Конан – гладиатор - Леонард Карпентер

Минуло невыносимо долгое мгновение, и вот, наконец, Душитель ослабил захват и поднялся.

Один его противник остался лежать на песке, обмякший, ужасающе бледный... и, вне всякого сомнения, мертвый. Конан поневоле задумался над тем, что же могло его погубить. Он не заметил никакого удара ножом, не было и крови.

Если бы хрустнули позвонки, киммериец непременно услышал бы этот хруст даже среди всеобщего шума. Да и в предсмертной агонии Саркад не корчился...

Конан сидел на жарком солнцепеке, и все-таки в спину словно бы потянуло жутким ледяным сквозняком. Он видывал на своем веку немало поединков и битв. Но ни разу еще при нем не удушали человека так умело и быстро!

Ксотар еще постоял над поверженным телом, на забаву толпе напрягая руки, похожие на толстые витые канаты. Потом важным медленным врагом удалился с арены. Новый поединок начался не сразу: надо же было позволить улечься радостному возбуждению на трибунах, дать зрителям время переварить новые впечатления.

В следующей схватке сошлись Сист (парень из цирковых новобранцев, приведенных Датом из трущоб Внутреннего Причала) и еще один – не слишком примелькавшийся гладиатор по имени Калликс. Сист по традиции изображал так называемого «рыбака». Его вооружение состояло из остроги, сети, снабженной грузилами, и ножа для потрошения рыбы. Конан видел, как парень тренировался во владении этим оружием. Не подлежало сомнению, что у него был богатый опыт рыбной ловли на речных отмелях. А может быть, и портовых драк... Его сеть так и носилась в воздухе, то свистя, как плеть, то пузырясь и опадая; Сист уверенно грозил ею сопернику, ничуть не боясь запутаться сам.

Юный Калликс был снабжен щитом, шлемом, копьем и мечом в ножнах. Когда начался бой, он, несмотря на кажущееся превосходство в вооружении, сразу обнаружил, что прорываться сквозь своеобразный заслон летучей сети трудно и небезопасно, а потому вынужден был все время отступать.

Потом он сделал ошибку: метнул копье. Делать этого ни в коем случае не следовало, ибо только копье и не давало Систу подобраться к нему вплотную. Ловкий уличный боец легко увернулся от копья и, пока его замешкавшийся противник вытаскивал из ножен меч, подскочил к нему вплотную. Первый взмах сети Калликс кое-как отвел своим коротким клинком, но оказался совсем не готов к удару тяжелых свинцовых грузил, с глухим лязгом шарахнувших его сбоку по шлему. Калликс потерял равновесие, качнулся вперед и тут же споткнулся, запутавшись в ячейках сети. Длинная зазубренная острога тотчас метнулась вперед, пронзив человеческое тело так же быстро и безжалостно, как какую-нибудь бьющуюся рыбешку.

Сист принял оглушительные поздравления толпы спокойно, с каменным лицом. Добив жертву коротким ударом ножа, он высвободил острогу и сеть. И, едва удосужившись поднять голову навстречу шквальному обвалу рукоплесканий, удалился через Врата Героев.

— Блистательная победа! — сказал Коммодорус с балкона. — А теперь — третья и последняя схватка! — Слова Тирана на всякий случай повторяли глашатаи, расставленные вдоль всего барьера арены. — Итак, высоко ценя труппу досточтимого Ладдхью, мы выставляем их нового бойца, Конана Сокрушителя, против всем известного чемпиона, Мадазайи Стремительного, называемого также Мастером Меча...

Для Конана эта новость прозвучала точно раскат зловещего грома. То есть он, конечно, наполовину ожидал, что сегодня ему вновь придется сражаться. Уберегая себя от лишних переживаний по этому поводу, он даже не стал интересоваться очередностью поединков. Но чтобы его первым противником на здешней арене оказался именно Мадазайя... так скоро... и уже ничего не переменишь, ничего не удастся придумать...

Многие гладиаторы были славными ребятами и добрыми приятелями, но в чернокожем кушите он ощущал поистине родственную душу. И Конан решил про себя: нет уж, ни убивать, ни серьезно калечить Мадазайю он не станет. Чего бы это ни стоило ему самому.

Киммериец вышел на середину арены, застегивая шлем (тот действительно давал кое-какую тень и к тому же скрывал выражение лица), и попытался встретиться с другом глазами. Не получилось. Его противник отрешенно шагал, опустив голову и глядя себе под ноги. Рядом с кушитом семенило двое цирковых рабов: один якобы протирал его щит, украшенный черной эмалью, другой наводил последний глянец на золоченые бляхи широкого металлического пояса, — безобидная показуха, простительная доселе непобежденному чемпиону. Конан все время косился на них краем глаза и спустя некоторое время испытал странное ощущение: ему стало казаться, будто рабы не столько возились с доспехами Мадазайи, сколько вели его к месту сражения. Можно подумать, без посторонней подмоги он туда не дошел бы! Они сопровождали его до самой середины арены, где уже потрудились уборщики, не оставившие на белом песке ни следа крови. Они чуть ли не поддерживали кушита под руки, помогая повернуться в сторону Тирана и приветственно поднять меч. Конан, блюдя обычай, сделал то же. Только тут рабы оставили их наедине и убежали к краю арены.

Стоя лицом к лицу с Мадазайей, Конан вдруг увидел, что ему не показалось: кушит действительно не вязал лыка! Чернокожего воителя опоили, без сомнения, подмешав какого-то дурмана в питье, которым их угощали после сражения с хауранцами... Он вроде бы держал меч наготове, но взгляд был тупым и безразличным. Между мыслью и действием пролег непреодолимый барьер...

Конан на пробу скрестил с ним мечи, желая разведать, осталось ли что-нибудь от мастерства несчастного Мадазайи. Кушит оборонился от его выпада, но так медленно и неуклюже, что столкнувшиеся мечи вместо звонкого лязга издали какой-то стук. Мадазайя был почти парализован. Он едва двигался!

Киммериец принялся лихорадочно соображать. Кому-то понадобилось ослабить Мадазайю, отнять у него великолепное искусство фехтовальщика. Но кому?.. И зачем?.. Тут он вспомнил недавние жалобы Хальбарда, его внезапную смерть... и его осенила догадка. Мадазайя, знаменитый Мастер Меча, был, конечно же, фаворитом в поединке против никому не известного киммерийца из цирковой труппы Ладдкью. Все ждали непременной победы кушита, а значит, поставив на него, больших барышей собрать было нельзя. А вот если кто-нибудь поставил деньги на Конана, неожиданный проигрыш Мадазайи мог принести тому человеку целое состояние.

В общем, дело обстояло как раз так, как и предостерегал сам Мадазайя: тот, кто завоевал признание и славу, должен многого опасаться...

... Поединщики топтались и медлили, и зрителям это не нравилось. Они ждали стремительного кровавого действа, но приходилось довольствоваться лишь вялым и редким скрежетом клинка о клинок.