Волк в зеркале - Николай Владимирович Беляев

недовольного администратора обратно свои деньги. Прежде чем вышли на улицу, я оставил заявку на поиск Любови Лавинской — обещали дать ответ к завтрашнему дню.

Во дворе Дьяченко первым делом глянул на темнеющее небо:

— Да, лучше в Лаврово, а то вдруг польёт. Зря задержались с этим официозом, но вечером они небось и не работают… После дождя, глядишь, развезти может, так что лучше заняться тем, что подальше от цивилизации. Как раз сейчас, пока сухо. Да и если найдём в церкви то, о чём шла речь — лучше с этим сразу домой уехать…

Тут он прав — если там и правда что-то есть, оно скорее всего ценное, и ночевать с ним в местной эрзац-гостинице — ну его нафиг. Охраны тут по сути никакой, не считая периметра — вряд ли администрация озаботилась тем, чтобы тратиться на сигналки на гостиничных номерах. Достаточно того, что милиция в этом же здании, но темно-то чаще всего как раз под фонарём.

Показав полученную квитанцию, мы пересекли мост — небольшая, но всё же экономия. Впрочем, может, это и неважно, если неизвестный мне заказчик обещал Юрке компенсацию за поездку? Выехали на грунтовку вокруг частокола — тут, как и везде, тоже предусмотрен объезд огороженной территории. Справа мелькали какие-то старые пакгаузы — а, точно же, Юрка ж говорил, что где-то рядом есть железная дорога, давно заброшенная…

Наконец вырулили на остатки трассы — не такие приличные, как в районе Крепости, но вполне проходимые, было видно, что машины тут периодически ездят. На севере Бумажный — небольшой городок с бывшим заводом, на котором когда-то массово производили бумагу, отсюда и название. Десять вёрст, если правильно помню сказанное Юркой, но нам так далеко и не надо — Лаврово, как я понимаю, гораздо ближе. Знать бы ещё, где именно…

Местность вокруг холмистая, раскинулись поля, лес за ними в паре вёрст — даже странно, между Вокзальным и Ладогой территория ровная, как стол, и густо поросшая подболоченными лесами, а тут словно куда-то за сто вёрст уехал… Хотя и не помню, каково это — за сто вёрст. От Вокзального за сто вёрст — бывший Ленинград, три десятка лет назад начисто снесённый ядерным ударом… Бывал ли я в нём хоть раз? Не помню. Вообще не помню большого города, никакого.

Ехали неторопливо, чтобы не нарваться на яму, колдун время от времени отмечал, что ничего, кроме некрупных зверей, не чувствует. Ну хорошо бы доехать спокойно…

Поля закончились, точнее — прервались деревенькой, у въезда стоял покосившийся ржавый знак «Рыжово». Не оно… Без карты, конечно, плохо. А небо темнеет всё сильнее — как бы и правда дождь не начался. И странная какая-то ассоциация — будто всё это у меня уже было, вот прямо так, с этим предгрозовым небом…

Миновали две вереницы старых, покосившихся, почерневших от времени домов с заросшими садами. Стало ещё душнее, будто перед грозой, в воздухе словно усилился запах травы и цветов — правда, не знаю каких, сирень уже отцвела, тут её много — почти закрывает собой дома брошенной деревеньки. Наверное, хорошо тут было, пока деревня была в расцвете — тихо, спокойно, уехать сюда на отдых — милое дело…

Вдоль дороги тянулись покосившиеся телеграфные столбы с давно оборванными проводами. Опять пошли поля, лес придвинулся ближе. Эта территория Колчинскими уже не разрабатывается — далековато. Если работать на полях — нужны аванпосты, а их так легко не оборудуешь, особенно малыми силами.

Показалась следующая деревенька, и Юрка сбавил ход. А вот тут знака с названием нет… но зато вон видны столбики, на которых он, скорее всего, раньше висел.

Колтырин подтвердил, что вокруг чисто, и я выбрался из машины — двигатель Юрка, конечно же, не глушил. Травы по колено, главное — чтобы змей не было… Ну, кирзовый сапог не прокусят. А вон и вывеска — точно, проржавела и отвалилась. Я ухватил её за край, приподнял — ржавая как не знаю что, ещё бы — сколько в мокрой траве провалялась, но зато можно разобрать, что первая буква — Л. Похоже, мы на месте.

— Тут только Лаврово на букву Л начинается? — на всякий случай спросил я, забираясь на сиденье.

— Да, — кивнул напарник.

— Ну тогда скорее всего мы на месте.

— Что ищем? — деловито уточнил Юрка.

Если бы я сам знал — что… Старый, почерневший бревенчатый дом. А может, и не бревенчатый — в этом мире его могли обшить досками. Или вообще снести. Шанс что-либо найти невелик — но не говорить же это моим спутникам?

А туча почти над головой висит, чуть ли не ровной линией перечёркивая небо. Хлынет или нет? С одной стороны — надо бы поторопиться, с другой — надо всё делать обстоятельно.

— Здесь на въезде должна быть старая двухэтажка, — вспомнил я сказанное «Любой» в странном полусне. В конце концов, с этого можно начать — тем более, если я говорил во сне с собой же, это скорее всего правильный ответ. — Дом напротив неё. Только не помню, какой именно.

— Посмотрим, — оптимистично пожал плечами Юрка, трогая машину с места.

Двухэтажный дом мы увидели почти сразу, точнее — даже два. Они стояли один за другим по правой стороне от дороги, почти скрытые разросшимися деревьями. Ну что, выходит, мы на верном пути? Осталось только найти нужное место.

Я почувствовал, как бьётся сердце. Неудивительно — есть шанс получить ответ на вопрос, который занимает меня всё время пребывания здесь…

Дома по другую сторону дороги стояли довольно широко, напротив двухэтажек их было штук пять. Хм. Я правильно помню, что машины тогда, на свадьбе, сворачивали в какой-то проулок? Или они остались у дороги?

Ладно, будем искать. Хотя сейчас в чистом виде — «найди то, не знаю что»…

Колтырина оставили у машины — предварительно он уверил, что дома пусты. Осмотрели первый — не то, не то: дом, похоже, намного новее искомого, хоть и выглядит развалиной с осевшей крышей. Второй вообще кирпичный. Третий дом развалился почти полностью, и начало подкатывать отчаяние — может, мы вообще не то ищем? Как можно искать, опираясь на слова призрака и, о ужас, сна?

Вероятно, в уныние мне не дал впасть только Дьяченко — ну, может быть, ещё колотящееся сердце, словно подсказывающее, что мы на верном пути. А Юрка относился к поискам с юмором, вставлял прибаутки, задавал мне уточняющие вопросы — то есть, по сути отвлекал от дурных мыслей.

А вот когда мы вошли во двор