Рискованный флирт - Лоретта Чейз

– Осмелюсь предположить, у тебя зверски болит голова, – сказала Джессика после долгого молчания. – Бриджет скоро встанет, я пошлю ее вниз приготовить для тебя лекарственную смесь. И закажем легкий завтрак, хорошо?

Пока она говорила, слышался шорох. Он не глядя понимал, что она встает с кровати. Когда дна подошла к стулу взять халат, он отвернулся к окну. Тусклое солнце пятнами покрывало подоконник и пол. Он предположил, что время – после шести утра. Понедельник. Двенадцатое мая. День после свадьбы.

А также день его рождения, с неприятным удивлением вспомнил Дейн. Ему тридцать три года. И он проснулся в том же состоянии, в каком приветствовал этот день последние двадцать лет и будет приветствовать двадцать следующих, уныло подумал он.

– Лекарства нет, – пробормотал он.

Она шла к двери, при его словах остановилась и обернулась.

– Может, поспорим?

– Ты только ищешь повод, меня отравить. – Он взял кувшин и неуклюже налил воду в таз.

– Если не боишься попробовать, я обещаю почти полное выздоровление до отъезда, – сказала она. – Если к тому времени ты не почувствуешь себя лучше, объявишь штраф по своему выбору. Если тебе станет лучше, отблагодаришь тем, что мы остановимся в Стоунхендже и ты дашь мне его осмотреть без язвительных замечаний и жалоб на задержку.

Взгляд устремился на нее и быстро отскочил. Но недостаточно быстро. Спутанные черные волосы лежали на плечах, щеки еще розовели со сна, как перламутрово-розовые мазки краски на белом фарфоре. Никогда еще она не казалась ему такой хрупкой. Растрепанная, неумытая, с поникшим от усталости гибким телом, никогда она не была так прекрасна.

«Красавица и Чудовище», – подумал Дейн, глядя на себя в зеркало.

– Если мне не станет лучше, твои колени мне послужат подушкой на пути к Девону, – сказал он.

Она засмеялась и вышла.

В половине восьмого утра в двух милях от Эймсбури Дейн сидел, прислонившись к огромному камню над равниной Солсбери. Перед ним расстилалось зеленое волнистое одеяло с редкими желтыми прямоугольниками созревших полей. Пейзаж был утыкан отдельными домиками, местами попадались стада овец и коров, словно их лениво разбросала рука гиганта. Та же небрежная рука воткнула рощицы на горизонте и на небольших полянках между склонами холмов.

Дейн поморщился: одеяло, полянка, неуклюжая рука… Не надо было глотать благовонную жидкость, которую дала Джессика. Только он начал себя чувствовать лучше, как его снова охватила жажда.

У него не было женщины несколько недель… месяцев. Если он в ближайшее время не получит облегчение, придется кого-нибудь покалечить. Побольше народу. Избиение Эйнсвуда ни на йоту не улучшило его состояние. Пьянство только ненадолго оглушило. Может, можно было подыскать проститутку подходящих габаритов, но Дейн подозревал, что толку будет не больше, чем от пьянства и драки.

Он хотел свою нежную, прискорбно хрупкую жену и был не способен трезво мыслить с той минуты, как ее встретил. Было тихо. Когда она двигалась, он слышал шелест дорожного платья. Дразнящий шорох приближался, и Дейн старательно смотрел прямо перед собой, пока она не остановилась в метре от него.

– Как я понимаю, один из камней упал не так давно, – сказала она.

– В тысяча семьсот девяносто седьмом году, – сказал он. – Мне говорил итонский приятель. Он заявил, что камень подняли в тот день, когда я родился. Так что я подсчитал. Он не прав. Мне в то время было уже полных два года.

– Осмелюсь предположить, ты кулаками вбиваешь истину в своих школьных друзей. Ведь это был Эйнсвуд?

Несмотря на короткую утреннюю прогулку, она выглядела усталой. Слишком бледная, вокруг глаз – тени. Его вина.

– Кто-то другой, – коротко сказал он. – И не думай, что я скандалю с каждым дураком, который пытается упражнять на мне свой слабый умишко.

– Ты не скандалил, – сказала она. – Ты самый умный боец из всех, кого я видела. Я бы сказала, интеллектуальный. Ты раньше самого Эйнсвуда знал, что он сделает.

Она отошла к упавшему камню.

– Не понимаю, как ты управился с одной рукой. – Джессика бросила зонтик на камень и встала в стойку, сжав кулаки. – Я думала: как он сможет защищаться и бить одновременно? Но ты сделал иначе. – Она отвела голову в сторону, будто уклоняясь от удара, и прыгнула назад. – Ты уклонялся, отступал, завлекал его, чтобы он впустую расходовал силы.

– Это было нетрудно, – сказал Дейн, опешив от удивления. – Он был не такой подвижный, как мог бы быть. Не такой быстрый, как в трезвом состоянии.

– Я трезвая. – Джессика вспрыгнула на камень. – Иди сюда, посмотришь, насколько я быстрая.

На ней была шляпа из итальянской соломки с цветами и атласными лентами, которые она завязала под левым ухом огромным бантом. Дорожное платье – обычное модное безумие из оборок, кружев и пышных рукавов. Над локтями рукава были стянуты атласными завязками, так что они становились похожими на шары. Внизу завязки болтались до середины локтя.

Дейн не помнил, чтобы видел что-либо столь же смехотворное, как эта глупая фемина в боксерской стойке на камне. Он подошел, кривя рот:

– Расслабься, Джесс. Ты выглядишь совершенно безмозглой.

Она выбросила вперед кулак. Он рефлекторно отклонил голову, и она промазала, но всего на волосок.

Дейн засмеялся, и что-то ударило его по уху. Он прищурился. Она улыбалась, в серых глазах вспыхнули искры, близнецы-проказницы.

– Тебе не больно, Дейн? – с преувеличенной заботой поинтересовалась она.

– Ты думаешь, что можешь причинить боль вот этим? – Он схватил ее за руку.

Она потеряла равновесие, споткнулась и уцепилась за его плечо.

Ее рот был в нескольких дюймах от его.

Дейн впился в нее свирепым поцелуем, выпустил ее руку и обнял за талию.

Голову пригревало утреннее солнце, но он ощущал его как дождь, как летнюю грозу, гром желания гремел в ушах, колотилось сердце.

Он углубил поцелуй, он пил сладкий жар ее рта, и его опьянил ответный поцелуй. Языки сплетались в дразнящем танце, у него кружилась голова. Нежные руки обвили его за шею и сдавили. Круглые груди прижимались к его груди. Его рука скользнула вниз и подхватила округлые ягодицы.

«Моя!» – подумал он. Легкая, нежная, скругленная до сладостного совершенства – и его. Его собственная жена соблазняет его невинным, распутным ртом. Как будто хочет его, как будто чувствует то же, что и он, – безумную, изматывающую потребность.

Не размыкая губ, Дейн снял ее с каменного пьедестала, положил на твердую землю… и тут хриплый крик откуда-то сверху вернул его к действительности.

Отвратительная ворона бесстрашно опустилась на камень и повернула к Дейну носатый профиль, одним глазом поглядывая с насмешливым изумлением.