Том 3. Публицистические произведения - Федор Тютчев

Вряд ли есть основания упрекать Тютчева, прожившего в Германии более 20 лет и переводившего И. В. Гёте, Ф. Шиллера, Г. Гейне и других ее писателей, в незнании немецкого языка. Напротив, он чутко уловил и даже несколько смягчил скрывавшийся за приведенным сравнением обобщающий смысл: принятые в европейских странах цивилизованные критерии оценки незаконных деяний не практикуются в России, чья армия пополняется преступниками, способными на «варварские» действия. Таким образом, речь должна идти не о патриотических разглагольствованиях, как замечает «немецкий путешественник», а об эмоциональном оживлении предававшихся забвению событий и фактов недавней истории и о заострении реально существовавших в Германии и на Западе в целом политических, идеологических, публицистических тенденций (см. коммент. к ст. «Россия и Германия». С. 255–265*, 283–286*) в одном из их конкретных проявлений.

Как видно из депеши Л. Г. Виолье, «искусное перо» Тютчева в 1830–1840 гг. не раз вступало в действие. Его анонимные (или под псевдонимом) публикации в немецкой печати пока не найдены и не атрибутированы исследователями. Непосредственные наблюдения за состоянием государственных умов и общественного мнения на Западе, специфика дипломатической работы, знание тайных пружин политики давали ему богатый материал для размышлений и для отстаивания правоты своих оценок и выводов. Анализ тютчевских депеш на рубеже 1830-х гг. позволил Т. Г. Динесман заключить, что в них «следует искать истоки идеи Тютчева, осуществлению которой впоследствии, по выходе в отставку, он был готов всецело посвятить себя. Эта идея — организация систематического воздействия на европейское общественное мнение путем консолидации европейских публицистов, известных своими симпатиями к России ‹…› В этих депешах впервые проявился публицистический темперамент Тютчева, именно в это время формировались те политические воззрения, которые впоследствии легли в основу его публицистики» (Динесман Т. Тютчев в Мюнхене (К истории дипломатической карьеры) // Тютч. сб. 1999. С. 146–147, 152). ‹Письмо…› стало первым (среди известных публикаций) публицистическим и фрагментарным выражением уже сформировавшейся к тому времени системы философско-исторических воззрений Тютчева, находивших ранее свое выражение лишь в нескольких поэтических произведениях.

…люди, уравниваемые подобным образом с галерными каторжниками, те же самые, что почти тридцать лет назад проливали реки крови на полях сражений своей родины, дабы добиться освобождения Германии, крови галерных каторжников, которая слилась в единый поток с кровью ваших отцов и ваших братьев, смыла позор Германии и восстановила ее независимость и честь. — Спустя сто лет после Отечественной войны 1812 г. английский публицист В. Стид подчеркивал: «Именно русская кампания сломила силу Наполеона. После отступления французов из Москвы Лейпциг и Ватерлоо были только выводами из уже решенной задачи. То, что не смогла осуществить вся Европа, поддерживаемая Британией, сделали русские своим мужеством, героизмом, самопожертвованием» (цит. по: Жилин П. А. Отечественная война 1812 года. М., 1988. С. 372). Несмотря на предрешенность «выводов» и ясно определенные цели войскам в приказе Александра I о начале заграничного похода («остается еще вам перейти за пределы империи не для завоевания или внесения войны в земли соседей наших, вы идете доставить себе спокойствие, а им — свободу и независимость»), на первом этапе войны 1813 г. Россия одна вела борьбу с Наполеоном, поскольку ее потенциальные союзники (Пруссия и Австрия) выступали ранее на стороне французского императора и не решались разрывать с ним прежние узы. Логика победоносного наступления русских войск вынудила прусского короля заключить в феврале 1813 г. Калишский союзный договор (к нему в июне присоединилась в Рейхенбахе и Австрия, и лишь в сентябре окончательно оформилась в Теплице русско-прусско-австрийская коалиция), гарантировавший восстановление Пруссии в границах 1806 г., а германским государствам — возвращение их независимости, что вызывало действенный энтузиазм среди местных жителей. «Весь немецкий народ за нас, даже саксонцы, — писал М. И. Кутузов из Калиша. — Немецкие государи не в силах больше остановить это движение. Им остается только примкнуть к нему. Между прочим, примерное поведение наших войск есть главная причина этого энтузиазма. Какая высокая нравственность наших солдат, какое поведение генералов!» (Кутузов М. И. Из личной переписки // Знамя. 1948. № 5. С. 116–117). В обращении к немецкому народу М. И. Кутузов взывал: «Жители Германии! Вся русская армия бьется за ваше благополучие. Неужели вы одни при столь благоприятных обстоятельствах останетесь равнодушными? ‹…› Глубокая связь русской военной мощи со всеми средствами, которые может представить Германия, даст возможность полностью осуществить нашу общую цель и восстановить мир, которого так страстно желает вся многострадальная Европа. Будьте сильны духом, мужественные и честные немцы!» (Внешняя политика России XIX и начала XX века: Документы Российского Министерства иностранных дел. Сер. первая. 1801–1815 гг. М., 1962. Т. 6. 1811–1812 гг. С. 621).

