Последняя игра - Алексей Рыбин

– Ты понял? – быстро спросил Кислый у Олега.

– Понял.

– Тогда езжайте. Я еще по Америке не нагулялся.

Он нагнулся к замершему Нику, оттолкнул его к дверце, перехватил руль и нажал на тормоз. Когда машина остановилась, вильнув к обочине, он открыл дверцу водителя и, сказав: «Извини, дружище», выпихнул Ника на асфальт, потом сам выскочил наружу, распахнул заднюю дверцу и, экономя слова и время, махнул рукой Олегу – давай, мол, рули!

Олег уже все понял. Он прыгнул на переднее сиденье, а Кислый в это время вытащил из машины винтовку, отбросил в сторону куртку, выполняющую роль чехла, и практически одновременно с тем, как Олег нажал на педаль газа, открыл огонь по первому джипу, который уже почти вплотную приблизился к их машине.

Настя потом удивлялась, насколько быстро произошла их, как это называется в шахматах, рокировка. Она успела даже махнуть рукой Кислому, который стоял посреди улицы, поливая огнем из автоматической винтовки несущиеся на него машины. Кажется, он заметил ее жест, но руки его были заняты, а изо рта неслись неслышные Насте, но вполне понятные ругательства.

– По Двадцать девятой, – бормотал Олег, – по Двадцать девятой…

Машина неслась по странно пустым после Манхэттена улицам Квинса.

Глава четырнадцатая

«Тесно, – думала Настя. – Как здесь тесно…»

Она физически ощущала эту тесноту, имея в виду не что-нибудь, а земной шар. Последние сутки, или двое, или трое – из-за бесконечной смены часовых поясов она утратила реальные представления о времени – они с Олегом только и занимались тем, что пересаживались с одного самолета на другой и летели куда-то. Сначала Настя еще обсуждала с Грабко маршрут следующего перелета, а потом плюнула и отдала бразды правления в руки Олега.

Они пересекли всю Америку, причем зигзагообразно – из Нью-Йорка через Чикаго в Сан-Франциско, потом обратно, через Канаду переправились в Москву, с легкостью перенесясь из одного полушария в другое, прорезая смену дня и ночи, то обгоняя время, то отставая от него.

Последние несколько «условных» часов Настя пробыла в какой-то полудреме-полубреду, иногда ей казалось, что они и не уезжали из Питера и что, стоит ей открыть глаза, она увидит себя на сиденье быковского джипа или «мерса». Она даже подбирала подходящую к случаю фразу, чтобы обратиться к Андрею, но глаза открывались, и снова она видела тусклый желтый свет, заливающий салон очередного самолета, дремавшего рядом Грабко и затылки редких пассажиров впереди.

Когда в очередной раз они вышли на землю, Грабко без улыбки посмотрел на нее и сказал:

– Ну вот мы и дома.

– Как – дома? – удивилась Настя. Она еще не поняла, что они уже в Москве. Но таможенник с деланно-равнодушным лицом вернул ее к действительности. И правда – Москва… Как все тесно…

– Что ты говоришь? – спросил Олег, не расслышав ее тихого бормотания.

– Я говорю, какая маленькая наша земля… Нигде не спрячешься…

– Это точно. Ну сейчас последний перелет и все…

Настя снова впала в теплое, мягкое забытье. Ей было уютно, и она шла за Олегом сначала к стоянке такси, потом послушно стояла в очереди на регистрацию – в Питер из Москвы народу хотело лететь значительно больше, чем из Сан-Франциско в столицу России…

Пулково…

– Все, Настя, приехали. Теперь что? Куда?

Это был вопрос. Если их пасут, а в последнем Грабко не сомневался ни секунды, то все их «хаты», офисы, дачи, рестораны – все это теперь для Насти и для него закрыто. Все «под колпаком»…

– Настя! Да очнись ты! Куда поедем-то?..

– Домой…

– Куда – домой? Нас же повяжут мгновенно. И отсюда надо валить срочно.

Грабко огляделся по сторонам. Вполне может быть, что в темной толпе пассажиров провожающих и встречающих, мелких и крупных жуликов, «работавших» в аэропорту «Пулково», не один и не два человечка от Михалыча бродят. Приглядывают как да что… Похоже, Михалыч этот и вправду даже самые смелые прогнозы Олега перескочил. Слишком уж разошелся дед… В Америке целые кварталы покупает, оружия немерено. Почти, да что – почти, легально оружейные склады создает…

– Я спать хочу, – детским капризным тоном сказала Настя.

– Слушай, да очнись ты… Поехали!

– На такси?

Олег не ответил. Если в Москве, где их точно не ждали, он сел в такси с не очень спокойным сердцем, то здесь что-то говорило ему, что рисковать не стоит. Такси – такое темное дело. За рулем кто угодно может оказаться… И кто сказал, что этот вездесущий Михалыч не пасет таксистскую мафию в Пулково?

