Дневники - Иван Бунин

Да будет воля Божия – вот что надо твердить. И, подтянувшись, жить, работать, смириться мужественно.

10.XII.1933

В день получения prix Nobel.

Был готов к выезду в 4 1/2. Заехали в Гранд-отель за прочими лауреатами. Толпа едущих и идущих на улице. Очень большое здание – "концертное". Лауреатов провели отдельным входом. Все три молодые…. который должен был произнести обо мне речь (Секр. академии?).

В зале фанфары – входит король с семьей и придворные. Выходим на эстраду – король стоит, весь зал стоит.

Эстрада, кафедра. Для нас 4 стула с высокими спинками. Эстрада огромная, украшена мелкими бегониями, шведскими флагами (только шведскими, благодаря мне) и в глубине и по сторонам. Сели. Первые два ряда золоченые вышитые кресла и стулья – король в центре. Двор и родные короля. Король во фраке (?). Ордена, ленты, звезды, светлые туалеты дам – король не любит черного цвета, при дворе не носят темного. За королем и Двором, которые в первом ряду, во втором дипломаты. В следующем семья Нобель, Олейниковы. В четвертом ряду Вера, Галя, старушка-мать физика-лаурета. Первым говорил С. об Альфреде Нобеле.

Затем опять тишина, опять все встают, и я иду к королю. Шел я медленно. Спускаюсь по лестнице, подхожу к королю, который меня поражает в этот момент своим ростом. Он протягивает мне картон и футляр, где лежит медаль, затем пожимает мне руку и говорит несколько слов. Вспыхивает магний, нас снимают. Я отвечаю ему.

Аплодисменты прерывают наш разговор. Я делаю поклон и поднимаюсь снова на эстраду, где все продолжают стоять. Бросаются в глаза огромные вазы, высоко стоящие с огромными букетами белых цветов где-то очень высоко. Затем начинаются поздравления. Король уходит, и мы все в том же порядке уходим с эстрады в артистическую, где уже нас ждут друзья, знакомые, журналисты. Я не успеваю даже взглянуть на то, что у меня в руках. Кто-то выхватывает у меня папку и медаль и говорит, что это нужно где-то выставить. Затем мы уезжаем, еду я с этой милой старушкой-матерью. Она большая поклонница русской литературы, читала в подлиннике наших лучших писателей. Нас везут в Гранд-отель, откуда мы перейдем на банкет, даваемый Нобелевским Комитетом, на котором будет присутствовать кронпринц, многие принцы и принцессы, и перед которым нас и наших близких будут представлять королевской семье, и на котором каждый лауреат должен будет произнести речь.

Мой диплом отличался от других. Во-первых тем, что папка была не синяя, а светло-коричневая, а во-вторых, что в ней в красках написаны в русском билибинском стиле две картины, – особое внимание со стороны Нобелевского Комитета. Никогда, никому этого еще не делалось.

1934

«б.д.»

Летом в Грассе со мной случился у калитки "Бельведера" совершенно неожиданный внезапный обморок (первый раз в жизни): ездил с Зайцевым [178] к художнику Стеллецкому, очень устал за день, ничего не ел с утра до вечера и вот, возвратясь в Грасс из Канн в автокаре и поднявшись на гору к этой калитке, вдруг исчез, совершенно не заметив этого, – исчез весь в мгновение ока – меня вдруг не стало – настолько вдруг и молниеносно, что я даже не поймал этой секунды. Потом так же вдруг увидел и понял, что лежу в кабинете на диване, грудь облита водой, которую мне бесчувственному давали пить… Внезапная смерть, вероятно, то же самое.

1935

8.III.35. Grasse.

Уже пятый час, а все непрерывно идет мягкий снег – почти с утра. Бело сереющее небо (впрочем, не похоже на небо) и плавно, плавно – до головокружения, если смотреть пристально – текущая вниз белизна белых мух, хлопьев.

План ехать нам всем трем в Париж.

Разговор с Г. Я ей: "Наша душевная близость кончена". И ухом не повела.

6.VII.35. Grasse.

Бетховен говорил, что достиг мастерства тогда, когда перестал вкладывать в сонату содержание десяти сонат.

Вчера были в Ницце – я, Рощин, Марга и Г. Мы с Р. съездили еще в М. Карло. Жара, поразит, прекрасно.

Без конца длится страшно тяжелое для меня время.

15.VIII.35. Grasse.

Вчера Cannes, купанье в новой купальне, – все англичане, – тучи, ветер. В кафе встретил их. Выпил 2 рюмки коньяку. В Грассе купил Тавель и еще 1/4 коньяку. За обедом 1/2 б. вина, хлебнул еще коньяку, после обеда был очень говорлив, но не чувствовал себя во хмелю, лег полежать – и заснул. Проспал одетый до 4 утра, пил кофе и опять заснул до 10. Состояние странное, гибельное, но спокойное.

Так вот и умру когда-н. – заснув, – делаю над собой нечто непостижимое.

Успенье – весь день этот грасский звон колоколов – как на Пасху. «…»

Вчера был у Веры Маан (доктор). Ужасные мысли о ней. Если буду жив, вдруг могу остаться совсем один в мире.

Позавчера, в лунную ночь, М. устроила в саду скандал В.

У нас уже дней 5 Каллаш.

Любить значит верить.

1936

22.IV.36. Grasse.

Был в Cannes, взял билет в Париж на пятницу (нынче среда), в 10 ч. 37 утра (поезд Пульман). Шел по набержн., вдруг остановился: "Да к чему же вся эта непрерывная, двухлетняя мука? все равно ничему не поможешь! К черту, распрямись, забудь и не думай!" А как не думать? "Счастья, здоровья, много лет прожить и меня любить!" Все боль, нежность. Особенно когда слушаешь радио, что-нибудь прекрасное. «…»

23.IV.36.

Заснул вчера около двух часов ночи, нынче проснулся около 8. Живу не по годам. Надо опомниться. Иначе год, два – и старость.

Первый день хорошая погода.

Когда-то в этот день – 10 апр. 1907 г. уехал с В. в Палестину, соединил с нею свою жизнь.

26.IV.36. Париж.

Приехал позавчера (в пятницу) в половине одиннадцатого. Тотчас наделал глупостей: тотчас поехал на вечер Бальмонта. Но вечер уже кончился – с rue Las-Cases помчался в cafe Murat, потом в Les Fontaines, 2 больших рюмки мару, ужасная ночь.

Вчера серо, яркая молодая зелень и свинцовый тон неба – мрачное впечатление.

Вечером дома. Потом Rotond de la'Muette, Цетлины, Алданов [179] и Керенский со своей австралийкой (не первой молодости, в хороших мехах, еврейка, кажется).

Нынче дождь. Безнадежная тоска, грусть. Верно, пора сдаваться.

Выборы. Блюм [180].

8.V.36. Grasse.

Вернулся из Парижа позавчера.

В Польше читать мне не разрешили: "Просили писатели других держав", – очевидно, русские, советские, – "мы не разрешили, так что разрешить Бунину было бы не куртуазно".

О чувстве божественного – ночь, звезды, ходил в саду.

9.V.36. Grasse.

Весь день дождь. Убираю вещи – м.б., из Грасса, благодаря Блюму, придется бежать.

Дай Б. не сглазить – эти дни спокойнее. М.б., потому, что в Париже принимал 2 недели Pankrinol-Elexir.