Имбанутый. Том 4 (СИ) - Ра Дмитрий

Блин, а ведь аргумент. Я бы на его месте тоже держал рот на замке. Я решил спросить последний раз:

— Ты вообще ничего не можешь рассказать?

— Ну почему же. Тебя ждет смерть. Долгая и мучительная. И ты сам идешь в ее объятия…

Я закатил глаза:

— В ее объятия, блять. Так, ладно. Кто ему отрежет голову?

— Я! Я! — обрадовалась Катя и взяла у меня клинок.

Гурон заерзал:

— А ты уверен, хозяин? Как-то это жестоко, молотом мне по голове. Может и правда лучше сжечь? Меньше волокиты.

— Э, не. А вдруг он что-то интересное расскажет?

Ваулур стал еще белее:

— Ты не…

Я махнул рукой, подавая сигнал Кати рубить. Просвистел ветер и клинок плотно засел посередине вампирской шеи. Брызнула кровь. Ваулур раскрыл глаза от ужаса.

— Хм… — оценил я старания Кати.

— Хм… — согласился Леголас. — Между позвонками не попала, госпожа Катарсия.

— Ц.

— Мамочки, — вжалась в плечо Гурона Дриайя. — Опять кровь. Как же я от нее устала-а-а-а!

Под ор Ваулура Катя затараторила, выпиливая позвонок:

— Я вообще-то не ловчая. Я аристократка. Да не кричи ты. Сам же сказал, что не больно.

Я пожал плечами, отвернувшись от малоприятного зрелища:

— Ну ты сама изъявила желание. Я хотел Ашу попросить.

— Не.

* * *

Мы отправились в путь. К нашей пати присоединилась говорящая голова. Мы засунули ее в сколоченный деревянный ящик и не давали регенерировать, постоянно обрубая «лишние» части.

— Просто убейте меня, — ныл Ваулур.

Я посмотрел на Катарсию:

— Не понимаю, как он может разговаривать.

— Предполагаю, что у него в горле выросли часть легкого, гортань, грудина, пищевод. Все органы речи.

— Все равно не понимаю. Там же все сложно. Нервы-хуевры, мясо-хуясо. Нельзя просто взять и разговаривать отрубленной головой.

— Ты же видишь, что можно.

— Нет, нельзя. Отказываюсь в это верить.

— Неверие в реальность — плохой признак, — с любопытством посмотрела на меня Катя.

— Э-э-э, не смотри на меня так. Я не твой подопытный кизрум.

— Мяугкх! — возмутился котоящер на моем плече.

Я задумался. Итак, к вечеру мы дойдем до пустыни, а там целая неделя очень утомительного путешествия. Эх, жалко, что только я могу превращаться в летучих мышей. Ну ничего… не так уж я и тороплюсь. Особенно в одиночку.

Астария подошла к Йолопуки, тащившему закрытый ящик с головой:

— И почему эта вампирская собачонка не может использовать заклинания? Низшие заклятья вообще можно использовать мысленными указами.

После того, как мы отрубили голову вампиру, я отключился от него. Сопротивляться башка не стала, как и использовать заклинания.

— А смысл? — пожал я плечами. — Будет рыпаться, мы и голову сожжем.

Я подошел ближе и пнул ящик:

— Правильно я говорю?

— М-м-м-м!

— Не понял?

— М-м-м-м!

Я открыл крышку.

— Твою мать, кто ему кляп в рот засунул?! А я-то думал, че он такой тихий!

Все заозирались. Разоблачить виновника оказалось просто:

— Аша!

— А?

— Зачем?

— Чтобы ничего не говорил.

— Тебе-то он чем мешал? Пуки, а ты почему молчал?

— Йолопуки ничего не видел, — нагло соврал тролль и заулыбался.

Я приоткрыл деревянную крышку пошире, вытащил утрамбованную тряпицу изо рта. Голова раскашлялась, противно сокращаясь кусками мяса в том месте, где должны быть плечи.

— Вы безумцы… Кха-кха!

Я почесал макушку:

— Где-то я уже это слышал. Слушай, мы почти дошли до пустыни. И я уже придумал два способа развязать тебе язык. Первый. В песке выкопаю глубокую яму и выброшу голову туда. Как тебе?

— Я восстановлюсь, — сурово посмотрела на меня башка. — Медленно, но верно, я выберусь из-под толщи. И ты станешь моим самым страшным врагом.

— Хм, ладно, аргумент. А если я все наше путешествие буду держать тебя на раскаленном солнышке? Оно на нас влияет очень хуево.

