Жизнь на старой римской дороге - Ваан Тотовенц

Когда это было сделано, Маргарита перенесла скульптуру в мастерскую, наглухо забила ее окна, заперла и опечатала дверь.

— Никто не переступит этого порога, пока не умрет самый младший из моих сыновей, — заявила она.

Шли годы. Прекрасные творения покрылись пылью забвения.

Страна стояла на пороге больших событий. Закачался, а вскоре и вовсе рухнул старый строй. Стоны гибнувших смешались с торжествующими голосами победителей. Люди, чьими руками был построен мир, не знавшие прежде ничего, кроме безрадостного, изнурительного труда, поднялись против своих угнетателей. Могучим неудержимым потоком хлынули они с заводов, портов и полей, спустились вниз с горных сел и деревень и затопили города. Засвистели пули, загрохотали пушки. Были сброшены с трона тираны, растоптаны усыпанные алмазами кресты, разорваны в клочья пышные наряды богачей, политые потом и кровью трудящихся. Народ захватил дворцы и замки, разрушил тюрьмы. И из темных подземелий вышли на свет бледные и голодные, но горящие жаждой жизни люди. Господству царей пришел конец.

Вместе со всей страной поднялся на борьбу и город на берегу древней реки.

Над бескрайной долиной запылало зарево пожаров, а на деревьях закачались тела больших и малых тиранов. Их, на коленях вымаливавших себе пощаду, постигла справедливая, священная кара.

Власть перешла в руки тружеников. Новое общество вспомнило о великом скульпторе, глиняные изваяния которого рассказывали о гонимых и обездоленных. Бабушка многочисленных внуков, седая Маргарита, открыла двери мастерской, с ключами от которой она после смерти Овнатана не расставалась никогда.

Смахнули густую пыль с прекрасных творений великого скульптора. Был выделен специальный зал для его работ в национальном музее. А последнюю работу Овнатана передали молодым ваятелям, чтобы они высекли ее из белого мрамора. Свежий воздух ворвался в распахнутые двери и окна темной кельи, и в ней снова зазвучали звонкие удары молоточков ваятелей. Памятник был сделан в натуральную величину, именно таким, каким был задуман он великим скульптором.

Сейчас памятник этот установлен на большой центральной площади города. Под мраморной плитой покоятся останки скульптора, на ней высечено:

ОВНАТАН — СЫН ИЕРЕМИИ

РАССКАЗЫ

Из цикла «Америка»

1. Арабская баллада

В то время я работал в отделе восточных ковров Уинтенского торгового дома. Однажды, когда все продавцы были заняты, меня попросили принять одного из покупателей. Он выбрал несколько дорогих ковров и, подавая мне свою визитную карточку, сказал:

— Моя жена разбирается в коврах лучше меня. Завтра она зайдет к вам. Будьте добры показать ей ковры, отложенные мною. То, что она выберет, пошлите домой. Чек получите в конце месяца.

— Хорошо, сэр, — ответил я.

Посетитель записал мою фамилию и ушел. На его визитной карточке стояло имя мистера Уолдорфа Шилда, известного торговца страусовыми перьями.

Миссис Шилд, подумал я, видно, из тех женщин, которые воображают, что знают толк в коврах только потому, что побывали на Востоке.

На следующее утро в магазин вошла молодая женщина.

Один из продавцов поздоровался с ней и предложил сесть. Женщина слегка кивнула головой в ответ на приветствие и, достав из сумочки бумажку, протянула ему.

Продавец подозвал меня.

— Доброе утро, — сказала женщина.

— Доброе утро, — ответил я.

— Я миссис Шилд.

— Очень приятно, миссис, пойдемте я покажу вам ковры.

Миссис Шилд была высокой, стройной женщиной со смуглым лицом и иссиня-черными глазами, странно блестевшими, словно в них притаилась утренняя звезда. Она грустно улыбалась и была похожа на лилию, цветущую в ночи.

Я стал показывать ковры, отобранные ее мужем. Миссис Шилд говорила по-английски очень правильно, но с явным акцентом.

— Мой муж уверен, что я лучше разбираюсь в коврах, поэтому послал меня сюда. Правда, я с Востока, но ничего не смыслю в них. Надеюсь, вы поможете мне не осрамиться перед мужем.

— В таком случае, миссис, позвольте убрать эти ковры. Мы подберем с вами такие, за которые вам не придется краснеть.

— Буду признательна, — ответила она.

Я не ошибусь, если скажу, что миссис Шилд смотрела больше на меня, чем на разостланные перед ней ковры.

Я выбрал для нее саруг из мягкой шерсти с коралловыми цветами на голубом фоне.

— Сколько он стоит? — спросила она.

— Дорого, миссис, триста долларов. Но поскольку ваш муж ассигновал не более двухсот долларов, я оформлю это так, будто вы купили его с торгов прошлой недели.

— А сколько в таком случае он будет стоить? — заинтересовалась она.

— Со скидкой 180 долларов.

Миссис Шилд поблагодарила меня взглядом.

— Пожалуйста, отошлите этот ковер ко мне домой, я сейчас же оплачу его стоимость.

— Не беспокойтесь, сударыня, мистер Шилд обещал прислать чек в конце месяца.

— Нет, нет, я заплачу сейчас, у меня при себе есть такая сумма.

Она передала мне деньги, которые я отправил в кассу.

— Вы можете прислать ковер сегодня? — спросила она.

— Он будет доставлен вам на дом до вашего возвращения.

…Во мне заговорило любопытство; ведь я тоже с Востока, и мне захотелось узнать, откуда именно она.

— Простите, миссис, — осмелился я, — вы родом из какой части Востока?

— Из Аравии.

— Из Аравии?!

— Да, я арабка, — с печальным вздохом ответила миссис Шилд.

В этом вздохе я уловил глубокую скорбь. Меня поразила грусть ее черных глаз, под сводом тонких темных бровей.

— Вы тоже с Востока? — спросила миссис Шилд.

— Да, миссис, я из Турции.

Она, сочувственно посмотрев на меня, произнесла:

— Салам!..

— Салам!..

Ее приветствие согрело мою душу, как солнечный луч.

— Давно вы в Америке?

— Уже восемь лет.

— Вам нравится здесь?

— Как может нравиться эта страна? — воскликнула женщина, направляясь к лифту, дверь которого в этот момент открылась.

Она выделялась среди американок, стоявших в лифте, как выделяется роза среди других цветов.

Несколько дней спустя миссис Шилд опять появилась и нашей конторе.

Я сразу поспешил ей навстречу.

— Я пришла не за ковром, — сказала миссис Шилд, — я пришла увидеться с вами.

— Я хотел было позвонить вам, миссис, и пригласить на чашку турецкого кофе, но, честно говоря, не посмел.