Казанова - Елена Морозова

Братья-авантюристы Кальзабиджи вдвоем составляли единое целое: Раньери был головой, Джованни — ногами. Старший изобретал, сочинял, писал, а младший появлялся на людях и продвигал изобретения старшего. Покрытый коростой и кровавыми расчесами, Раньери Кальзабиджи был разносторонне образован, великолепно разбирался в математике, финансах и торговле, а также был на удивление предприимчив. На миг Казанове даже стало жаль, что Господь обделил его главным своим даром — здоровьем. Но тут Кальзабиджи принес еще одну толстую папку, и венецианец погрузился в изучение выкладок и расчетов, касающихся устройства лотереи и ее прибыльности для казны. Просмотрев все содержавшиеся в папке бумаги, Казанова мгновенно понял, что авторам проекта не хватает только дерзости и убежденности в необходимости задуманного ими предприятия, то есть качеств, которых у него — в отличие от математических способностей — имеется в избытке. Мысли, беспорядочно толпившиеся у него в голове, обрели в составленных Раньери таблицах четкость и стройность. Немного психологии, чтобы оживить сухой язык цифр, — и проект готов окончательно.

И Казанова стал излагать партнерам свои предложения, начав с того, что гарантом выплаты выигрышей должен быть только король. Частному лицу или торговой компании доверия не будет. Лучше, если первый тираж окажется убыточным для казны — несколько крупных и пара сотен мелких выигрышей станут лучшей рекламой лотереи, и второй тираж непременно принесет баснословную прибыль. Начав выигрывать, люди войдут в азарт и примутся покупать билетов вдвое и втрое больше. Надо дать возможность делать ставки на выигрышные номера: лотерея-тотализатор более прибыльна, чем простая лотерея, разыгрывающая призовой фонд. И нельзя откладывать выдачу выигрышей на долгий срок — азарт может пропасть. О том, какие страсти обуревают игроков, Казанове было известно лучше, чем другим.

Строгий математический ум братьев Кальзабиджи в сочетании с психологией Казановы и его виртуозным красноречием сумели склонить на свою сторону членов Государственного совета, высокопоставленные покровители Авантюриста переговорили с нужными лицами, и в октябре 1757 года указ об организации лотереи в пользу Военной школы был подписан. Должность директора и главная лотерейная контора были отданы Кальзабиджи, а венецианца назначили управляющим шести контор по продаже билетов и предоставили пенсион в четыре тысячи франков от доходов с лотереи. Пять контор Казанова тотчас продал по две тысячи франков за каждую, а шестую роскошно обставил и посадил в нее своего камердинера, молодого и смышленого соотечественника, служившего прежде у неаполитанского посланника. Расчет Авантюриста был простой: публика, особенно «чистая», скорее потянется в шикарную контору со смазливым служителем, нежели в ничем не примечательный ларек. Также выигрыши, упавшие на купленные в его конторе билеты, выдавались мгновенно, поэтому когда в других конторах никого не было, у Казановы от желающих купить билетик отбоя не было.

18 апреля 1758 года были опубликованы первые пять выигрышных номеров — 83, 4, 51, 27, 15. Артистическая натура Авантюриста устроила из тиража, говоря современным языком, красочное шоу — цифры выносили красивые девицы, а выигрышные номера — исключительно девственницы, которых по окончании зрелища ожидало небольшое вознаграждение. Особенно привлекательных Казанова пожелал вознаградить лично… Популярность лотереи была огромна, и уже первый тираж принес изрядные барыши как устроителям, так и казне. Казанова, имевший обыкновение преувеличивать собственные заслуги везде, где только ни появлялся, красочно расписывал устроенную им лотерею. Предусмотрительно нося с собой пачку билетов, он никогда не упускал случая предложить их в знатных домах и вскоре оказался самым богатым распространителем, так как из всех владельцев контор он один был вхож в аристократические круги. Не желая вникать в устройство лотереи, вельможи давали Казанове деньги и просили его самостоятельно делать за них ставки, в результате чего к концу вечера пачка билетов таяла, а карманы Авантюриста наполнялись золотом. Выигрыши в основном были небольшие — угадать все пять номеров было практически невозможно, но молва, как всегда, все преувеличивала, и билеты шли нарасхват. «Нет на свете другого такого места, где было бы так просто морочить людей», — писал Казанова о Париже.

Вскоре в столицу Франции прибыл брат Авантюриста, художник-баталист Франческо Казанова, тот самый, который в первый свой приезд принял участие в выставке и получил убийственные отзывы критики. После своего поражения художник уехал в Дрезден, там он все свободное время проводил в знаменитой картинной галерее, где копировал полотна выдающихся мастеров. Труд его не пропал даром, первое же выставленное им в Лувре батальное полотно принесло ему славу и членство во Французской академии. Картина была куплена за двенадцать тысяч ливров, Франческо прославился и разбогател, но, как пишет Джакомо, страсть к роскоши и неудачные женитьбы разорили его.

Итак, дела Казановы пошли в гору, лотерея приносила доход, позволявший жить на широкую ногу, покровительство де Берни открыло двери аристократических салонов, и Казанова погрузился в привычную круговерть: женщины, игра, празднества, балы, театральные представления. Среди светской суеты Соблазнитель даже совершил необычный для него поступок: обручился с дочерью Сильвии, очаровательной Мари-Мадлен Балетти. Когда Казанова впервые приехал в Париж, Манон, как звали девочку родные и друзья, было двенадцать лет, и на фоне Сильвии (которую некоторые считали любовницей Казановы) венецианец ее просто не заметил, в то время как Манон влюбилась в него с первого взгляда, невзирая на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте. Теперь дочери Сильвии было семнадцать, она предстала перед Соблазнителем во всей красе своей ранней юности, и он просто не мог не влюбиться в нее. А так как Манон давно была уверена, что они созданы друг для друга, то они обручились. Девушка полагала, что после обручения последует свадьба, но Казанова был совершенно иного мнения. Конечно, он не высказывал его вслух, но когда речь заходила о браке, он тотчас вспоминал прежние свои отговорки. Когда же ему напоминали, что лотерея принесла — и какое-то время продолжала приносить — ему вполне приличные дивиденды, уводил разговор в сторону. Говоря об отсутствии у него средств, Казанова был искренен, ибо аппетиты его росли. К тому же с легкой руки де Берни он прослыл финансистом, и известность эта вкупе с должностью распространителя лотерейных билетов изрядно расширила круг его знакомств. Его то и дело приглашали на званые приемы и обеды, где он говорил, говорил и говорил — словом, был в своей стихии, которую он не хотел оставлять ради семейной жизни. Тем более, по его собственным словам, привязанность, питаемая им к Манон, нисколько не мешала ему влюбляться в других женщин. Ведь Манон, несмотря на давнюю свою любовь к нему, ласково, но твердо отклоняла все его попытки склонить ее к связи до брака. Узнавая об очередной измене жениха, девушка горько плакала и при встрече пыталась увещевать его, однако уговоры ее были тщетны.