Вампир поморщился от нового слова, но вопросов не задавал. Похоже он знает обо мне больше, чем я думаю.

Вскоре солнце ушло в закат, и ветер с пустыни чуть меньше жег наши лица. Мы впервые ступили на золотой песок. Но даже через обувь, я чувствовал, как он горяч.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Леголас нахмурился:

— При свете дня будет непросто, господин Трайл. Я предлагаю следовать ночами, а днем сидеть в тенях. У нас есть материал для обустройства навесов.

— Согласна, — кивнула Астария. — Эта жара просто невыносима.

— О! А ты нам льда наделаешь! — обрадовался я. — Я-то не могу, мне нужно восстановиться.

— Ц! В такой жаре, Рео? Магия обители бледной зимы зависит от шаакле и состояния тела. А если тело страдает от жары… то о чем говорить вообще? На маленькую сосульку я потрачу половину магии.

— Ясно, — поник я. — Смысл от магии, если она воду в жару не может сделать?

— Не все так просто в этом мире, Рео. Кстати, мы тут хотели с тобой поговорить кое о чем…

Она жестом подозвала Леголоса и мы отошли в сторону. Эльф заговорил:

— Господин Трайл, ни мне, ни леди Астарии не приходят вести от господина Эридраса.

— Пра-а-а-авда? Подозри-и-ительно.

— Да. Мы обязаны продолжать выполнять свой долг, но тревога все больше и больше сжимает мне сердце. Я чувствую, что что-то произошло.

— Может он просто занят? Все-таки орки прорвались через Гашарт.

Заговорила Астария:

— Союз эльфов успешно теснит орков. По последним сведениям, от наступающих осталось не больше половины. Я не думаю, что господин Эридрас сильно нужен в таких случаях.

— Д-а-а-ам-с-с, странно.

Астария с Леголасом переглянулись.

— Ты же ничего об этом не знаешь, Рео?

Большим усилием воли я взял рожу под контроль:

— Без малейшего понятия. Меня это тоже тревожит, все-таки Эридрас мой союзник.

Которого я сожрал…

Похоже эльфы повелись.

— Хорошо, господин Трайл. Если вдруг что-то узнаешь, дай нам знать. Мы же пока будет помогать тебе по мере наших сил, и пока это не противоречит интересам нашего господина.

— Конечно-конечно, — уверил я их в своих благих намерениях. — Я все понимаю.

Первую ночь в пустыне мы шли довольно свободно. Жарко было не сильно. И на удивление светло, словно песок отражал свет Близнецов. Астария несколько раз с щедрой руки кастовала нам сосулек, и мы коллективно их обсасывали. Главным челенджем в этом путешествии было додумать, как разговорить говорящую голову, которой ничего не страшно.

— Выколоть глаза? — выдвинул свою идею тролль.

Астария закатила глаза:

— И что это даст, тролль?

Пуки ненадолго задумался:

— Голову без глаз?

Жаркий спор не утихал. Гурон предложил поковыряться вилкой в мозгах. Мол, мало ли как плющить будет. Катя эту идею поддержала, сказав, что если «поднадавить» в некоторых частях умственного вещества, то можно словить очень странные эффекты.

Ну вот пару часов мы и ковыряли. Точнее, ковыряли Катя и Аша. Остальные этого «трэша» не выдержали, отошли в сторону от психов-потрошительниц.

Ой, что же было!

Бошку так плющило! Ваулур умолял, плакал, смеялся, пускал слюну, рассказывал анекдоты, пророчествовал конец света, но найти кнопку «рассказать все» у Кати так и не получилось. Когда его мозги снова восстановились, я дал сигнал остановить эксперимент, подошел ближе:

— Ну как? — спросил я у башки.

— Ты… ты… ненормальный. Вы все… ненормальные. Просто… безумие…

— Не я на тебя напал. И ты че, думал, что можно безнаказанно убивать моих анаконд?

Меня вдруг осенило:

— Господа! Кто хочет поиграть в футбол?

Я расчертил поле в песке. Воротами была просто линия. Потом разделил команды. Первая: Гурон, Дриайя, Аша, Кая и Эхзолл, который со своими четырьмя ногами считался за двоих. Вторая: Астария, Леголас, Катя со своими уродцами, Йолопуки и я с Блюмом. Ну ладно, котоящер от игры отказался, гордо свалив в закат. Подумав немного, я отдал Астарию в другую команду. Все так мы с Йолопукой стоим четверых.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})