Личное дело соблазнительницы - Галина Романова

— Могла Наталья твоя Юрию сообщить об этом? — Это Вешенков снова говорил сам с собой.

Но Надежда неожиданно оживилась.

— А ведь могла, Артур! Еще как могла! Она на этого Юру глаз положила с первого дня, как только он к нам пришел. А когда тот перед Соловьевой начал хвостом мести, Наталья просто из себя выходила.

Выйдешь! Как не выйти!

Эту Наталью Вешенков помнил смутно, но и то, что помнил, ему не особо нравилось. Что-то несимпатичное, конопатое, с ярко-выраженной завистью в глубоко посаженных глазах.

Какая из нее конкурентка рыжей Алисе? Никакая! Юра же не слепой. Вот попал мужик, так попал из-за любви.

И снова Вешенков пожалел юриста, пожалел просто по-мужски, из солидарности.

— И потом они могли подолгу, запершись, у него в кабинете сидеть. Наташка выходила оттуда с жутко довольной физиономией.

Надежда смутилась, вспомнив, как втайне завидовала некрасивой Наталье.

Надо же, думала она, наблюдая ее реверансы перед Стаселько Юрием, даже такой неинтересной, и то повезло. Что же на ее долю никого не выпало? Хоть на час бы, хоть бы минут на двадцать…

А вот как вышло! Так вышло, что вспоминать без стыда невозможно просто.

Их ведь словно волной вышибло из ее кабинета. И понесло потом по коридору, а потом и к его машине. Они даже не говорили почти по дороге, все ускоряя и ускоряя сначала шаги, потом скорость. Артур нарушал все мыслимые и немыслимые запреты, обозначенные знаками на обочинах. Стискивал зубы, покусывал губы и торопился, торопился, торопился…

Она тоже торопилась. Бежала вверх по лестнице, почти не глядя себе под ноги. Потом трижды уронила ключи от квартиры на пол, а перед этим все не могла их отыскать в сумочке. И все боялась, что вот сейчас они войдут к ней домой, и… все изменится в худшую сторону. Что-нибудь возьмет и случится. Либо он передумает, либо вспомнит о каком-нибудь неотложном задании, где его заждались, либо кто-нибудь обязательно не вовремя ему позвонит.

Позвонили ведь, черт, так некстати!

Позвонили на мобильный, и Артур начал говорить о чем-то непонятном и, как ей казалось, абсолютно неважном в этот момент. Говорил, а сам снимал ботинки, стаскивал с себя ветровку и все смотрел и смотрел на нее, и еще улыбался чему-то. Уж чему именно, она не знала. Может, собеседник его так развеселил, а может…

— Эй, ну ты чего притихла? — Он все же ей улыбался, как оказалось. Разговор давно закончил, телефон нарочно отключил и спрятал в кармане куртки, а улыбаться не перестал. — Надежда… Самое завораживающее женское имя, так ведь?

Она стояла в одном ботинке, второй держала в руках, намереваясь убрать его на полку для уличной обуви. Стояла, замерев, и едва не плакала. Так хорошо ей было, так трогательно и щемяще. И оттого, что все это давным-давно виделось ею в мечтаниях. И оттого еще, что этот несвоевременный телефонный звонок, кажется, ничего-ничего не испортил между ними.

Она не ошиблась в нем ни капельки. Он оказался именно таким, именно тем самым, которого она так ждала и фильмы про которого так любила смотреть всегда. Говорил все, как есть, без притворства. Что он устал, чтобы извинила, если что не так. И даже носок ей свой с дыркой показал, чудак! А она смеялась, смущалась и закрывалась от него подушкой.

Потом он выключил свет, улегся рядом, обнял ее и…

— Артур, — позвала Надежда едва слышно, не зная, спит он или нет. Он промолчал в ответ, а она даже обрадовалась, очень уж хотелось продолжить то, что начала, и боялась, что он, услышав, не поймет. — Знаешь, глупо, наверное, так думать, но ощущение того, что я в тебя влюбилась, не проходит! Странно так, неправильно. Два часа, как знакомы… Сразу постель, все по-бешеному, без обстоятельности и узнавания… Неправильно, а завораживает. И ощущение, что самое главное, не проходит! Я теперь понимаю…

И она замолчала. То, что внезапно пришло ей на ум, испугало настолько сильно, что она с силой зажмурила глаза, боясь расплакаться. Хорошо, что он успел уснуть к тому времени.

— Понимаешь что? — Вешенков не спал, он слушал ее, боясь шевельнуться.

То, что она тихо говорила, так ему нравилось, так его завораживало, что, когда Надежда внезапно замолчала, Артур расстроился.

— Понимаешь что, Надюш? — повторил он и потрепал по плечу, которое как стиснул, так и не отпускал до сих пор.

