Уроки любви и ненависти (СИ) - Крааш Кира

– Бесприданница!

Надо отдать Маркусу должное, лицо он сдержал, но очень вкрадчивым тоном поинтересовался:

– Всегда знал, виконт, что у вас с инстинктом самосохранения беда, но никогда не думал, чтобы до такой степени.

А потом как-то очень резко, очень хитро и очень болезненно сжал плечо мужчины:

– Отпусти мою невесту, смертник.

Руки мужчины мгновенно разжались, и он, тихонечко скуля в такт музыке, сбежал с танцевального паркета.

– Я бы и сама справилась, – заявила я, наблюдая позорное бегство.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Маркус и протянул мне руку: – Потанцуем?

– Эм-м…

– Хартман, сейчас начнется магический данс и нас затопчут.

Я недовольно цокнула и приняла руку парня. И все пары пришли в движение.

76

– Как ты меня нашел? – спросила я, отплясывая данс.

– Марго сказала, – Норон крутанул меня.

– А я думала, она решила сбежать от этого малоприятного типчика, – я подпрыгнула и щелкнула каблуками.

– Она и сбежала, – согласился Маркус, за талию приподнимая меня над полом, – и поспешила уведомить меня, что тебя нужно спасать.

– Я бы и сама справилась! – возмутилась я, чуть дрыгнув ногами, потому что парень не опускал меня на пол.

– Конечно, а мне потом дворец тушить… – усмехнулся Маркус, ставя меня обратно.

Краем глаза я заметила, с какой лютой ненавистью на меня даже не косится, а пялится вся холостая женская часть гостей! Конечно, ведь герцог выглядел, как самый желанный приз из женских грез. Весь такой высокий, широкоплечий, красивый, с прямым взглядом глаз цвета стали. В модном костюме с алым шейным шарфом. Подстрижен был, правда, слишком коротко для аристократа, но мне так даже больше нравилось. Во-первых, не было этой приторности беспомощных маменькиных сыночков, а во-вторых, я же сама к его стилю руку приложила.

– Почему красный? – спросила я, кивнув на шейный платок, завязанный красивым узлом.

Сейчас надо было прижиматься к партнеру на максимально дозволенное расстояние, но прижиматься к Норону мне не хотелось, а потому я осталась стоять. Но Маркус, видимо, решил, что он не гордый, сам шагнул ко мне и прижал к себе.

– Чтобы было под цвет твоего платья, – усмехнулся парень.

Я уперла руки ему в грудь и вспомнила, что вообще-то собиралась разрывать помолвку. Пришлось запрокинуть голову и напомнить ему об этом:

– Это ты зря. Ты ведь собирался поступить, как настоящий аристократ, и спасти меня от навязанного брака.

– Думаешь? – чуть усмехнулся Маркус, и в его глазах вспыхнул какой-то подозрительно озорной огонек.

Ответить мне не удалось, настало время следующей фигуры танца, где партнеры находились на расстоянии, неудобном для диалога. Вообще-то надо было кружиться по квадрату, плавно продвигаясь по залу, но это же были мы с Нороном! Какое плавно, какой квадрат?

Маркус уверенно вел нашу пару куда-то в направлении трона. Я не менее уверенно сопротивлялась. А потому мы мотылялись туда-сюда по залу, сбивая встреченные по пути пары, которые оказались недостаточно расторопны, чтобы отпрыгнуть от нас подальше.

Несмотря на весь запал, до трона мы не доскакали. На нашем пути возникла герцогиня Норон. И судя по выражению ее лица, у меня были все шансы больше не беспокоиться о помолвке – женщина готова была прибить Маркуса прямо посреди бального зала. Прилюдно и собственными руками.

– Бежим! – шепнул Маркус мне на ухо, заставив поежиться от побежавших по шее мурашек, приподнял за талию в такт танцующим, развернул в противоположную сторону, поставил на пол и… схватив за руку, побежал!

У меня был широкий выбор из двух вариантов: бежать с ним или волочиться по полу за ним. Естественно, я решила, что бег с герцогом под руку не такое позорное занятие, как натирание полов своим платьем.

И мы побежали прямо сквозь танцующие пары, а вслед нам неслось многообещающее:

– Маркус! Вернись немедленно, я оторву тебе голову!

Но Маркус жертвовать головой не собирался, а потому на впечатляющей скорости, лавируя с поразительной ловкостью между парами, спасался от матушкиного гнева. И я вместе с ним.

Мы пробежали зал, игральную комнату, где мне вслед раздался сдавленный писк моей матери, курительную комнату, где мой отец удивленно крякнул при моем появлении, комнату для отдыха, где какая-то парочка решила заняться непотребством, но при виде нас пыталась сделать вид, что это не то, о чем мы подумали, и, преодолев какой-то скучный коридор с огромными фамильными портретами, остановились, только вылетев в зимний сад.

Лишь здесь Норон изволил отпустить мою руку, и я согнулась пополам, тяжело дыша. Упала бы на землю, но мощенная гранитной плиткой дорожка не вызывала симпатии.

– Маркус… – просипела я, – если мать твоя тебя не убьет, это сделаю я.

– Почему? – миролюбиво поинтересовался парень.

Даже не запыхался нисколько!

Я резко выпрямилась, намереваясь наорать на него от души, но мое не слишком тренированное тело такой выверт не оценило, и меня немного повело. Вероятно, я бы даже упала на этот несчастный гранит, если бы Норон мягко не придержал меня за талию. Я посмотрела в его хитрющую морду и выдала глубокомысленное:

– Потому что.

– Понял, – хмыкнул Маркус. – Здесь были лавочки, тебе стоит присесть. Пойдем.

– Опять идти?! – вяло возмутилась я. – Брось меня здесь, я готова посидеть на дорожке.

– Ну еще чего, – не согласился Норон и…

ВЖУХ!

Подхватил меня на руки и понес куда-то вглубь сада. Я вяло дрыгнулась, больше из упрямства, конечно, а не от желания вырваться. Сил идти куда-либо не было: от бега на каблуках ноги отваливались.

Шли мы недалеко и недолго, но оказались на симпатичной лавочке под раскидистым вечноцветущим деревом чудница. Он цветет алыми цветками, чьи лепестки чуть светились, опадая. Получалось красиво, романтично и вообще…

И вообще, на кой демон он меня сюда приволок?

– Только не говори, что ты не просто так сюда бежал, сшибая все на своем пути, – спросила я, подозрительно прищурившись.

Маркус стоял ко мне боком, засунув руки в карманы, и, запрокинув голову, рассматривал цветочки на нижних ветках. Я сидела на лавочке, опершись руками о сиденье и рассматривая парня. Сейчас он меньше всего походил на того ледяного мага, с которым мы крушили магическую академию. Он стоял, молчал и, кажется, о чем-то думал.