Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию - Алексей Сахнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вероятно, понимал. В ночь с 18 на 19 октября состоялось совещание Ленина, Троцкого, Свердлова и Сталина на котором обсуждалась тактика партии. В частности было, видимо, принято решение не призывать сторонников партии к вооруженному выступлению. На это решение ссылался через два дня Сталин: «Сокольников написал для завтрашнего номера «Правды» передовицу, заканчивающееся призывом к Советам и членам партии поднять восстание… Я после переговоров с Марией Ильиничной статью оставил без изменений, выбросив конец (с призывом), сославшись на решение позавчерашнего ночного совещания, противоречащее такому призыву». Итак, в узком кругу Ленин пошел на уступку Троцкому и другим сторонникам тактики «активной обороны».
Но в отличие от Каменева Троцкий в целом был за быстрый переход власти к большевикам, а не к «революционному фронту». Троцкий формально поддерживал тактику восстания, а Каменев активно боролся с нею. И всю ответственность за задержку восстания (в том числе и за колебания остальных большевиков) Ленин возлагал на него.
Получалось, что одно и то же заявление может рассматриваться как вполне своевременное или как недопустимое в зависимости от того, какова позиция его автора во внутрипартийной борьбе.
19 октября в официальном письме в Центральный комитет, Ленин требует исключить Зиновьева и Каменева из партии за «полный состав штрейкбрехерства», выразившийся в публикации во внепартийной печати заявления против партийного решения о восстании.
Зиновьев пытался протестовать против ленинских проклятий, ссылаясь на то, что Ленин сам рассылал свои письма в обход ЦК до принятия решения о вооруженном восстании, и, следовательно, точно также грешил против партийной дисциплины. «Неужели трудно понять, – негодовал в ответ Ленин – что до решения центром вопроса о стачке агитировать и за и против можно, а после решения в пользу стачки … после этого агитировать против стачки есть штрейкбрехерство?». Поняв, насколько серьезно на этот раз настроен Ленин, Зиновьев сделал 19 октября попытку сгладить конфликт. Он написал в редакцию «Рабочего пути» заявление, в котором утверждал, что «действительные мои взгляды по спорному вопросу очень далеки от тех, которые оспаривает тов. Ленин. Присоединяясь к вчерашнему заявлению т. Троцкого …, я думаю, что мы вполне можем сомкнуть ряды и отложить наш спор до более благоприятных обстоятельств». Это была почти капитуляция.
На Ленина, однако, этот жест не подействовал. Зато «парочка товарищей» получила неожиданную поддержку со стороны Сталина, который, как главный редактор ЦО, не только не проигнорировал заявление Зиновьева, но и 20 октября опубликовал его с благожелательным комментарием от имени редакции: «Мы в свою очередь выражаем надежду, что сделанным заявлением т. Зиновьева (а также заявлением т. Каменева в Совете) вопрос можно считать исчерпанным. Резкость тона статьи тов. Ленина не меняет того, что в основном мы остаемся единомышленниками».
В тот же день произошло очередное заседание ЦК. На нем присутствовало восемь членов ЦК (и ближе к концу к ним присоединилась Александра Коллонтай); ни Ленина, ни Каменева, ни Зиновьева не было. Главный вопрос повестки дня – ситуация вокруг заявления Каменева и предложения Ленина об исключении «парочки» из партии. Свердлов зачитал письмо Ленина. Сам он согласился с Ильичем в том, что поступок Каменева «ничем не может быть оправдан; но ЦК не имеет права исключать из партии». Вместо этого он предложил более умеренную меру: удовлетворить прошение Каменева о выходе из ЦК. Свердлова поддержали еще четверо – Троцкий, Сокольников, Дзержинский и Иоффе (кроме того, обоим оппозиционерам было запрещено выступать против решений ЦК). Трое – Сталин, Урицкий и Милютин – возражали против этого, предлагая «обязать этих двух тт. подчиниться, но оставить их в ЦК» (Сталин), как минимум вплоть до пленума ЦК. Милютин вообще доказывал, что «ничего особенного не произошло». Острота конфликта была непропорционально больше «преступления».
Троцкий заявил, что считает недопустимым публикацию заявления Зиновьева (и аналогичного заявления Луначарского), равно как и комментарий редакции. К его мнению присоединился Сокольников, который сообщил, что «не принимал участия в заявлении от редакции по поводу писем Зиновьева и т. п., считает это заявление ошибочным». Это так сильно задело Сталина, что он подал в отставку из редакции (которая, правда, принята не была).
Разгром оппозиции (включая формальный вывод из состава ЦК ее лидеров) был полным. Однако, эта операция способствовала выделению новой группы внутри ЦК, недовольной слишком радикальной расправой над оппозиционерами.
