Иван Грозный: Кровавый поэт - Александр Бушков

    А впрочем, с тем же успехом новгородцы воевали и с соседним Псковом. Правда, псковичи тоже были не ангелы и уж никак не воители за Святую Русь: в 1442 г. они ходили войной на Новгород в союзе с ливонскими рыцарями (вообще, новгородско-псковские войны - история прямо-таки бесконечная, как песня табунщика).

    В середине XV в. Новгород заключил-таки с Москвой договор, в котором признавал себя вассалом московского великого князя, - но с оговоркой о соблюдении «старины». «Старина» как раз и заключалась в том, что кучка новгородских бояр распоряжалась в своих вотчинах, как хотела, без оглядки на писаные законы, права человека и прочие глупости - тот самый феодализм чистейшей воды, который потом будет ломать через колено Иван Грозный…

    Ну а в 1470 г. новгородские бояре, ревнители веры православной, без малейших колебаний собрались передаться «латынцу», королю польскому и великому князю литовскому Казимиру. Стоявшие у «штурвала» знатные особы, боярыня Марфа Борецкая и ее отпрыски, по всей форме заключили с королем договор, где признавали Новгород вассалом польско-литовской короны.

    И вот тут уж на Новгород вновь двинулись московские полки, усиленные псковскими дружинами… Новгород с треском проиграл четыре сражения подряд, причем московско-псковские рати наголову разносили противника, превосходившего их по численности в несколько раз: на реке Шелони десятитысячный московский отряд разбил вдребезги и пополам сорокатысячное новгородское полчище…

    Примерно так обстояло и в других случаях. Рядовые новгородцы (да и тамошнее высшее духовенство) не особенно и горели желанием воевать (король Казимир благоразумно в эту свару вмешиваться не стал вообще), а кучку «подписантов» великий князь Московский отправил на плаху…

    Так вот, поход Грозного на Новгород состоялся после того, как к нему явился некий Петр Волынец и сообщил, что новгородцы, как в прежние времена, собрались перейти в польское подданство, грамоту об этом вместе с «лучшими людьми города» подписал архиепископ Новгородский Пимен, и она хранится в Софийском соборе за образом Богоматери.

    Грозный отправил с Волынцом в Новгород тайных агентов. За иконой и в самом деле нашли грамоту, потихонечку ее изъяли и привезли в Москву. Подписи оказались подлинными. Мало того, дальнейшее расследование показало, что ниточки из Новгорода тянутся к князю Владимиру Ста-рицкому, без которого не обходилась ни одна заварушка. Планировалось, что Старицкий, свергнув царя и заняв его место, в обмен на новгородскую поддержку вернет Новгороду прежнюю самостоятельность - и все заживут по любезной сердцу «старине».

    Это - официальная версия событий, исходящая от царского двора. Как и следовало ожидать, либеральные историки вроде Соловьева подвергли ее прежестокой критике, утверждая, что никакой грамоты не было, а если и была, то ее состряпал обиженный за что-то на новгородцев Петр Волынец, с необычайным искусством подделавший все до единой подписи.

    Вообще-то сама грамота до историков не дошла, бесследно сгинув еще в шестнадцатом веке - а потому опять-таки имеют право на существование обе версии. Как можно безоговорочно утверждать и подложность, и подлинность документа, которого никто не видел и в руках не держал?

    Но если, подобно «либералам», качать на косвенных, то придется признать, что новгородцы могли совершить именно то, в чем их обвинял Грозный: такое, в конце концов, с ними случалось не впервые, да и Старицкий, каждая собака знала, спал и видел во сне русский престол…

    Короче говоря, опричное войско в глубочайшей тайне выступило в Новгород, надежно его блокировало - и началось… Никто в принципе не отрицает, что в Новгороде происходили массовые казни и прочие зверства. Сомнения вызывает только их размах. Поминавшийся уже Джером Горсей, не моргнув глазом, уверял европейскую общественность, что «тиран» уничтожил в Новгороде семьсот тысяч человек (при тогдашнем населении Новгорода в тридцать тысяч).

    Реальное число погибших, вероятно, все же близко к тем трем тысячам, о которых пишут многие историки. Все другие цифры, значительно завышенные, а также утверждения, что террор и грабеж был поистине тотальным, доверия не внушают - потому что принадлежат Штадену, Таубе и Крузе, чья репутация в качестве независимых экспертов весьма сомнительна. И уж безусловно, речь не шла о «патологических зверствах безумного тирана» - поскольку происходившее ничуть не напоминало слепую резню: будь Грозный тем самым примитивным садистом, он с тем же тупым сладострастием выжег бы и Псков, а всех жителей перерезал.