Подобные призывы ложились на почву, подготовленную патриотически настроенными военными и государственными деятелями Германии (Г. Ф. К. Штейн, Г. И. Д. Шарнгост, А. В. Гнейзенау, К. Клаузевиц, Ф. К. Теттенборн, В. К. Ф. Дернберг и др.), которым была дорога «независимость и честь» Германии, которые видели в России естественного союзника и по-своему понимали ее значение в историческом процессе. По словам фельдмаршала А. В. Гнейзенау в письме к Александру I, «если бы не превосходный дух русской нации, если бы не ее ненависть против чуждого угнетения ‹…› то цивилизованный мир погиб бы, подпав под деспотизм неистового тирана» (цит. по: Тарле Е. Нашествие Наполеона на Россию. М., 1943. С. 359). Ф. К. Теттенборн же считал своим отечеством и Россию, ибо в ней борются с Наполеоном (см. об этом: Поход русской армии против Наполеона в 1813 г. и освобождение Германии. Сб. документов. М., 1964. С. 54). Таких деятелей Тютчев относил к «великому поколению 1813 года» (см. коммент. к ст. «Россия и Германия». С. 258*), и некоторые из них принимали непосредственное участие в создании русско-немецкого легиона и формировании народного ополчения Пруссии. В начале вторжения наполеоновской армии в Россию входившим в ее состав немецким войскам было направлено воззвание («Призыв к немцам собраться под знамена Отечества и чести»), составленное бароном Г. Ф. К. Штейном, подписанное М. Б. Барклаем-де-Толли и гласившее: «Германцы! За что воюете вы с Россиею, за что проницаете чрез границы ее и нападаете с вооруженною рукою на народы, кои в течение нескольких веков состояли с вами в приятельских сношениях, принимали в недры свои тысячи соотчичей ваших, даровали талантам их награждение и определяли занятие трудолюбию их?» (цит. по: Листовки Отечественной войны 1812 г. М., 1962. С. 23). Когда же русская армия вступила на немецкую территорию, ее встречали как долгожданную освободительницу, с особым почтением относясь к казакам. «С каким восторгом нас принимают, — записал один из ее офицеров в своем дневнике на берлинской земле. — Имя русского сделалось именем защитника, спасителя Европы. Здесь получили мы достойную награду за труд наш» (Из дневников русского офицера о заграничном походе 1813 г. // РА. 1900. № 7. С. 286). Освобожденное население не только оказывало русским солдатам продовольственную или транспортную помощь, но и само включалось в активные боевые действия, организуя ополченские и партизанские отряды из ученых, помещиков, чиновников, многочисленной молодежи, вооружавшихся ружьями, саблями и палками. Простые солдаты и крестьяне-ополченцы составляли основу постоянно пополнявшейся из резервов русской армии, которая на втором этапе войны 1813 г. стала действовать совместно с прусскими, австрийскими и шведскими войсками. В октябре 1813 г. произошло грандиозное Лейпцигское сражение, в результате которого Наполеон потерпел сокрушительное поражение, а кровь союзников (потери русских войск составили 22 тыс., прусских — 16 тыс., австрийских — 12 тыс., а шведских — около 300 человек) принесла окончательное освобождение Германии и смыла ее позор.

Пройдитесь по департаментам Франции, где чужеземное вторжение оставило свой след в 1814 году, и спросите жителей этих провинций, какой солдат в отрядах неприятельских войск постоянно выказывал величайшую человечность, высочайшую дисциплину, наименьшую враждебность к мирным жителям, безоружным гражданам, — можно поставить сто против одного, что они назовут вам русского солдата. — Это утверждение совпадало с мнением самих французов: «Русские заслужили своим поведением благосклонность жителей, говоривших, что они предпочли бы поселить трех из них вместо одного баварца» (McNally. S. 107). В парижских театрах распевалась песенка: