Ник и другие я - Татьяна Лаас

Дождь усилился, словно проникся днем рождения Сэм и делал ей подарок – теперь её след точно не найдут.

Охранник так и остался на крыльце, продолжая следить за носящимися патрульными машинами – Сэм никогда ни у кого не вызывала опасений: слишком худая, слишком мелкая, слишком красивая, а когда еще и мокрая – полностью несчастная, как котенок, которого хочется пригреть. Котят не боятся, чем Сэм и пользовалась. Жаль только, что мокрые котята отчаянно мерзнут… Да и… Волосы уже начали пушиться и виться – сладу с ними никогда не было, а уже если намокали – совсем превращались в мелкие кудряшки, как у баранов. Папа иногда смеялся: «Мелкий мой барашек»… Только зря вот Сэм это вспомнила. Слезы сами навернулись, еще больше жалобя кассиршу. Та принесла с кассы полотенце:

– Вытрись, девочка… Что случилось-то?

– Мне бы пачку детской смеси… Закончилась. Только недорогую, пожалуйста… – Сэм застенчиво опустила взгляд вниз. Стыдно ей не было.

Кассирша вздохнула, оценивая вид Сэм:

– Молока нет, да?

Сэм лишь кивнула – она вообще не была способна к лактации, что уж поделать.

– Пойдем, дорогуша, посмотрим, что есть. Давно уже нашему губернатору пора озаботиться и выдавать бесплатно питание для детей, а то только языком горазд молоть о поддержке людей. Оборотни-то не экономят последний медяк, оборотни не страдают отсутствием молока. Да и размножаться уже не спешат. Пойдем, деточка… Сколько малышу-то месяцев?

Сэм горько вздохнула:

– Третий идет.

– Папаша-то помогает или одна? – кассирша направилась вглубь зала к аптечной секции.

– Одна… Папаша бросил нас.

– Оборотень, поди? Эти могут. Навешают лапшу на уши, погуляют и бросают – им-то что, человеческих девушек теперь много, не эта, так другая приглянется… Вот сволочи…

Сэм кивком подтвердила, вспоминая Парру:

– Сволочи. Мой даже не предупредил, что я вторая.

– Сволочь, – вновь повторила кассирша, останавливаясь перед полкой с питанием. – Выбирай…

Пальцы Сэм стали скользить по ценникам – денег было совсем ничего. Не носят нобили с собой деньги, только мелочь для чаевых. Кассирша вздохнула, обернулась на охранника, увлеченно разговаривавшего со стражем, и заговорщицки прошептала:

– Подожди тут. Сейчас из подсобки принесу – просрочка. Она списана уже, внучке своей собиралась отнести – та так же попала, как и ты… И ты не думай – использовать питание еще можно, там запас стерильности ого-го…

– Спасибо, – еле выдавила из себя Сэм, удивленная добротой кассирши. Именно это спасло пожилую, слишком участливую кассиршу от пробитой головы. Пока женщина ходила на склад, Сэм быстро метнулась в аптечную, закрытую на замок секцию. Перелетела через высокое ограждение, пока охранник был занят со стражем, схватила первый попавшийся на полке стандарт рецептурного антибиотика и рванула обратно к полке с питанием, трогательно прижимая к себе пачку со смесью.

Кассирша вынесла ей еще две пачки – не пожалела.

– Пойдем, дорогуша, на кассу… Никто не позаботится о нас, если мы не позаботимся сами. Ты заглядывай в конце месяца, хорошо?

Сэм робко улыбнулась, доставая из кармана джинсов промокшую банкноту:

– Спасибо… Я…

– Мы в конце месяца просрочку списываем. Может, еще что перепадет. Заглядывай, дорогуша…

Сэм лишь кивнула. Только заглядывать она не будет – ей не было стыдно за украденное лекарство, кассирша была права – сам о себе не позаботишься, никто не позаботится о тебе. Просто кассирша и охранник рано или поздно обнаружат пропажу лекарства и сообразят, кто это мог сделать. Глупо попасться стражам из-за просроченного питания.

Сэм вышла под дождь, прижимая к себе пачки со смесью. Посмотрела в темное, скрытое плотными тучами небо… Дождь явно не прекратится. Надо возвращаться домой, а ноги не несут. Стыло там, одиноко и тяжко. Последнее время Сэм ничего не радовало. Даже сегодняшняя удачная охота не радовала. И лекарство в кармане джинсов не радовало. Сил не было ни на что. Она слишком устала, особенно от предательств, которых в её жизни было слишком много.

Мама.

Ханыль.

Эмидайо… Вот его предательство слишком больно ударило по Сэм. Даже Парре не переплюнуть Эмидайо. Хотя… Хотя Заку Клауду удалось уделать обоих в плане предательства. Такого от своего зеленоглазого принца Сэм не ожидала. Оказалось, от предательства не защищают даже подписанные договора. Или договоры? Сэм не знала – её обучение прервалось в восемь лет и с тех пор не возобновлялось. Пусть будут договоры… Она направилась домой… То, что сейчас было её домом.

Сэм открыла тяжелую, скрипящую дверь, прошла мимо спящего консьержа, устало поднялась на последний восьмой этаж – лифт вновь не работал. Зашла в квартиру, ожидая услышать плач, но в ответ была тишина – у малышки давно закончились силы. Она лишь вздрагивала в своей корзинке всем своим тощим, мелким тельцем и упорно грызла кулачок. Вот упорство у неё явно было от отца.

Сэм направилась к раковине – мыть руки и готовить лекарство. Если и оно не поможет, Сэм не знала, что делать дальше. Сил давно не было. Она давно плыла по течению, перестав надеяться на возвращение Клауда. Она даже имя малышке не дала – думала, Зак сам выберет. А он просто не пришел. Даже деньги на счет перестал переводить, словно Сэм и малышки не существовало. Вот сволочь-то!

Выпоив лекарство и накормив малышку, Сэм принялась ходить по комнате взад-вперед, укачивая дочь. Саму её тоже клонило в сон, вроде и не должно, но последние месяцы Сэм постоянно хотела спать. Она присела в кресло, привычно укладывая малышку себе на плечо. Та сонно засопела, продолжая сосать кулачок. Сейчас Сэм даже случайно возникшая во сне улыбка дочери не радовала. Сэм прикрыла глаза, выпадая из этого мира.

Снова Единичка пыталась всем доказать, что именно она настоящая. Первая же! Такой номер случайно не дадут. Двойка спала. Тройка плакала – она всегда плакала. Сэм, точнее Пятерка, но сама она себя называла Ви – в честь римской цифры пять, просто сидела и смотрела в никуда. Она устала и плакать, и смиряться, и надеяться, и ждать. Семерка пыталась трансформироваться, но дар не откликался – видимо, его заблокировали. То, что он мог тогда еще не проснуться, в голову восьмилетней Сэм не приходило. Девятка в который раз пыталась доказать, что видела Одиннадцатую Сэм. Кроме Девятки эту пресловутую Одиннадцатую никто больше не видел. Десятка хмыкала, что у кое-кого галлюцинации – клон же! Может, даже бракованный.