    Но в том-то и штука, что Псков, куда опричное войско направилось после Новгорода, практически не пострадал. Грозный велел, правда, изрядно пограбить город - но казней там не было (что скрепя сердце признал даже истовый сторонник версии о «безумном тиране» Соловьев…). Ну а потом, когда Грозный вернулся в Москву, началось следствие о сношениях новгородского архиепископа и «лучших людей» с московским боярством. Казнено было немало, но сто восемьдесят человек, привлеченных по этому делу, реабилитировали полностью и не оштрафовали даже на копейку…

    К сожалению, материалы расследования до нас не дошли. Однако, сдается мне, вышеописанное течение событий позволяет выдвинуть версию, лишенную каких бы то ни было «тиранических безумств». Все выглядит вполне реалистично и жизненно. Обычный заговор, один из многих. В Новгороде Грозный, надо полагать, не только тешил душеньку злодействами, но и вел вдумчивое следствие - и заинтересованные лица выложили немало интересного. На основе полученной информации с псковичами, в заговоре не замешанными, обошлись, в общем, мягко, в Москве с замешанными разделались, как полагается, а невиноватых не тронули. Подобных заговоров в мировой истории пруд пруди. А беллетристика - она и есть беллетристика, идет ли речь о трех мушкетерах Дюма или князе Серебряном Толстого.

    Вот, кстати, Дюма. «Три мушкетера», часть первая, глава вторая. В приемной де Тревиля горячится Портос…

    «Кардинал выслеживает дворянина, он с помощью предателя, разбойника, висельника похищает у него письма и, пользуясь все тем же шпионом, на основании этих писем добивается казни Шале под нелепым предлогом, будто бы Шале собирался убить короля и женить герцога Орлеанского на королеве!»

    И у читателя поневоле оседает в подсознании, что гнусный кардинал по ложному обвинению казнил некоего благородного человека по имени де Шале…

    Вот только через тридцать лет сам Дюма напишет новый роман о том времени, основанный уже не на фантазиях, а на строгой истории. И окажется, что кардинал не столь уж гнусен, а де Шале не так уж и благороден. Черт его знает, как там обстояло дело с королем, но вот кардинала Ришелье означенный де Шале и в самом деле собирался убить. Пригласить к себе в гости и там зарезать. Потому что кардинал, мерзавец этакий, смеет покушаться на исконные вольности дворянства, требует подчинения королю, о государстве талдычит…

    Де Шале был настолько глуп и неосторожен, что подробно излагал свои замыслы в письмах друзьям, которых собрался вовлечь в свою затею. Письма перехватили. И суд приговорил их автора к отсечению головы. Не столь уж и «нелепый» предлог…

    К сожалению, среди наших авторов исторических романов, порой вульгарно переписывавших Штадена, Таубе, Крузе и прочих баснописцев, подобного здравомыслия что-то не отмечено. И родилось немало творений, обличающих «безумного тирана» - что самое грустное, вполне талантливых…

    Вот роман не самого бездарного писателя (которого я с детства люблю и уважаю за другие его книги, поэтому фамилию и название опущу): Иван Грозный с опричниками, заливаясь безумным хохотом, разоряют деревню, имевшую несчастье оказаться в «земщине». Несчастных баб и девок раздели догола, выпустили в поле и стреляют по ним из луков…

    Это наш автор, не особенно и задумываясь, почерпнул у Генриха Штадена.

    Вот пьеса А. Н. Островского «Василиса Мелентьева»: свирепствует зловещий глава опричников Малюта Скуратов, хватая честных людей направо и налево прямо в царском дворце (безвинных, разумеется!) а кровавый тиран Грозный вовсю крутит роман с дамочкой Василисой, которую по садизму своему велит, конечно же, потом зарезати…

    «Жену Грозного Василису Мелентьеву», по некоторым данным, выдумал не кто иной, как известный фальсификатор древних рукописей Сулукадзев, из сочинений которого, выдаваемых за подлинные «антики», она и попала в иные научные труды. А глава опричников Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, кстати, погиб честной солдатской смертью, командуя штурмом ливонской крепости Пайда - и в реальности вовсе не был монстром…

    И так далее, и тому подобное. Иногда - беззастенчивое переписывание сочиненных черт-те кем сказок, а иногда и чуточку поизящнее - умолчание, полуправда. Частенько встречаются стенания по поводу тяжкой участи безвинных бояр, дворян и прочего народа, который Грозный безжалостно выселял из опричных земель, - вот только не упоминается, что все выселяемые получали соответствующую компенсацию - такие же земли только в других местах, подальше. Потому что интрига заключалась отнюдь не в том, чтобы «ограбить», - господ феодалов просто-напросто отрывали от насиженных мест, от личных армий, с которыми они то и дело норовили устроить очередную заварушку, от преданной дворни, от многочисленных вассалов и прочей челяди. С вульгарным грабежом это имеет мало общего. Ну и, наконец, добросовестными историками с документами и цифрами в руках давным-давно доказано: при разгромах прежних боярских уделов страдали главным образом особы приближенные - дворяне и дворня, холопы и личные дружинники.