Двое из будущего - Максим Валерьевич Казакевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато у нас есть возможность поставить телефон! Приходил к нам представитель телефонной компании, заливался соловьем, соблазнял чудесами, но цену за обслуживание заломил такую, что поневоле отпугнул. Хотя…, связь нам все равно была просто необходима. И потому, плюнув на расходы, я согласился на установку телефонных аппаратов у себя в доме, и в кабинетах Попова в здании НИОКРа и производства. Попов радовался телефонам как ребенок, не мог с ними наиграться. Каждый день названивал своим заместителям и мне, торжественно декларировал отчеты о проделанной работе. Слышимость у аппаратов была просто ужасная — глухая, с треском, с неразборчивым бубнежом место членораздельных слов. Нас с Михой это бесило и раздражало до такой степени, что иной раз и отвечать на вызов не было никакой охоты, но наш генеральный отказывался нас понимать. Восхвалял аппарат, восхищался человеческим гением. Особенно же меня раздражала во время разговора необходимость держать ручку микрофона возле уха, и для ответа орать в динамик на деревянном корпусе. Жаль, что сдвоенная схема стационарных телефонов здесь еще неизвестна. Хотя…, может быть через несколько лет мы сможем изменить представление людей о том, как должен выглядеть настоящий телефон. Хорошо бы найти технологию карболита — формальдегидной смолы, из которой на заре эпохи пластиков изготавливали черные корпуса телефонных аппаратов и не только. Опять же, зная основу предка пластмасс, мы не могли себе позволить себе ее сейчас изобрести. Денег на исследование нам может не хватить. Так что, и это изобретение откладывалось на некоторое время.
В конце июля Мишка с Мендельсоном съездили в Варшаву — прижучили-таки поляков, что так быстро скопировали наши изделия. Они сопротивлялись, ругались, лезли в драку, и платить за лицензию отказывались. Мендельсон с ними ругался в ответ, тряс драгоценными бумагами перед их носами, а потом эти же бумаги укрывал за своим телом, спасая их от уничтожения. Мишка, защищая юриста, был вынужден отремонтировать освещение самому горластому поляку и теперь тот по ночам мог прогуливаться без карманного фонарика — свой новообретенный под глазом фонарь был красив и огромен, что обещало давать мощный световой поток.
Пришлось нашему юристу обратиться по инстанциям. Смазанные червонцами шестеренки неумолимо закрутились и через неделю после инцидента поляки, бросая гневные взгляды, подписывались в лицензионном соглашении и обещались выплатить первые отчисления через две недели. Обманули, конечно же. Пришлось ехать еще раз и напоминать о необходимости выполнять соглашения. К тому же, согласно договору лицензии, за просрочку платежа на них наложили штраф — пятьсот рублей. Поляки взвыли, но были вынуждены заплатить все до копейки. Больше подобных глупостей они не выкидывали и все лицензионные отчисления к нам приходили в срок.
Мендельсон мало-помалу организовал свой юридический отдел. Нанял персонал, распределил обязанности. Из-за отсутствия офисного здания, временно рассадил людей в двух кабинетах, что стояли свободными на производственной площадке. Он часто мотался за границу, организовывая там местные юридические отделения нашей компании, что будут там вести работу по лицензиям и патентам. К концу лета он уже побывал в Германии, Бельгии, Франции и Британии. На очереди были Американские Штаты. А пока Мендельсона не было, отделом заправляла его супруга Лариса. Опыта и знаний у нее, правда, было маловато, но зато это компенсировалось ее неуемной энергией. Подбором персонала, кстати, занималась как раз она, и, трезво отдавая себе отчет в своей малой квалификации, постаралась набрать себе в подчинение очень сильных юристов.
Не дожидаясь полноценного патентования нашей игры, мы с Мишкой решили-таки выкинуть ее на рынок. Отпечатали в нескольких типографиях десять тысяч экземпляров, заказали на стороне шестьдесят тысяч латунных фишек и двадцать тысяч кубиков. Реклама…, эх, рекламу мы с Мишкой заказали агрессивную. Денег не пожалели, знали, что отобьется с лихвой. Для начала решили продавать игру только в Петербурге, Москве и в Нижнем Новгороде. Как раз в этих городах самый богатый народ России и проживает. По себестоимости один комплект игры у нас обходился в сорок три копейки, оптовикам мы продавали по полтора рубля, а уже те заламывали цены у кого как совести хватало. Кто просил трешку, кто пятерку. Конечно, не все получилось гладко — прошло некоторое время прежде чем народ распробовал игру и молва о ней пошла в массы. Но зато какой был эффект! О как-то само собой заговорили. В кафе, в университетах, в магазинах. Мне люди докладывали, что разговоры о «Монополии» были слышны очень часто. В нее стали играть, обсуждать, проводить по вечерам время. Наши рабочие, которым тоже досталось немного экземпляров, передавали коробки из рук в руки, занимали очередь. Но особый ажиотаж возник, когда мы в газете объявили турнир по игре с настоящим денежным призом в пятьсот рублей. И как-то сразу коробки исчезли из продажи. Пришлось нам в срочном порядке заказывать выпуск еще пяти тысяч экземпляров, а потом и еще трех. И все они оказались раскуплены в кратчайшие сроки.
Как-то раз в середине августа к нам в производственный цех проник посторонний. Молодой мужчина скромной внешности, в классической льняной косоворотке с застиранной вышивкой и в старом ношеном пиджаке медленно ходил по цеху и с восторгом разглядывал, как штампуются кнопки, накручиваются скрепки и вырубаются заготовки для бабочек-зажимов. Он медленно прохаживался по цеху, осторожно переступая через обрубки металла, старался никому не мешать. Его не сразу заприметили, посчитали, что прибыл очередной покупатель, но когда через полчаса он в очередной раз попался на глаза мастеру смены и тот озадаченно спросил о цели его блужданий, мужик стушевался и неуверенно попросил о встрече с самым главным начальником. А так как я в этот момент находился у себя в кабинете, то этого странного мужчину и доставили ко мне.
Мужчина сломал передо мной шапку и неуверенно, но все же с какой-то надеждой в глазах, посмотрел на меня.
— Вы тут самый главный? — спросил он меня через несколько оценивающих секунд.
Я откинулся на спинку кресла, бросив перьевую ручку в пенал.
— Да, это я. Слушаю вас? — спросил я и с наглым интересом уставился на него. Он слегка застеснялся.
— Я это…, — замялся он не громко, разминая в руках видавшую виды шапку, — меня Василием звать, Ивановичем, — представился он, и я не смог сдержать улыбки.
— Чапаев? — не удержался я от ёрничества. Мой тезка по имени и отчеству в отличие от меня еще не был наслышан