— Понимаю, почему в таких вот случаях обычно боятся наступления утра, — закончила она и все же разревелась. — Оно… оно ведь все испортит! Все поломает, все осветит и расставит по своим местам. Меня — на мое, тебя — на твое. Не хочу!

Она была права, Вешенков это понимал. И расстройство ее понимал и принимал близко к сердцу.

Утро…

Что делать, когда оно наступит? Уходить? Ну, это разумеется. Ему же на работу. Ей, кстати, тоже.

Уходить, смущенно пряча глаза от нее, чтобы она не рассмотрела в них его нерешительности, его непонимания того, что происходит.

А он ведь и в самом деле не понимал! Надежда была права, неправильно все как-то случилось у них, слишком торопливо, на бегу, между выездами по разработке фигурантов. Между делом вроде бы.

И он действительно не знал, что скажет и что подумает утром.

Ох уж это утро…

Оно у них получилось просто удивительным — утро, которого они оба так боялись.

Он проснулся, но глаз не открывал, дожидаясь, когда она ускользнет в ванную. Она на цыпочках кралась по спальне, выхватывая вещи из шкафа со скрипучей дверцей. Потом закрылась в ванной, и тогда уже он встал.

Подошел к шкафу, тронул дверцу, качнул ее туда-сюда. И вдруг подумал некстати, что надо бы смазать. Улыбнулся, одеваясь, и пошел на кухню.

Хорошо у нее было там, как и во всей квартире. В меру чисто, в меру уютно, но не так, как обычно бывает у дам ее возраста, когда те от одиночества начинают обрастать кошками, кактусами, вышитыми подушками и плетеными салфетками.

Он еще осмотрелся, помнится, с вечера, силясь понять, что тут так ему понравилось.

Ворох газет на журнальном столике. Не ровной стопкой, а вразброс, с завернутыми половинками некоторых страниц и пометками на полях. Плед, перекинутый через подлокотник кресла. Пепельница. В ней связка ключей, две пары очков в стильной оправе. На подоконнике телефонный справочник, распахнутый ровно посередине. А на полках много графики, керамики и экзотических безделушек.

Кухня порадовала Вешенкова тремя грязными тарелками в раковине, почти полностью засохшей традисканцией и домашними тапочками, забытыми под табуреткой.

Ага! Сразу повеселел Артур, ставя чайник на огонь. Не он один такой, оказывается.

И тут же понял, развеселившись, чем ему так понравилась ее квартира.

Отсутствием полной стерильности, которую так культивировала Лялька и всю жизнь пропагандировала теща. Он, может, и не убирался в доме в знак протеста, а? Может, акцию своеобразную устроил, освободившись от их ига, а сам о том и не подозревает?..

Когда Надежда зашла на кухню и застала Вешенкова в собственном фартуке возле шкворчащей сковородки с яичницей, то как-то вдруг поняла, что наступившее утро ничего между ними не испортило.

И оно еще может не раз повториться…

Глава 18

Коллега Артура был точной его копией, только лет на пятнадцать-двадцать помоложе. Он еще был свеженьким, крепеньким и щеголял в рубашке с чистеньким воротничком и манжетами, которую наверняка для него выгладила мать, кольца-то на безымянном пальце не было.

У него еще не читалось в глазах той усталости, с которой Вешенкову уже ни за что не расстаться. И азарт охотничий явственно читался в каждом его вопросе, что выдавало в нем пускай и не новичка, но и не профессионала.

Но она-то знала, что все это временно. Что все это пройдет. И он станет таким же, как Вешенков Артур Всеволодович. Хмурым, неулыбчивым, брюзжащим и вечно недовольным. Будет ходить в мятых рубашках и дырявых носках, потому что жена — если она у Валеры появится — не успеет с вечера приготовить все свежее. Или успеет, а он не обратит внимания и напялит впопыхах все вчерашнее, потому как некогда, потому как внизу машина ждет и потому как снова где-то что-то случилось…

Он будет точно таким же — этот мальчик, подумала Надежда и внезапно улыбнулась. Этим-то он и был ей симпатичен. Тем, что сильно напоминал ее Артура. Подумала так и едва не зажмурилась от счастья.

Уходя утром, Артур поцеловал ее у порога и пробормотал с уверенностью: до вечера. Раз сказал так, значит, вернется, хотя она и не просила, и не спрашивала, и не надоедала.

Она все же улыбнулась, не сдержавшись, своим мыслям. А мальчик тут же насторожился, приняв ее улыбку на свой счет.

— Что? — тут же посуровел он, хотя был до этого момента достаточно приветлив.

— Ничего, все в порядке, — поспешила Надежда с ответом, не рассказывать же, что улыбается от счастья, от того, что провела ночь в объятиях его коллеги. Вот ведь снова едва не разулыбалась… — Так вас что, собственно, интересует больше, Валерий Степанович? Где обреталась Инга Калинина до замужества или круг ее знакомств? Я правильно сформулировала ваши расплывчатые вопросы, ничего не перепутала?