(не) истинная. Полюбить вновь - Екатерина Евгеньева

Воспоминания навалились разом, открытой плотиной хлынули, сметая всё на своём пути, заставляя вспомнить каждую деталь с рождения, прожить заново каждую минуту и испытать снова всю ту боль, что была в его жизни. Он упал на колени и схватился за голову в надежде замедлить фрагменты жизни. Голова разрывалась от боли, и Лайонелю пришлось медленно отползать из комнаты, чтобы не разбудить Амалию. Теперь он знал, кто это. В ту же секунду, как образы прошлого стали ему доступны, он вспомнил её. Невероятную девушку, что видел лишь раз на балу. Женщину, ради мести за которую он проделал такой путь. Его Амалия, его Ами, его Лина. Быстро написав сообщение для своей истинной на обратной стороне рисунка, вернувшего ему память, он сразу же перенёсся порталом во дворец.

Но вместе с воспоминаниями о ней пришли и те, что он бы хотел вновь забыть. Он вспомнил, как его кулак раз за разом врезался в лицо герцога Андорского, вспомнил, как Виктор увёл его из комнаты, пока он не совершил непоправимое. А дальше начался ад.

Глава 19.2

Лайонель, день пропажи Амалии

Допросы, задержания, снова допросы и аресты.

Он вспомнил, как медленно, сдерживая и останавливая себя, спускался в подвал пыточной. Туда, откуда заключённые не возвращались, либо возвращались совсем другими людьми. Обычно он присутствовал на пытках как наблюдатель, задавал нужные вопросы и смотрел. Смотрел, как стирается улыбка с лица людей, уверенных в своей безнаказанности. Смотрел, как появляется страх в глазах заключенных, понявших, что всё серьёзно и их не по ошибке доставили сюда. Он шёл в место, где стены видели больше мучений и раскаянья, чем все служители храмов вместе взятые. Место, где последним, что видели узники, был лишь сумрак и лицо палача, приводящего в действие приговор. Сейчас он хотел им быть. Быть тем, кто выбьет из Дерека Андорского всю правду, тем, кто порвёт тот призрачный волос над дамокловым мечом и свершит правосудие.

— Он готов? — Лайонель вошёл в каземат, сморщившись от запаха крови и страха, что излучал задержанный.

— А ты? — Виктор не хотел верить, что его друг, старающийся без необходимости не касаться грязи и беспощадности допросов, в этот раз решил сделать всё сам. Отчасти он понимал, что, потеряв свою истинную, Лайонель лишился части себя и теперь вынужден будет мучаться всё оставшееся время, пока не найдет её.

— Как никогда прежде. — Лайонель закатал рукава безупречно белой рубашки, так неестественно смотрящейся в этом месте, и начал подходить к связанному пленнику.

Занесённый над ним кулак остановил страж, резко ворвавшийся в дверь:

— Срочное донесение для герцога Ланкастского от его величества. — В руки Лайонелю легла депеша, а сам посыльный, убедившись, что конверт вскрыт, отправился вон.

— Чтоб тебя! — Лайонель, в гневе глядя на Дерека, смял бумагу и отошел в сторону от пленника.

— Просит тебя не вмешиваться и дать сделать мне всю грязную работу? — Виктор понимал, что король не допустит, чтобы его сын замарал руки. Видеть — это одно, а принимать непосредственное участие — совсем другое, не по статусу сыну правителя.

— Не просит, приказывает. — Лайонель устало протёр глаза, ставшие за последние сутки красными от недосыпа, и взлохматил волосы.

— Не припомню, чтобы он именно приказывал. Обычно ограничивался простой беседой.

— Знал, что не послушаю. А нарушить приказ не имею права. Что ж, Виктор, приступай. Я с удовольствием посмотрю.

Лайонель отошёл в сторону, уступая место другу. Хоть на вид Виктор и был довольно маленького роста, с чёрными бегающими глазами, часто улыбался и создавал впечатление добродушного человека, на самом деле всё было наоборот. Имеющий редкий даже для драконов дар менталиста, он мог сделать то, что по мнению многих чиновников было хуже смерти — вывернуть наизнанку все воспоминания, пройтись в грубых грязных сапогах по всем закоулкам памяти, не заботясь, что будет после, и оставляя после себя лишь пустошь из осколков жизни человека. К его услугам прибегали, когда решение о судьбе допрашиваемого уже принято и не надо расшаркиваться перед последним аккордом жизни преступника. Таким для него сегодня и был герцог Дерек Андорский, седьмой сын основателя рода, лишённый ныне не только земель, но и титула, состояния, права на защиту. Можно было сказать, что два человека, стоявшие сейчас в допросной, были последними, кого он увидит перед смертью.

Виктор, подойдя на расстояние вытянутой руки к бывшему герцогу, лишённому даже права говорить, занёс над ним руки и начал. От ладоней моментально пошёл серый туман, клубясь и медленно приближаясь к сидящему на стуле мужчине.

Лайонель с презрением наблюдал, как некогда высокомерный герцог сейчас скулит и пытается вырваться от серых щупалец менталиста. Как кровь начинает медленно сочиться из его носа, спускается по лицу и сливается с грязной одеждой. Он видел, как бледнеет лицо врага, погубившего его пару, и где-то внутри рождалось чувство не ненависти ко всему происходящему, а безысходности. Её не сможет вернуть ничего, она пропала, и был лишь призрачный шанс, что усилия Виктора принесут свои плоды. Когда в помещении стал тихо, будто на кладбище в полнолуние, серый туман отступил, возвращаясь к хозяину.

— Ну что? Ты увидел, где она? — Сейчас Лайонеля волновало лишь то, знал ли сам Дерек, что случилось с его женой.

— К сожалению, нет. Воспоминания мелькают, всё не чётко. Когда она пропала, он был внизу. Даже не видел ни своего ребёнка, ни её.

— Мразь. Жаль, его нельзя воскресить и повторить всё вновь. Ты видел кто?

Виктор устало помотал головой. Несмотря на ментальный дар, такие способы допроса не проходили для него бесследно, забирая уйму сил на восстановление. И сейчас он шатался от усталости, еле стоя на ногах. В любом другом случае он бы сначала восстановил силы и только потом рассказал о том, что узнал. Но сейчас был другой случай. Он видел, насколько сильно переживает Лайонель, как рвётся покарать виновных и спасти тех, кого ещё можно.

— Он всё время был в капюшоне. И имён они практически не называли.

— Умный. И как нам его найти? — Лайонель понимал, что если не закончить это сейчас, то всё может повториться вновь. — С другими людьми,