а и научиться стимулировать деятельность наиболее важных клеток и участков мозга.

Стимулирование эмоциональной возбудимости, аналитических способностей, счетной, зрительной памяти, музыкального слуха – увеличение «емкости» мозга – как это облегчило бы жизнь в условиях громадного расширения сферы познания, обилия информации и внешних воздействий на человека! Наконец, срок жизни человека. Продление его на тридцать – сорок лет не только решило бы важную гуманистическую, но и социальную задачу.

Мы заговорили об этом с Натальей Петровной, Разговор получился длинным. Аргументы «за» сменялись возражениями (возможная перенаселенность Земли, увеличение категории людей, находящихся на иждивении общества и т. д.). Возражения рушились перед лицом общественных задач, стоящих перед человечеством. Ведь современное развитие науки, техники, производства требует удлинения сроков обучения профессии, накопления опыта, а само обучение занимает теперь несравненно больше времени, чем даже двадцать – тридцать лет назад. Бехтерева подчеркивала, что речь идет не об исключительных людях, способных в очень молодом возрасте добиваться вершин в определенных сферах деятельности (математика, физика, искусство), а об обществе в целом, о целых поколениях людей, которым предстоит покорить Луну и разгадать природу рака, увеличить в два-три раза урожайность полей и скорости самолетов, о веке, на пороге которого мы все стоим.

Затраты общества на подготовку личности такого широкого кругозора и знаний, включая, естественно, и нравственное воспитание, растут, и они должны быть восполнены более широкой и длительной отдачей человека обществу.

Роль и место нейрофизиологии в этом сложном процессе удлинения жизни человека чрезвычайно велики.

С детства мы занимаемся физической закалкой организма, тренируем мышцы и сердце, легкие и зрение – остается только помнить, что управляет этими органами человеческого организма мозг, а нейрофизиология занимается изучением мозга.

Новая жизнь нейрофизиологии началась после появления счетно-решающих машин, а также другой современной аппаратуры; когда мы попали в клинику Бехтеревой, это сразу бросилось в глаза. Показалось даже, что произошла ошибка и мы очутились в каком-то КБ, а не в медицинском учреждении.

За маленьким столиком в комнате аппаратуры сидел молодой человек лет двадцати пяти, с зелеными глазами, и что-то припаивал в прибор. Недоверчиво посмотрев в нашу сторону, сотрудник почти демонстративно продолжал свое дело. Позднее мы подружились. Это был студент-заочник биофака Юрий Матвеев. В штатах отдела он числится, как говорят его товарищи, «инженером по клетке» (еще несколько лет назад само сочетание слов «инженер» и «клетка головного мозга» показалось бы невероятным), Юрий помешан на усовершенствовании различных приборов, которых здесь очень много. Они стоят вдоль стен комнаты, примыкающей к операционной. В соседнем помещении находится счетная машина.

Кстати сказать, Бехтерева – решительный сторонник все большей связи медицины с новейшими машинами и приборами, хотя знает, что в этом ее не всегда поддерживают некоторые коллеги. Недоверие к «машинному лечению» возникает, по ее мнению, не из-за того, что уязвимы приборы и их показания, а от неумения соединить полученные данные с результатами тщательного осмотра, прослушивания, изучения больного самим врачом.

В торжественной и просторной операционной, тоже обильно оснащенной аппаратурой, сразу возникает подсознательное ощущение тревоги. Здесь совершается проникновение в глубины мозга.

На шесть – восемь сантиметров вводится в мозг игла с электродами. Она достигает подкорки, носительницы врожденных рефлексов. Но, чтобы среди 14 миллиардов найти одну, две, три болезнетворных клетки и с ювелирной точностью подвести к ним собранные в пучок по нескольку волосков электроды 50–100 микрон в диаметре, нужно обладать величайшим искусством.

В тайной кладовой мозга замешиваются первоосновы людских болей и радостей, человеческая гениальность и ограниченность. Попавшие в цель электроды, к которым подключены токи, рисуют перед исследователем картину общих зависимостей различных участков мозга и, как говорит Наталья Петровна Бехтерева, ставят и уточняют «некоторые важнейшие вопросы возникновения и распределения биопотенциалов и физиологической сущности биоэлектрических явлений мозга человека».