101 Рейкьявик - Халлгримур Хельгасон

Во внешнем нагрудном кармане кожанки, застегнутом на молнию, лежит рождественский подарок двухмесячной давности — от Тупика. Оранжевая таблетка магнила под названием «экстази». Для меня она — эдакая таблетка Бонда: чтобы проглотить, если попадешься в лапы врагов, и сдохнуть до того, как разболтаешь им all the secrets.[190] Но если честно, то я, наверно, просто трусил ее принимать. Я — лузер. В моем кармане — презервативы годичной давности и экстази двухмесячной давности. Когда я начну жить? Наверно, тогда, когда я стану справлять собственный день рождения в другом месте, а не в туалете у своей (медицинской) сестры и ее мужа — психолога. Когда я пересплю с какими-нибудь другими 50 000 кронами, кроме возлюбленной своей матери. Через семь месяцев родится Йоун Пауль. Но, как бы то ни было, я в красных штанах. Да. В этом есть какой-то лайф. Чьи они? У Энгей есть старший брат? Как его зовут, Гранди? Однако скорее всего это штаны мамы Эсьи. Очищаю конфетку от обертки, медленно, как в кино, — да, я сейчас в кино, здесь экшн, я живу, об этом говорит пот на лбу, — это такой шоколадный домик, снизу гладкий. Близлежащей ватной палочкой я протыкаю в нем дырку и запихиваю в нее оранжевую таблетку под названием «экстази». Вот и отлично! Высасываю из ваты сладкий мозг и снова заворачиваю конфетку. Она выглядит так естественно, что по окончании процесса я смотрюсь в зеркало и говорю: «Bjorn. My паше is Bjorn. Hlynur Bjorn».[191] И пусть на мне нет смокинга — я профессионально вхожу обратно в гостиную. Ваза. Осталось две конфетки. Они увеличили звук телевизора. «Детский час». Раннвейг и Вороненок.[192] Вороненок подрос. Достаточно, чтоб все замолчали на час. Пробил мой детский час. Я бальдур-бьярнссоновским[193] движением подбрасываю экстазийную конфету в вазу и забираю две остальные. Гром и молния под моими пальцами, когда я разворачиваю одну из них. Целлофан отчаянно шелестит. Нервно запихиваю ее в рот. Ко второй пристает пот с моих ладоней. Успеваю сунуть ее в карман кожанки. Магги. Дорогой Магги. Скоро ты восстанешь. Зонтик лежит на столе. Кайф в вазе. У меня день рождения. Эльса беременна. Детский час. Передача для карликов. Магги смеется. Маленький племяш оборачивается. Смотрит на меня. Я смотрю на экран. Племяш встает. Племяш заглядывает в вазу. Племяш протягивает ручонку. Я мысленно вызываю на подмогу целую пожарную бригаду. Они уже включили брандспойты, у меня на лбу проступает пот. Шестилетний на экстази! Это его убьет. И-ууу, и-ууу! Я резко бросаюсь с дивана и сцапываю конфету из-под пальчиков племяша. Пытаюсь задиристо хохотать. Шестилетние глазенки, один взгляд. И: «Мама! Он заблал! Заблал конфетку! Ма-ма-а-а-а-а, э-э-э-э… я хочу… э-э-э!» Ничего себе! Он хочет «э». «Ну, ну…» — утешает Эльса. Я притворно дразню его, держу наркотик за обертку и машу им перед ним. Карапуз с плачем пытается дотянуться до нее. «Ну, Стейни! Успокойся! Другую возьмешь». Точно: Стейни. Его зовут Хавстейнн. В честь папы. Дедушки. Маленький зеленоглазый Седобородый. И где-то на беговой дорожке четыре тысячи сто шестьдесят бутылок виски поджидают, пока он наденет алкашиный костюм c рекламой «J amp;B» и «Джонни Уокера» и побежит свой непросыхаемый марафон, а вдоль дорожки уже выстроились столы, и бармен подает ему бутылку… которую он хватает на бегу… (Четыре бутылки в неделю за двадцать лет равно четыре тысячи сто шестьдесят, а потом — лечиться.) На днях смотрел такую передачу: сейчас нашли алкоголический ген, и его можно выявлять в детях. Превентивная мера. Детский садик Объединения по борьбе с алкоголизмом. На Воге. Для него это близко. «Не-е-е-е… э-э-э… он взял после… э-эдню-ю-ю…» Мне предоставляется время, чтобы нащупать пальцами в кармане другую конфетку, и я, как фокусник, машу уже ею. Я находчивый. «Да ничего, я просто дразню его». Стейни дерзко сцапывает ее и смотрит на меня изнасилованным взглядом: «Говнитель!» Неплохо. Не неправильно. Говнитель… Родитель говна? Вот у Мегаса в одной песне была такая строчка: «По ребенку рожает он в день, и всех — в унитаз».[194] «Стейни! Нехорошо так говорить своему дяде!» Я: «Нет такого ругательства — „говнитель“. Есть ругательство „говнюк“». Магги смотрит. Стейни: «Нет! Ты — говнитель!» Даже если ты боишься женщин, до детей им далеко. Уж они загнут так загнут. Умеют выбить из седла. Женщины и дети. От них лучше держаться подальше. Кажется, Эльса с Магги так же напуганы и беззащитны. Вот если дети захватят власть… Если они будут всем править… Да они и так всем правят. Своим автоматическим пулеметным плачем. Берут нас в заложники. Я быстро проверяю, нет ли у него переговорного устройства. Шоколадная конфетка. Тампон, чтобы затыкать детей. Всё кон. Слезки у Стейни высохли. Он опять садится на пол. Конфетка-«э» все еще у меня в левой руке. Бомба с часовым механизмом тикает в доме милого семейства. Делать или не делать, вот в чем вопрос. Миг — и Эльса встает и выходит на кухню. Шанс: я незаметно подбрасываю конфету в вазу. Отхлебываю пиво. Это — как хороший боевик. Пять сек. Затем: Магги подгребает голову к своему стакану. Краем глаза вижу, что он заметил конфету. Йесс! Не хватает только старого доброго спортивного комментатора Самуэля Эрна:

«И вот он тянется к стакану, нет, он полным ходом устремляется к вазе, и… Это последняя конфета. ПОСЛЕДНЯЯ КОНФЕТА! В вазе только одна конфета, и он берет ее. ОН БЕРЕТ ЕЕ! Хороший маневр! Молодец, Магнус Видар! Он разворачивает конфету. Но что это? Что такое? Эльса стремительно бежит по краю поля, из кухни, и говорит: „Как, разве еще одна осталась?“ И Магнус… МЯЧ У МАГНУСА ВИДАРА ВАГНССОНА, ОН ГОВОРИТ: „Ага. Дать тебе?“ И ЧТО ЖЕ? ЭЛЬСА ХАВСТЕЙНСДОТТИР, ЭЛЬСА ХАВСТЕЙНСДОТТИР В ЦЕНТРЕ ПОЛЯ, ОНА ГОВОРИТ: „давай!“ И МАГНУС… НЕУЖЕЛИ ОН ЕЕ ОТДАСТ?…» — тут я ненадолго прерываю спортивный репортаж из-за технических накладок, я сейчас наложу, я… я… Очки сползают с носа. Нос мокрый. Что я скажу? Ага, вот:

— Знаешь, а беременным шоколад нельзя.

— Ой, правда?

— Да. Я про это недавно передачу смотрел. В шоколаде содержатся какие-то вещества, которые вредны… вредны для… короче, из-за этого кости не сформируются как надо, там бел… белок, образуется слишком много белка.

— Правда? — спрашивает Магнус.

— С каких это пор ты стал разбираться в эмбр… — говорит Эльса и направляется к столу, к Магги и конфете.