– Нет, на автобусе.

– Хорошо, – безропотно согласилась Настя.

Олег пристально посмотрел на девочку. Настя уставилась взглядом в пол с совершенно отсутствующим видом. Припомнив ее поведение за последние несколько часов, Олег понял, что с ней совсем, совсем не все в порядке, что ей бы сейчас лечь в постель и несколько дней просто не вставать. Диету хорошую, врача бы, чтобы присматривал… Так ведь можно и умом тронуться. Перенапряглась девчонка, ежу понятно, перенапряглась. Да не просто так, а, кажется, опасно для жизни… во всяком случае, для нормального дальнейшего функционирования… Так ведь можно и в дурку загреметь…

– Пошли, – он тихонько взял Настю под локоть и медленно повел к стоянке автобуса.

В бумажнике Олега оставались еще русские деньги, и, втиснувшись в мгновенно набившийся народом тридцать девятый, он купил два талончика у кондуктора, сунул их в карман и с удивлением понял, что за последнее время отвык от общественного транспорта. Потная, жаркая толкотня, дикие запахи кислого перегоревшего в желудках пива, самопальной водки и несвежего мяса из аэропортовского буфета не раздражали его, а, наоборот, отвлекали от тягостных мыслей и придавали поездке некий колорит, давая Олегу почувствовать себя туристом в какой-нибудь экзотической восточной стране…

Настя же, казалось, вообще не реагировала на то, что творилось вокруг. «А ведь, – думал Олег, – она еще больше должна отвыкнуть от этой давки. Последние года два она ведь ни в метро, ни в автобус не садилась, наверное, ни разу…» Но, прижатая к заднему стеклу «Икаруса», девушка смотрела на грязноватый пиджак, обтягивающий широкую спину мужика, буквально падающего на нее при каждом рывке автобуса, и думала о чем-то своем. Она даже к окну ни разу не повернулась.

Когда автобус остановился на площади и народ повалил к дверям, толкаясь и поругиваясь вполголоса, по привычке злобно, но осторожно, чтобы не нарваться на кулак, случайно «наехав» на какого-нибудь отморозка, Олег взял Настю за локоть и спустил по ступенечкам на асфальт.

– Все, девочка моя, очнись. Думай давай, куда ехать.

Он поднял руку, и первое же такси вильнуло с Московского проспекта, остановившись в трех шагах от Олега.

– Проезжай, – махнул он рукой. – Извини, ошибся…

– Козел, – бросил в открытое окно водила, и его белая «Волга», взвизгнув колесами, унеслась вперед.

Олег остановил вторую машину и толкнул Настю на заднее сиденье.

– К Кузу поедем, – сказала она. – На Декабристов…

– Это кто? – спросил Грабко.

– Все нормально. На Декабристов, – проговорила Настя монотонно и отвернулась к окну.

Она смотрела на серые здания Московского проспекта, грязную толпу Сенной площади, обшарпанные стены с отвалившейся штукатуркой, черный блеск канала Грибоедова, взлетала и плюхалась на сиденье, когда машина скакала по ухабам, которыми богаты петербургские дороги вплоть до самого центра города, и на нее наваливалась тоска такой силы, какой не было еще в ее жизни ни разу. Даже когда погибли родители. Тоска, парализующая не только мысли, но и движения. Не было ни аппетита, ни желания закурить или выпить, даже мысль об Андрее, сидящем в тюрьме, мелькнула на мгновение и тут же исчезла, показавшись лишней и ненужной.

– Где встать-то? – спросил водитель, когда машина ехала уже по улице Декабристов.

– Настя? Ты что, спишь? – повернувшись к ней, Олег потряс ее за плечо. – Где остановиться?

– Вон там, на углу, – спокойно ответила она, стряхнув с плеча руку Олега. – Оставь меня в покое…

Олег расплатился с водителем и вопросительно взглянул на Настю.

– Туда, – сказала она тихо, махнув рукой в направлении арки проходного двора.

– Здесь надежно? – спросил Олег. – Что за люди?

– Куз. Марк. – Настя отвечала односложно, через силу, словно каждое слово давалось ей с огромным трудом. – Пьет сильно. Старый знакомый. Никто его искать не будет. Никому не нужен…

Настя далеко не всегда была так равнодушна к сорокалетнему журналисту Марку Кузу, в свое время блиставшему на страницах самых прогрессивных газет и журналов своими откровенными высказываниями и острыми фразами.

Он и в Настиной судьбе принимал самое живейшее участие, и в криминальные ее делишки был втянут, и работал даже на нее некоторое время, так сказать, уполномоченным по связям с общественностью. Но его призванием оставалась журналистика, и Марк, потрудившись на ниве полукриминального Настиного бизнеса, тогда еще вполне легального, связанного с музыкальными магазинами, покинул ее фирму. Не его это было дело. Он должен писать, а не бегать за кредитами и долговыми расписками…