Принцип Троицы - Галина Манукян

Дина сглотнула. От волнения ее пробрала дрожь:

— Родители, вы сказали. А кто отец?

— Как ты сама думаешь?

— Виктор?!

— Почему бы нет? Доверяй себе, — ласково улыбнулась Анна, — если я все расскажу, жить станет не интересно. Главное, ребенок должен быть зачат в состоянии совершенной любви и гармонии, осознанном обоими, только тогда будет открыт вход для высшей эманации.

Дина с сомнением покосилась:

— Что-то вы не похожи на Архангела Гавриила, и тем более я — на Деву Марию.

— Зачем же повторяться? — Анна взяла из костра тонкую палку, тлеющую с одного края, и стала водить ей по воздуху. На фоне темно-синей пропасти повисла огненная картинка, в которой Дина узнала икону Спаса из Задонской церкви. Девушка протерла глаза. Загадочная собеседница сделала еще несколько взмахов красным тлеющим концом, и лицо, сотканное из огня, преобразилось в портрет сына, нарисованный Диной, — не узнать его она не могла. Завороженная художница поразилась:

— Как вы это делаете?

— Это просто, — Анна опустила палку обратно в костер, и ее быстро начало пожирать пламя, а воздушный поток отнес огненную картину к ущелью и в несколько мгновений развеял над горами.

Дина замерла, как будто сердце у нее остановилось:

— Нет. Я не смогу.

— Да? — испытующе посмотрела на нее необычная вестница.

— Не хочу! — почти застонала Дина. Из самого нутра вырывался вопль, и лопались стянувшие ее изнутри канаты, и она закричала. — Родить людям Христа?! Чтобы потом они дикой толпой распяли Моего ребенка, как когда-то такого прекрасного Иисуса? Убили? Ни за что! Я лучше никого не рожу! Ни им, ни себе, — тяжело дышала она.

— Почему ты решаешь за всех? За того, кого родишь? За Господа Бога? — строго отчитала ее Анна. — Ты не должна! Твое дело принести на свет малыша, а он сам распорядится судьбой! Возможно, она не должна повторить судьбу того Иисуса из Назарета?! Он имеет право сделать выбор: рождаться или нет, быть или не быть.

Звучные, трубные слова Анны вдруг пробили внутреннее сопротивление молодой женщины, у нее перед глазами все закружилось. И невидимый барьер, как стекло в пылающей домне, стал таять, размываться, пока не исчез совсем, уступив место распирающему ощущению Свободы. Неожиданно Дина почувствовала, как изнутри и снаружи на нее хлынула огромная радость и счастье. Она закрыла глаза и запрокинула голову, вдыхая, впитывая кожей это чувство, ощущая, как всю ее пронизывают ясные, прохладные, ласкающие потоки света. Мир для нее слился в радужные волны океана, сверкающего, переливающегося северным сиянием.

Через несколько минут Дина «вернулась на Землю», еще продолжая слышать малиновый звон музыки сфер, и выдохнула:

— А-ах!

— Хорошо? — улыбнулась Анна.

— Небесно! — ответила Дина.

— Вот и чудно, — заметила вестница и тихо продолжила, сложив ладони. — Выбор на самом деле есть у всех. Ты можешь отказаться. Тебя никто не заставляет.

Дина внимательно слушала Анну, обратив внимание, что кончики пальцев рассказчицы светятся в темноте.

— Родить аватара — недостаточно, — с глубокой серьезностью поясняла та, — его надо сохранить, защищать, пока он будет мал, и не мешать, когда вырастет. Оставаться любящей матерью, но помнить, что сущность, которую ты родила, — не принадлежит ни тебе, никому. И однажды твой ребенок, кого ты холила и растила, скажет тебе, что ты ему не мать, и не отец ему тот, кто зачал его тело, и будет прав. И ты должна будешь отпустить и не препятствовать его свободе. И если он решит сам, то вернется к тебе, но этого может и не случиться. От тебя требуется осознанность, понимание и безусловная любовь, поскольку высшим сущностям, таким, каким был Иисус, Кришна или Сиддхартха, трудно здесь. Сколько из них смогло родиться, обрести тело, но не пройти дальше: у кого преждевременно оборвалась жизнь, кто попал в сумасшедший дом. Ты должна не просто быть Матерью, а знать, как твоему ребенку порой сложно, даже невыносимо в чуждой для него среде, и поддерживать его. Поэтому от тебя будет зависеть многое.

— А я смогу? — робко спросила Дина.

— Сможешь, — подтвердила Анна. — Вопрос, хочешь ли?

— Да, — кивнула девушка, — только мне все-таки не верится в то, что вы говорите.

— Еще раз повторяю, ты можешь отказаться.

— Нет, я хочу! — воскликнула девушка, волнуясь.

— Это будет трудно. Подумай, сколько требуется, чтобы принять правильное решение, — Анна проверяла твердость ее желания.

