Лесная колдунья - Галина Гордиенко

Личико Василисы становилось растерянным и печальным. Она, сельская жительница, пока не понимала, что самое страшное и самое полное одиночество — это одиночество среди толпы.

В ее крохотном лесничестве каждый человек вызывал интерес, каждое событие, слишком однообразна там жизнь, слишком мало людей. Зато здесь, в городе, взгляд привлекала скорее цветущая клумба, чем одинокий старик или плачущий ребенок. Равнодушие — визитная карточка любого мегаполиса, скоро малышка это поймет.

Автобус резко качнуло при остановке. Кирилл охотно качнулся вместе с толпой, будто нечаянно смазав носом по пушистым рыжим волосам. На него почему-то остро пахнуло лесом, и Кирилл с усмешкой шепнул Василисе:

— От тебя пахнет солнцем, ты знаешь?

— Зато от тебя пылью и бензином, — огрызнулась Василиса. — И нечего на меня падать!

— Ты всегда злишься, слыша комплименты?

— А это что… был комплимент?!

— А что, по-твоему?

— Ты обозвал меня рыжей!

— Я всего лишь сказал, что от тебя пахнет солнцем.

— Вот-вот!

— А при чем тут цвет твоих волос?

Василиса растерянно моргнула, не в силах ответить — действительно, при чем тут ее волосы? Она просто не ожидала услышать от этого типа ничего хорошего, вот и…

— Солнце, оно, сам знаешь… — растерянно пробормотала она.

— Рыжее, хочешь сказать? Василиса хмуро кивнула.

— А почему не золотое?

— Какая разница?!

Кирилл негромко рассмеялся. Василиса отвернулась к окну, понимая, что ведет себя как ребенок. Глупо и вызывающе, как маленькая Лелька, когда ждет от нее, Василисы, какого-нибудь подвоха.

«Жаль, что Лерка с Оскаром не пошли на метро, а оттуда к дому пешком, — грустно размышляла она, выписывая пальцем по пыльному стеклу замысловатые узоры. — Ненавижу набитые автобусы, Кирилл оказывается слишком близко, и… — Она покраснела в очередной раз и сердито сказала себе: — Он ничуть мне не нравится, просто раздражает безмерно, вот я и дергаюсь…»

Влюбленные простились, как всегда, у остановки. Хмурый Оскар неохотно запрыгнул в подошедший автобус, а Лера долго еще стояла, провожая глазами набитую людьми машину.

Потом она неспешно побрела к парку. Василиса пропустила ее метров на сто вперед и пошла следом. Теперь, если даже двоюродная сестра и обернется, можно сказать, что она тоже возвращается домой.

На Кирилла девушка старалась не обращать внимания, напомнив себе, что она занята делом, а что тут делает этот белобрысый, она и знать не желает.

Мало ли кто прогуливается вечером по аллеям парка? А рядом идет, так что с того? Дорога для всех, не для нее одной.

Лера спокойно шла к дому, и Василиса позавидовала ее беспечности. Едва они отошли от фонтана достаточно далеко, девушке снова стало не по себе: кто-то буквально сверлил взглядом ее затылок. Очень недобро смотрел, враждебно, угрожающе даже.

Василиса безразлично скользнула глазами по зарослям сирени и с досадой подумала, что из-за идущего рядом Кирилла не может уйти в нужное состояние. Коська почему-то называл его трансом, она сама — слиянием.

Рокотов безумно отвлекал ее!

Нет, он не то чтобы мешал, но…

Василисе совсем не хотелось, чтобы он принял ее за сумасшедшую. Коська рассказывал, как она выглядит и ведет себя, оказавшись в этом странном состоянии.

Внешне — как сомнамбула.

А когда чувствует опасность — как хищный зверь.

Коська почему-то считал, что Василиса похожа в эти минуты на рысь, особенно с ее привычкой передвигаться по «верхнему» лесу, то есть по веткам деревьев.

Говорил — Василиса буквально перелетала с дерева на дерево, цепляясь за ветви не глядя, они словно сами подставлялись под руки, это порой пугало Нарышкина до полусмерти. Коська ненавидел мистику и в сердцах напоминал Василисе об ее «ведьминской» природе.

Если честно, Василиса предпочитала походить на рысь.

Правда, когда Коська злился, он обзывал ее даже не ведьмой или рысью, а обезьяной.

Иногда — рыжей обезьяной!

«Интересно, насколько у Рустама хватит сил вот так без толку дежурить в парке? — думала Василиса, искоса поглядывая на безмятежную физиономию Рокотова. — Сейчас он ко мне не лезет, понятно, к чему ему лишний свидетель. К тому же…»

Василиса неохотно признала, что вряд ли Кирилл — пусть он и змей белобрысый! — будет стоять в сторонке и ждать, пока с ней расправятся. Рустам, видимо, это прекрасно понимает.

«Наверное, считает, что Рокотов просто за мной ухаживает. — Она хмуро улыбнулась. — Вряд ли догадывается, что это „охрана“, вот бы Коська посмеялся…»

Василиса подняла небольшой камень и подбросила его несколько раз в воздух, будто забавляясь. Потом остановилась у молоденькой рябинки и сделала вид, что поправляет шнурки, мучительно прислушиваясь к шуму листвы над головой и легко касаясь тонкой коры.

Она буквально на секунды слилась с парком и задрожала от ужаса, тут же поймав мощный импульс неистовой злобы. Бессильной в данный момент и поэтому еще более страшной.

С болью выдирая себя из этого состояния — парк разочарованно застонал, отпуская ее, — Василиса выпрямилась и небрежно отбросила камень куда-то в кусты. Уловила едва слышный стон и удовлетворенно усмехнулась — попала.

Жаль, она не видела лица Рустама!

Зато Василиса мгновенно почувствовала, что свободна, ее не держит ничей взгляд, а враг поспешно удаляется, даже не особенно стараясь сохранять тишину.

Она посмотрела на Кирилла и удивленно приподняла брови, вдруг показалось: Рокотов тоже чувствовал слежку. Недавно еще жесткое лицо Кирилла стало мягче, серые глаза посветлели, стали прозрачными, губы уже подрагивали в привычной усмешке.

Неужели Рокотов действительно подозревал, что где-то в парке скрывается Рустам?! Поэтому и провожал ее каждый день до самого дома, а она-то, глупая, навыдумывала…

Василиса вспыхнула от злости на собственное легкомыслие и язвительно заметила, что не многим она отличается от своей двоюродной сестрицы. Только Лера принимает все как должное, а она противится — дурацкое неумение проигрывать кому бы то ни было, даже себе.

Лера уже вышла из парка и подходила к дому. Василиса увидела на крыльце курящего охранника и тут же выбросила сестру из головы — она сейчас в полной безопасности.

Василиса сжала губы, обдумывая, что сказать Рокотову, ей не хотелось больше видеть его ни минуты. Не хотелось зависеть от него, нечаянно вспоминая вечерами его слова или взгляд, не хотелось волноваться по утрам, выходя на крыльцо и ожидая — подойдет ли или уже забыл о ней.

Ей ненавистно врать себе!