Исследуя биографию своего противника по внутрипартийной борьбе, Троцкий объясняет этот эпизод тем, что Сталин, будучи вынужденным сохранять внешнюю лояльность Ленину, в душе оставался сторонником более умеренного подхода и разделял опасения Каменева и Зиновьева. «Поведение Сталина – писал Троцкий – может казаться необъяснимым в свете созданной вокруг него легенды; на самом деле оно вполне отвечает его духовному складу. Недоверие к массам и подозрительная осторожность вынуждают его в моменты исторических решений отступать в тень, выжидать и, если возможно, страховаться на два случая. Защита Зиновьева и Каменева диктовалась отнюдь не сентиментальными соображениями. Сталин переменил в апреле официальную позицию, но не склад своей мысли. Если по голосованиям он был на стороне Ленина, то по настроению стоял ближе к Каменеву».
Такая интерпретация необъективна или, как минимум, неполна. Сталин традиционно относился к левому крылу партии, и в абсолютном большинстве случаев выступал солидарно с Лениным. Причем делал он это не из мимикрии, но, как свидетельствуют его статьи, в согласии со своими собственными взглядами. Его попытка протянуть руку помощи внутрипартийной оппозиции в самый критический для нее момент объясняется двумя мотивами. Во-первых, Сталин стремился максимально сократить издержки внутрипартийного конфликта и избежать возможного раскола. Об это он заявил на заседании 20 октября: «исключение из партии не рецепт, нужно сохранить единство партии». Во-вторых, он руководствовался, возможно, организационными соображениями другого характера. Два взаимосвязанных фактора – резкий взлет авторитета и значения Троцкого в большевистской партии и падение роли «старой гвардии» – наверняка играли для Сталина определенное значение. Он инстинктивно или сознательно проявлял солидарность со старыми товарищами, ветеранами большевизма, чье внутрипартийное поражение грозило ослабить позиции всей «когорты» и самого Сталина персонально.
Троцкий, хотя кратко и мимоходом, но все-таки упоминает о подобных мотивах Сталина: «К тому же недовольство своей ролью естественно толкало его на сторону других недовольных, хотя бы политически он с ними не вполне сходился».
Впрочем, быстро выяснилось, что Сталин не был единственным сторонником компромисса. В этом с ним были согласны многие лидеры «большинства». Даже Свердлов, выступавший на заседании ЦК в качестве защитника самых жестких мер, по всей видимости в ходе переговоров с Лениным стремился найти компромисс, смягчить конфликт.
Так, 22 или 23 октября Ленин написал Свердлову письмо, в котором перечислял сторонников «перемирия» в партии, причисляя к ним и самого Свердлова. «По делу Зиновьева и Каменева, – писал он – если вы (+ Сталин, Сокольников и Дзержинский) требуете компромисса, внесите против меня предложение о сдаче дела в партийный суд (факты ясны, что и Зиновьев срывал умышленно): это будет отсрочкой». Таким образом, за достижение компромисса во внутрипартийном конфликте выступили большинство цекистов. И Ленин, зная об этом, был готов, если не принять это предложенное ему перемирие, то хотя бы согласиться с «отсрочкой». Однако в том же письме Ленин просит Свердлова подтвердить тот факт, что ЦК принял отставку Каменева. Изгнание Каменева из ЦК он рассматривал как необходимое условие для «компромисса».
Уже через четыре дня, 24 октября Каменев, как ни в чем ни бывало сидел на своем месте в Смольном, принимая участие в заседании Центрального комитета. Об исключении его из состава руководящей партийной коллегии никто не вспоминал. Казалось бы, гора родила мышь: беспрецедентный по своей остроте конфликт в руководстве партии кончился ничем. Однако это не вполне так. Была выполнена главная задача, которую ставил перед собой Ленин: принципиальная оппозиция восстанию и захвату власти была разгромлена и подавлена. Может быть, это стало одним из факторов, позволившим так легко перевести партию и ВРК в режим восстания, как только правительство дало к этому первый повод. Принципиально бороться с этим теперь было некому.
«Октябрьский эпизод Каменева и Зиновьева» самым серьезным образом повлиял на дальнейшую судьбу этих двух деятелей и вообще на историю партии. На протяжении двух последующих десятилетий он неизменно упоминался в полемике в моменты наибольшего обострения внутрипартийной борьбы, а модель, задействованная в ходе борьбы Ленина и большинства ЦК с октябрьскими «штрейкбрехерами», послужила прообразом кампаний против многочисленных внутрипартийных оппозиций в 1920–1930 гг. Впрочем, эта модель выстраивалась ретроспективно, уже в новых условиях, лишь символически отсылая к истории октябрьского «штрейкбрехерства».