— Я хочу! Хочу! Я мечтала об этом! Я хочу, я согласна, — уверенно, без колебаний произнесла Дина.

— Что ж, — молвила Анна, — значит, ты сделала выбор.

— Да, — ответила девушка и встала, сбросив с плеч шерстяной плед. Она подошла к обрыву и посмотрела в черную пасть ночи, в которой ничего невозможно было различить. Ее охватил легкий трепет, и она обернулась к посланнице:

— Я увижу когда-нибудь Виктора? — с надеждой в голосе спросила Дина.

— Вероятнее всего, да, — предположила Анна.

— Вы говорите, что ребенок должен быть зачат в любви, а ведь я люблю его!

— Хорошо, — кивнула Анна, — время покажет. Виктор тоже имеет право выбора: перед ним лежит несколько дорог, и одна из них с тобой, — она сменила тему. — Дина, я должна сопроводить тебя в безопасное место.

— Куда мы пойдем? — подняла на нее глаза девушка.

— Туда, где тебе будет спокойно, где ты сможешь на какое-то время забыть о ненужных визитах.

— А как же Виктор? Что с ним сделает Сет? — встревожилась Дина, чувствуя, как сжимается сердце.

— Оставь мужчинам мужские игры, — снисходительно сказала Анна. — Пусть подерутся, всем пойдет на пользу! Помнишь, как в сказке, Иван-царевич ищет Елену Прекрасную, отправляется за три-девять земель, сражается, преодолевает… Дай Виктору шанс стать царевичем, а не хилым, неуверенным в себе физиком, которому дали б волю, изобрел бы нечто, способное уничтожить планету…

— То есть его болезнь… — с ужасом догадалась Дина.

— Намеренна, — подхватила Анна, — и то, что я только что сказала — не метафора, а один из его путей, увы… Да, он — гений. Но разум без сердца уже приводил человечество к созданию атомной бомбы, биологического оружия и прочей дряни. Мы пытаемся как-то это сдерживать, но не всегда удается.

— Я бы все отдала, чтобы увидеть его сейчас! — призналась Дина.

— Это можно устроить, — заметила Анна.

Глава XV. Пограничное состояние

Виктору снова не спалось, и работать он больше не мог. Погасив свет, физик в очередной раз пытался заснуть. Сквозь тонкие щели жалюзи проскальзывал из коридора скудный зеленоватый свет. Больница затихла до утра, поскрипывая кроватями, шелестя страницами детектива, над которым склонилась дежурная. На секунду ее потревожил чей-то нездоровый храп, и она снова углубилась в чтение. Виктор прикрыл уставшие от работы глаза, стараясь расслабить напряженный мозг. Сон не шел, и пациент бесцельно вслушивался в тишину, в свое дыхание, чтобы не думать. Внезапно ему показалось, что в палату кто-то зашел. «Наверное, медсестра». Миллер решил притвориться спящим, не желая перекидываться с ней ненужными фразами о бессоннице, о том, что ночью надо спать. Однако кожей он почувствовал пристальный взгляд и услышал тихие-тихие, почти невесомые шаги. Виктор открыл глаза и, моргая, рассмотрел тоненькую фигурку, заворожено застывшую перед кроватью.

— Привет! — ласково прошептала она. — Прости, что разбудила тебя…

— Ты?! — воскликнул Виктор. Он подскочил, как ужаленный, запутался тяжелой загипсованной ногой в простынях, проклиная неуклюжесть. Сглотнул боль, не выпуская ее наружу.

— Ну, что ты, — нежно увещевала его она, — осторожно!

Он встал навстречу:

— Боже, Дина! — неуверенно держась на ногах, Виктор крепко прижал девушку к груди.

— А-а-ах, — только и вырвалось у нее.

Они приникли друг к другу, чувствуя биение сердец, отсчитывающих единый ритм. Без слов. И невозможно было оторваться. Виктор покрывал ее лицо трепетными лепестками поцелуев, ощущая, как грудь его распирает непомерно выросшее, громадное сердце. Он отдал бы всю жизнь, чтобы только чувствовать, чувствовать, чувствовать это настоящее живое любимое тепло! Они ласкали пальцами волосы и ловили на лету дыхание друг друга. Дина таяла, радуясь, что он помнит ее, ощущая, что нужна. Глаза их стремились объять, впитать образ напротив, молча рассказывая друг другу о пережитом.

К нему вернулся дар речи:

— Господи! Ты вернулась!

— Ви-и-тя, — нараспев выдохнула она, отвыкнув произносить это имя вслух.

Девушка сжимала его ладонь, сама не зная, верить ли в то, что он рядом, во плоти, и, сострадая, разглядывала еще заметные ссадины вокруг глаз, на скулах, и новый шрам возле губы. Отросшие темные волосы с редкими штрихами седины покрывали его голову. Взгляд Дины пробежал вниз, цепляясь за перевязанную руку, гипс на ноге.