— Нет, правда, я по телевизору видел. Если, конечно, ты не хочешь, чтоб у тебя родился какой-нибудь Стивен Хокинг…[195]

Хорошо. Хорошо сыграно. Но — Магги:

— Ну и что? Ему же вроде дали Нобеля?

Нет. Эльса подошла, стоит рядом с супругом, сидящим в кресле… нет… Она… Может, ей захотелось «э»? В ней сидит бесенок. Точнее, сидел. Прятала от меня журналы «Goal», а потом и «Bravo», выставляла дистанционку за окно. Курила. Кажется. На вечеринках пробовала косяки. А потом сестра удалила все это из себя медицинским путем и стала правильной. Может, ей действительно захотелось «э»? Но ребенок! Думаю я. Ребенок! Беременная под колесами? Нет! Она тянется за конфеткой. Магги поднимает глаза, и… Больше не могу. Переключаюсь опять на Самуэля Эрна:

«И ВОТ ВСЁ ДОШЛО ДО ТОЧКИ КИПЕНИЯ! ЗРИТЕЛИ НАВЕРНЯКА ОЦЕНЯТ… СТРАСТИ НАКАЛИЛИСЬ ДО ПРЕДЕЛА. СЕЙЧАС КРЫША СТАДИОНА БУКВАЛЬНО ТРЕСНЕТ… ЧТО ПРОИСХОДИТ? Трудно рассмотреть. Но вот: Эльса Хавстейнсдоттир заняла пустующее место. А конфета все еще у Магнуса Видара. Он поднимает ее, и… Отличная игра Магнуса Видара Вагнссона, он пробует передать пасс Эльсе Хавстейнсдоттир… Нет! На трибуне крик. Тренер гриндавикской комнады… Нет, это Хлин Бьёрн Хавстейнссон. Он говорит: „А еще от этого увеличивается риск выкидыша“. И. Магнус Видар. Ему приходится нелегко, но ЭЛЬСА ХАВСТЕЙНСДОТТИР подошла прямо к воротам. ПРЯМО К ВОРОТАМ. НЕУЖЕЛИ МАГНУС ВИДАР ЕЕ ОТДАСТ? ОН МОЖЕТ ОТДАТЬ ЕЕ. НЕТ. И ВСЁ ЖЕ. ДА. ОН СМОТРИТ НА ЭЛЬСУ. ГОВОРИТ: „Правда ведь?“ И НЕТ. ДА. ОН УХОДИТ. ОН ПРОРЫВАЕТСЯ. КАКО-О-ОЙ БРОСОК! МОЛОДЕЦ, МАГНУС ВИДАР ВАГНССОН! ОН БУКВАЛЬНО ВПИХИВАЕТ ЕГО В ВОРОТА! ОБАЛДЕТЬ! КАКОЙ ПРОРЫВ! КАКОЙ ГОЛ! ПОСМОТРИМ НА ЭТО ЕЩЕ РАЗ. В ЗАМЕДЛЕННОЙ СЪЕМКЕ».

Нижеподписавшийся измотан, страдает похмельным синдромом, двенадцать часов ничего не курил, шестьдесят часов не смотрел телевизор, сорок шесть часов не видел маму, тысяча четыреста шестьдесят семь часов ни с кем не спал, одет в красные штаны незнакомой худощавой женщины и сапоги Роберта, которые ему малы, с неприятным привкусом шоколада во рту и большой нуждой в прямой кишке (в основном состоящей из корнфлекса «Келвин Кляйн» напополам с душой хофийской хозяйки), стал персоной нонграта в «К-баре», вечно ненавидим незнакомой голой девушкой, разрушил красивую любовь подростков в Граварвоге, перевернул с ног на голову понятия милого зубоврачебного семейства из Гардабайра о формах сожительства, двое суток с тех пор, как мама сменила ориентацию, жду ребенка от Хофи, которая меня ненавидит, сделал ребенка Эльсе и… постепенно прихожу в себя после самых тяжелых секунд в моей жизни.